– Дон, пошли спать! – прошептал парень. И пес, еще раз посмотрев по сторонам, залез вместе с Митькой в шалаш.

И что он там мог видеть в таких потемках? – подумал Митька, вылез на мгновение из-под крыши их временного жилища, подкинул в огонь два толстых полешка, а потом завалился на лапник и мгновенно заснул.

Дон же не спал всю оставшуюся ночь. Он чувствовал кого-то, и, зная, что это существо не причинит вреда его хозяевам, все же решил охранять их до самого рассвета. А там он разберется, кто к ним пожаловал, и что ему нужно. Он знал точно только одно – это был не волк и не человек…

Митька проснулся раньше Вероники. Дона в шалаше уже не было, вокруг было тихо, если не считать гомона птиц и таких уже привычных звуков оживающего леса. Он выглянул из шалаша, но не увидел собаки.

И где его носит? – подумал Митька. И еще он решал, говорить ли Веронике, что ночью вокруг их шалаша кто-то бродил? Может, не стоит пугать её, ведь все, вроде бы, обошлось?

Он приподнялся на локте и стал смотреть на спящую девушку. Она была восхитительна. Тихая, теплая и беззащитная. И такая красивая! Почему он не замечает этого тогда, когда она бодрствует?

Вероника потянулась и открыла глаза.

– С добрым утром, фея! – сказал он и улыбнулся.

– От чего же я теперь стала феей? – улыбнулась ему в ответ Вероника.

– Когда ты спишь, а не командуешь, ты очень похожа на прекрасную фею! – сказал Митька и пригладил рукой волосы.

– Прихорашиваешься? – с ехидцей спросила Вероника.

– Да нет. Я и так красив.

– Ну, в этом я не сомневалась! – засмеялась Вероника и стала вылезать из шалаша.

Митька, наблюдая за девушкой, и любуясь, как грациозно она выползает из их ночного укрытия, вдруг заметил, что она замерла и больше не двигалась с места, оставив внутри только свою соблазнительную попку. Но ведь это не могло быть заигрыванием с ним? Что же тогда?

Он последовал за ней и увидел, наконец, того, кто не давал им спокойно спасть! Ну… Не ему, так Дону.

С небольшого пригорка на них внимательно смотрела большая черная овчарка.

Дон бродил рядом и не обращал на нее никакого внимания…

– Боже! – воскликнула Вероника, я, кажется, знаю эту псину! Это же собака дяди Петра!

Глава 11. МАРТА

– А ты уверена, что этот не волк? – рассматривая собаку, спросил Митька.

– Какой волк? – засмеялась Вероника, – он бы уже лежал мертвый, рядом с шалашом. А потом, я в состоянии отличить собаку от волка!

– А… Забыл, наш Дон ведь волкодав! – с иронией сказал Митька.

– И нечего иронизировать! Я думаю, если бы он увидел, как Марта режет нашу последнюю овцу, он бы ей задал. Но не думаю, что убил бы.

– Ты так считаешь?

– Просто уверена! Это произошло через несколько дней после убийства участкового. Собака бегала голодная. И никому ненужная.

– Но она могла у кого-нибудь из местных попросить есть.

– В деревнях редко кормят приблудившихся собак.

– Но все же должны были знать, чья это собака!

– Тем более! Её хозяина не очень любили в деревне. А в райцентре не знаю.

– А ты уверена, что это точно собака убитого участкового?

– Сейчас попробую ее окликнуть. Марта! На!

Собака свернула голову набок, потом быстро вскочила и подбежала к Веронике.

Вероника взяла миску Дона, и положила ей немного каши. Она моментально съела ее, вылизала миску и вопросительно посмотрела в глаза девушке.

– Мало ты ей дала! – пожалел собаку Митька.

– Кто знает, сколько она уже голодала. Сразу много нельзя, да и каша почти кончилась.

Дону не понравилось, что Марту кормят из его миски, он утробно зарычал и отвернулся. Он еще долго потом ворчал, но когда Вероника, вымыв миску в озере, дала каши и ему, он успокоился, и, обняв ее лапами, не спеша принялся за еду.

Марта смотрела на него, а с кончика ее языка стекала тонкая струйка слюны.

– И не стыдно тебе, Дон! – подойдя к нему, пожурила пса Вероника.

– Неужели ты думаешь, что он ее дразнит? – догадался Митька.

– Абсолютно уверена. Ты видел, как он обычно ест. Секунда и еды нет!

Митька завалился на траву и расхохотался.

– С вами не соскучишься! Такого тут насмотришься, можно в старости мемуары писать, как я прятался в глухой тайге от бандитов, наблюдал за природой и за отношениями между собаками.

– Конечно! За кем же еще? Между нами с тобой никаких отношений, если только за дикими зверями наблюдать, – съязвила Вероника. – Только я этого тебе делать не советую!

– Я не понял? Это намек? – подойдя к девушке, спросил Митька.

– На что? – сделав вид, что не понимает его.

– На то, что у нас никаких отношений нет. Ты хочешь, чтобы у нас были отношения?

– Ну, хотя бы дружеские…

– А мы не друзья?

– Нет. Ты мой охранник, – и нахмурилась, – или надсмотрщик. Плетешься за мной вглубь тайги, чтобы узнать, где я прячу кучу золота! Или как там его называют блатные – рыжья.

– Ну, ты даешь! – обиделся Митька и, отвернувшись от нее, стал собираться.

– И нечего обижаться. Пока что я не видела от тебя никакой пользы. Значит, ты просто за мной наблюдаешь.

– Так. Все! Дон твоя собака, – хватаясь за тележку, сказал Митька, а Марта моя. Марта, ко мне!

Марта подошла к Митьке и села рядом с ним.

–Во-от! Что значит немецкая овчарка. Беспрекословное подчинение хозяину!

– Тоже мне хозяин! Марта, ко мне! – позвала собаку Вероника. Но собака не сдвинулась с места.

Вероника даже обалдела. Ничего себе! Я ее кормила, а хозяином эта неблагодарная псина выбрала Митьку!

– Вот. Видела? Теперь у меня своя собака! А у тебя своя!

– Ну, и замечательно!

– Вот и отлично!

Молодые люди закидали ветками место своего ночлега, затушили костер, навалили сверху лапника и старых стволов, закамуфлировав таким образом и шалаш, и кострище, и тайник. Вероника повесила на Дона торбу, взяла свой рюкзак и сказала:

– Пошли. Сегодня путь будет еще труднее. Крепись, студент!

Это была их первая размолвка…

Молодые люди шли еще четыре дня. Все последующие ночи они ночевали под открытым небом, разжигая костер, быстро готовя себе ужин, и, падая без сил, засыпали. Они теперь находились под неусыпной охраной двух собак, Марта спала рядом с Митькой, а Дон демонстративно ложился с другой стороны, рядом с хозяйкой. Таким образом, получалось, что Вероника и Митька спали рядом, и иногда в уже довольно прохладные августовские ночи слишком сильно прижимались друг к другу. Ни девушка, ни парень не могли с точностью сказать, что им это нравилось. Но они воспринимали это как должное, как вынужденную необходимость. И ни тот, ни другой уже не могли утверждать, что их это совсем не волновало…

Марта оказалась очень толковой собакой, и привыкшей за довольно непродолжительное время скитаний, самостоятельно добывать себе пищу. Она часто притаскивала на стоянку убитого ею зайца, или зазевавшегося на току глухаря, и все время отдавала добычу Митьке. Митька недоуменно смотрел на убитую живность и совершенно не знал, что с ней делать. Часто это происходило на привалах, и Вероника с ехидным смешком забирала у Митьки дичь, свежевала ее, или общипывала птицу. Это было неплохой подмогой, так как кроме двух килограммов гречки и банки тушенки у них ничего не осталось. Марта была совсем не против, что девушка забирала у хозяина добытую ею дичь. Главное для собаки было то, что она приносила ее своему новому хозяину, а потом из рук Вероники получала миску вкусной каши.

Митька уже не мог равнодушно относиться к Марте, он часто гладил ее и хвалил, чем приводил ее в томное состояние. Она начинала ластиться к нему, как кошка, ложилась на спину, требуя, чтобы ей погладили живот, а потом начинала носиться вокруг стоянки и восторженно лаять.

– Неужели ты думаешь, что Марта могла убить твою овцу? – как-то раз спросил Митька у Вероники.