Харес начал подозревать неладное. Было еще не очень поздно, до завтрака оставалось время. Всадник погнал верблюда в сторону оврага. Он принялся быстро бить ногами по бокам животного, чтобы как можно скорее подъехать к детям, продолжавшим взбираться по склону холма.
На полпути он спросил у отставших женщин:
– Что это за шум?
– Не знаю, Харес, – ответила одна из них.
– А где Халима? – спросила другая.
– У колодца.
Никто не знал, что же на самом деле произошло. Все бежали, глядя друг на друга, и торопились вперед, чтобы не отстать от остальных, напоминая стадо овец, оставшееся без пастуха. Всадник растерянно топтался на месте. «В чем же дело?» – спрашивал он себя. Он снова посмотрел на пыль у подножия холма. Неизвестность была невыносима. «Будь что будет. В каждом стаде должен быть свой вожак», – подумал он и погнал верблюда на вершину холма. Шатер Хатеба был по пути, и в это время суток мимо него мало кто проезжал. Харес знал: если Хатеб увидит, что он отправился не в пустыню, а вслед за женщинами и детьми, то обязательно что-нибудь съязвит по этому поводу. Однако выбора не было: обойти шатер Хатеба никак не получалось. Если это веселье, тогда ничего страшного, он смог бы по пути помахать Хатебу и той же дорогой поехать в пустыню.
Внезапно всадник подумал о своем брате. Не дай Бог, с ним или его семьей случилось что-то страшное! Он продолжал гнать верблюда к шатру Хатеба, и чем ближе подъезжал, тем громче становились людские крики.
* * *
Песчаный ветер унес слова, невидимые слова, рожденные рокочущим и пугающим громом. Глазам предстали развеваемые ветром черные одежды женщин, собравшихся возле колодца. Халима сидя наполняла бурдюк водой, но вдруг ее охватило волнение. Налив лишь несколько чаш воды, она заметила, как по холму к колодезному срубу бежит мальчик. Она подумала, что это, конечно же, не ее сын, а кто-то другой. Точно так же, когда сообщают о нападении волка на стадо, никто сначала не думает, что пострадал именно его скот. К тому же мальчики семи-восьми лет издали очень похожи друг на друга. Когда он приблизился, Халима сначала не поверила своим глазам, подумав: «Неужели это действительно Абдулла?» То, как бежал мальчишка, его короткие ловкие ножки, длинная потертая рубаха… «Наверное, на его стадо напал волк», – решила Халима. Это действительно был Абдулла, ее сын, который босиком бежал к матери. Опершись руками о колени, Халима поднялась и уронила на землю чашу для воды. Раздался громкий треск, и чаша раскололась пополам. Халима не верила своим глазам. Как Абдулла здесь оказался?
– Халима, он убежал! – крикнула ей сестра Разия.
Халима обернулась. Горлышко бурдюка наклонилось, чаша валялась разбитой на земле, вода стекала по камням, лежавшим возле колодца.
Халима рассеянно взглянула на Разию, посмотрела на бурдюк и разбитую чашу, а потом уставилась на Абдуллу, следя за тем, как быстро он спускался по склону холма. Другие женщины, стоявшие около колодца, заметили, с какой поспешностью бежал мальчик, и зашептались между собой. Халима отошла от колодца и направилась к сыну. После встречи с христианским монахом она была готова ко всему. Ее сердце отчаянно колотилось, она не могла вымолвить ни слова. В глазах застыл страх, язык словно онемел. Слова замерли в горле, да и что тут можно было сказать?
Подбежав к женщинам, Абдулла закричал: «Приехали!»
Халима опустилась на колени и расправила плечи. Мальчик не смог вовремя остановиться и с разбега налетел на мать. Халима упала спиной на землю, но всё же удержала голову сына у своей груди.
– Не бойся, не бойся. Всё в порядке.
Сев на пятки, она принялась вытирать ладонью пот и грязь со лба сына.
– А теперь расскажи, что случилось? Волк напал? Разбойник объявился?
– Чужаки…
– Чужаки? Разбойники? Говори. Что случилось? Стадо увели?
– Стадо? Какое еще стадо? Они сейчас ходят возле шатров…
– Чтоб тебе пусто было! Ты меня сводишь с ума! Говорила я, не видать нам стада. Это всё волки, гиены. Рассказывай…
– Они ходят от шатра к шатру.
Халима взяла сына за плечи:
– Что они делают? Обыскивают шатры? Откуда они пришли? Зачем? Что они ищут?
– Никто не знает, но… Дай попить, я умираю от жажды.
– Где мужчины? Погибли?
Мальчик посмотрел на женщин и невольно засмеялся.
– Все ушли за чужаками.
– Только бы не заклинатели!
– Они в таких ярких одеждах!
Халима поднялась на ноги и посмотрела на дорогу, по которой прибежал ее сын. Пыль все еще не осела на землю.
– Где твой брат?
– Я не знаю.
– Где ты сам был? Разве ты не был в пустыне? Тебя сюда отец послал? Говори.
– Я шел за ними по пятам до стоянки. У них такие красивые одежды.
– Значит, ты бросил стадо. Бессовестный.
– Я вернусь…
– Куда они шли?
– Они заглядывали в шатры.
– В какие шатры?
– Во все.
– К нашему подходили?
– Они такие удивительные, мама.
– Пропала ты, Халима.
Халима вернулась к колодцу и подняла полупустой бурдюк. Немного подумав, она решила, что сейчас некогда наполнять его доверху. Только сейчас женщина поняла, что́ ее волновало. Беспокойство не могло появиться ниоткуда. Она держала в руках бурдюк, и вода в нем шумно плескалась. Надо было скорее возвращаться в свой шатер. Не успела она сделать и шага, как Разия спросила:
– Куда ты так спешишь?
Халиме нечего было ответить. Она хотела казаться безразличной, но как могло сердце выдержать это и какие слова надо было найти? Она словно онемела и не могла вымолвить ни слова. Сердце сковал страх, идти не было сил. Она наступила в лужу возле колодца, поскользнулась и упала на колени. Вся в грязи, женщина поднялась на ноги, опять поскользнулась, но на этот раз удержалась. Она боялась, что опоздает, но ее ноги ослабли, и она не знала, что делать. Ей хотелось бежать, только бежать.
Вдруг за спиной она услышала голос Абдуллы. Халима обернулась и увидела, что он сидит на земле и обеими руками затягивает ремень на бурдюке, чтобы закрыть горлышко. Однако его усилия были напрасны. Вода ручьем текла наружу, и земля под ногами мальчика становилась скользкой. Когда же она успела выронить бурдюк? Халима позвала Абдуллу, и они вместе побежала к шатрам. Нельзя было опоздать! Все ее мысли были о Мухаммаде – том самом господском мальчике.
* * *
Приблизившись к шатру Хатеба, Харес увидел на склоне холма множество женщин с прядильными веретенами в руках. Подъехав ближе, в полукружии шатров он разглядел нескольких чужаков, одетых в яркие балахоны. Каких удивительных цветов они были! Мужчины стояли у порога шатра Хелаля. Что сказал бы Хатеб, окажись он здесь, среди людей, разглядывающих эти яркие одежды?
Харес вытянул шею, всматриваясь в толпу людей, но Хатеба среди них не было. Рядом с одним из шатров чужаки остановились и погладили по голове какого-то ребенка. Словно знахари, они с макушки до пят ощупывали худенькие тельца полуголых детей. Можно было подумать, что пришельцы обнаружили какую-то редкую болезнь и поэтому тщательно осматривали смуглую детскую кожу. От их взгляда не ускользнул ни один ребенок. Ну вот, теперь, кроме засухи, на стоянке племени Бани-Саад началась какая-то болезнь. Люди в ярких балахонах ходили от одного шатра к другому, за ними следом с криками бежали дети, а замыкал шествие раб с лошадьми. Было неясно, то ли дети ходили следом за чужаками, то ли те – за детьми. Раб, темнокожий тюрк, был высокого роста и обрит наголо. В ухо у него было вставлено медное кольцо. Пока он шел, блеск от кольца отражался в глазах стоявших рядом людей. Тюрк время от времени оборачивался и ругал детей и женщин, бежавших за людьми в ярких балахонах, и при этом блестел двумя рядами своих крупных белых зубов.
Народ шел следом за жрецами в ярких балахонах, словно за голубым ручьем. Если где-то они сворачивали с пути, остальные делали то же самое. Чужаки напоминали собой черную тучу, пролившуюся дождем над племенем. Это был настоящий ливень, который не давал возможности подумать и где-то укрыться, и теперь мутная вода стекала струйками с вершины холма, оказавшись под ногами женщин и детей, и текла дальше, мягко извиваясь.