Дон Мигель, спешившись, пробирался вдоль Старой дороги к заброшенному трактиру. Сип, послушный знаку, неслышно, как тигр на охоте, крался следом.

У трактира пока никого. Немудрено, запас времени – больше получаса. Надо осмотреться и занять позицию. Трое наёмных – не главное. Тот, кто платит – вот, кто ему нужен.

Лейтенант Марес осторожно вышел на поляну. В темноте он видел, как кошка.

След от костра. Вот и верёвка, на дереве. Камень. Всё, как сказал этот… этот… негодяй! На камне засохшая кровь. Странно. Ещё кровь, целая лужа, уже впиталась. Размазанная кровавая полоса: тащили тело? И ещё пятно.

Следы копыт. Приметный след. Марес ощупал его рукой: так и есть, от подков крупного боевого коня.

А здесь конь ложился.

И ещё кровь.

Разрытая земля у кустов, куча веток… Снова кровавая полоса…

Что, чёрт возьми, здесь делается?

Картина произошедшего никак не складывалась – близость опасности отнимала внимание, не давала сосредоточиться.

Шорох. Шаги. Мигель взвёл курок и неслышно отступил в заросли, к Сипу. Оба затаились.

На поляну бочком-бочком выкатился Леваллеро. Воровато огляделся и стал разматывать верёвку, тянуть через тропу.

На дороге со стороны лагеря ненатурально заквакали лягушкой.

– Ты, что ли, Петерсон? – зашипел Леваллеро, тщась пронзить взглядом мрак.

– Да я, я, – гнусаво отозвалась дорога. – Шварцахер этот где?

– Сейчас будет. Ищет, наверно, на чём их утащить, – Леваллеро нервно хихикнул: – Зачем, интересно, они ему понадобились?

– Зелье варить, наверно, будет из них. Сердце заберёт или глаза, или ещё что… Я что-то слышал такое. Он же того, говорят, колдун или чернокнижник, или как его там.

Мигель силился связать в голове обрывки сведений: «Их», «Они». Значит там, в ветках и в земле кто-то уже есть. Кого-то припрятали, – понял Гарсиа. А ещё ему стало понятно, почему Рыжий Чёрт сюда не пошёл. Потому что дело тут нечисто. За такое не винят. Ну хоть сказал бы честно – колдовства, мол, боюсь, я бы понял, – думал лейтенант. Спасибо хоть так предупредил.

Опять заквакала, заскрипела лягушка.

– Да тут мы, тут, иди уже, – прошипел Леваллеро, – лезь давай на свой дуб. Давно там должен быть, с камнем со своим.

– Да куда спешить? Он после одиннадцати поедет.

– Он-то после одиннадцати, а Шварцахер сейчас уже тут будет, и чтоб все на местах уже, и чтоб всё готово!

– А ведь Гарсию этого, говорят, убить нельзя. Он, говорят, того, заговорённый. И лошадь его.

– Ты того, не начинай, не начинай, – дрогнувшим голосом отвечал Леваллеро: – Ты страху не напускай, ты не промажь смотри.

– Ага, – согласился Беррано. – А ты Харраду проверь.

– Чего? Ты что, дурак?! Ты чего страху нагоняешь? Что ему сделается?

– А ты проверь, проверь, а то если они друзья, так он тоже тогда, того, заговорённый. Вот как вылезет сейчас… или уже вылез. И, того, ходит тут.

– Вот дурак, сам трус и всех напугал! Да с чего вдруг они друзья?

– Да с того что он напал.

У дона Мигеля мутилось в голове. Кто напал? Кто друзья? Почему «потому что друзья»? И опять этот Харрада. Это что, Харрада на них напал? И они живы?! Непохоже на него. Или напал кто-то другой? А что если дон Михаэль не пошёл сюда совсем не потому что побоялся колдовства или чего угодно – а потому что не мог! И говорил лёжа – не из заносчивости, сквозь зубы цедил – от боли, и говорил кратко и мало – не от презрения. Строго по делу. Ни одного лишнего слова. Он же экономил слова! Экономил дыхание. А его – вооружил информацией – и быстрей выпроводил! Выпроводил, пока не…

Лейтенанта пробила дрожь. Бросать здесь всё к чёртовой матери и бежать быстрее к нему! Только бы ещё застать!.. Только бы не поздно!

Бесшумно отступил на шаг. И – остановился. Нет. Нельзя. Рыжий Чёрт, возможно, жизнь отдал за то, чтоб у него был теперь этот шанс. И он спросит. Имеет полное право спросить. Что тогда ему ответить?! И «бросить здесь всё» Гарсиа Марес не посмел.

Если возможно заорать шёпотом, то раздался именно истошный вопль Беррано:

– Харрады нет!

– Ты что дурак говоришь! – взвизгнул Леваллеро: – Там он, там.

Петерсон, истерично заикаясь, гнусавил, как заклинание:

– Я ж его добил, я ж его добил, – пытаясь руками раскидать землю: – Я ж добил его, добил… Я добил…

Подоспевший уже заказчик с остервенением тыркал рыхлый грунт своей шпажонкой, та не встречала ни малейшего сопротивления. Вся спесивая надменность с Шварцахера слетела. Он пятился, приговаривая:

– Я же попал в него, он упал, упал, я попал в него…

Больше не шептались. Орали в голос:

– Он выкопался. Он мёртвый выкопался!

– Они сейчас оба будут тут.

Негодяи метались, не зная, в какую сторону спасаться – а вдруг мёртвый Харрада именно там. Его и живого-то боялись до смерти – а уж теперь!..

– Надо было голову отрезать!

– Чего он вообще на нас напал?

– Он всё слышал, он подслушал, ты что, дурак! Он ему всё расскажет! Они сейчас оба тут будут!

Шварцахер развернулся бежать…

И очутился лицом к лицу с тем, на кого вёл охоту. Грохнули два выстрела.

Снова тянулись секунды ожидания. Секунды, похожие на часы. Вода вновь стояла рядом, но больной больше не пытался её взять – он совершенно изнемог. Он не мог даже поправить одеяло. Всё плыло. Как там дон Мигель? Один… Должно быть, перевалило заполночь. Время тянулось нескончаемо – и всё же его было слишком мало: оставалось мало. Харрада понимал, что дела его уже совсем плохи. Он боялся уснуть. Зажал в зубах палец и время от времени сильно сдавливал: помогало. Продержаться до лекаря! Время шло.

Вернулся слуга. Один.

– Ренато, воды. Что лекарь?

– Не придёт. Он сказал, что инструмент после возьмёт. Сказал, что Вы и вправду бешеный, и что успокоитесь, только когда Вас закопают. Поглубже.

Ну что ж, помощь от лекаря он всё-таки получил: в виде вот такого вот наглого ответа. Сил, по крайней мере, прибавилось вдвое – настолько ответ взбесил:

– Каналья! Не дождётся! Я ему его инструменты в глотку затолкаю. Бери щипцы! Будешь пулю искать.

– Я не могу! Я боюсь! Там же кишки внутри!

– Не голоси. Внутри – не снаружи. Между ними и будешь искать.

– Ой, и не только внутри!!! – Ренато упал лбом на кровать и разрыдался.

– Да, проку с тебя мало. Замолчи. Поедешь в город. Найдёшь врача там.

Слуга поднял голову и хлюпнул носом:

– Он дорого берёт, а у Вас денег нет.

– Продай Хорезм-Шаха.

– Так ведь ночь.

– Ничего, его и ночью купят. Ступай.

Зачем он это делает? Почему продолжает борьбу? Ведь знает прекрасно, что сделать уже ничего нельзя. Его судьба совершилась. Почему бы просто не выпить воды. Отвести напоследок душу. Но Рыжий Чёрт не привык сдаваться. И пусть с ним всё кончено – бороться он будет до последнего. Потому что иначе нельзя. Потому что сдаться – недостойно.

Ренато встрепенулся:

– Ой, я же знаю, кто купит Чинка прямо сейчас.

– Ты у меня в лоб получишь прямо сейчас. Чинк учёный. Не смей, пока я жив. Воды дай. Голову намочи. Ещё воды. Ступай. Стой. Слышишь? – Кто-то гнал лошадь во весь опор. Сумасшедший перестук копыт приближался. – Выйди посмотри. – Коня резко осадили у двери. Выйти посмотреть Ренато не успел: с ног его чуть не сшиб вошедший, вернее влетевший в палатку Мигель:

– Живой! Слава Богу! Куда ранен?! – Он едва переводил дух. Выражение крайней тревоги, страх ожидания самого худшего на его лице мгновенно сменились облегчением, даже радостью, и тут же – обычной спокойной суровостью. За полсекунды – буря чувств. И Марес снова, как всегда, строг, невозмутим, властен: – Почему не в лазарете! Полковой хирург извещён?