– И девчонка под стать – то, что надо, – прошумело чудовище, шагнуло вперед, протянуло серую руку и, поймав кулон капитана, стиснуло его в зашипевшем кулаке, словно камень на груди Торна был раскален. – Ты ведь не так глуп, как местный бургомистр? Город твой погряз в грехе, Торн Бренин. Люди забыли о богах, корысть, ненависть, зло захватили их сердца. Готов ли ты послужить мне? Смыть их кровью их прегрешения? Очистить твой город от мерзости и очиститься самому? Меч у тебя на поясе, капитан. Это легко.

– Я не палач, – прикусывая губы, прохрипел Торн.

Чудовище отпустило кулон, отдалилось на половину шага, посмотрело на капитана как будто с сожалением:

– Тогда с твоей семьи и начнем.

И растаяло в воздухе как наведенный морок.

– Я обмочилась, – выдохнула за спиной Торна Гледа.

– Бегом, – прорычал он. – Бегом домой!

Впервые маленький городок Альбиус показался Гледе невероятно большим. Улицы словно удлинились, ушли за горизонт, поэтому у ворот собственного дома она уже задыхалась, а когда вслед за отцом вбежала внутрь, почувствовала, что сердце в ее груди останавливается. Старик Тенер – слуга и домоуправитель Бренинов – сидел сразу за дверью и вполголоса выл. Торн взглянул на лестницу, ведущую на второй этаж, увидел стекающую по ней кровь и ринулся наверх. Там он сначала нашел Квину – служанку и дочь Тенера. Она была убита ударом меча. Тут же валялся и меч Лики. Сама Лики лежала у входа в спальню. Казалось, что смерть застала ее врасплох, лишь прижатые к животу колени и рука под грудью подсказывали, что с ног ее сбила боль в сердце. Правой, забрызганной кровью Квины рукой Лики стискивала шею под затылком. Не веря собственным глазам, чувствуя, как сердце замирает груди, и все погружается в темноту, Торн упал на колени.

– Мама! – осеклась и захрипела в рыданиях Гледа у него за спиной.

– Быстро, – услышал Торн собственный голос и не узнал его. – Накрой Квину. Возьми покрывало на постели – и накрой. Потом протри меч мамы, и принеси два мешка. Мой и свой. И все это – бегом!

Гледа метнулась в сторону, а Торн положил руку на щеку жены, почувствовал холод уходящей жизни и крикнул через плечо, чтобы остановить рыдания, рвущие грудь:

– Тенер!

– Я здесь, господин, – забулькал слезами старик, бывший слугой еще у юной Лики Бренин – тогда еще Лики Вичти.

– У тебя десять минут, – уронил сухие слова Торн. – Седлай всех трех лошадей и собирай вещи. Мы уходим.

– Слушаюсь, господин, – отозвался слуга.

– Что дальше? – всхлипнула за спиной Торна Гледа, не решаясь приблизиться к матери.

– Порты переодела? – он говорил с дочерью, не отрывая взгляда от завитков темных волос на виске жены.

– Да, – прошептала Гледа.

– Собирайся так, как мы собирались на летние игрища в прошлом году, – еле слышно проговорил Торн. – У тебя тоже десять минут, не больше. Только вот еще что, сунь в мой мешок шкатулку с материными украшениями и возьми мешочек с монетами в моей комнате. Ты знаешь.

– Куда мы пойдем? – спросила Гледа, сдерживая рыдания.

– Куда? – переспросил Торн, вспомнил бегство Раска и прошептал. – Подальше отсюда.

– Но что происходит?! – прикусила губу Гледа.

– Ты еще спрашиваешь? – процедил сквозь зубы Торн и снял руку Лики с ее шеи. У четвертого позвонка жены темнело синее пятно. Кожа вокруг него вздулась как от ожога.

– Так, значит… – пробормотал Торн и стал заворачивать тело Лики в ковер, на котором она и лежала.

– Папа! – раздался стон Гледы. – Шея. Печет сзади. Невыносимо.

Торн вскочил на ноги так, словно враг, которого он преследовал всю жизнь, наконец явил себя. На шее дочери оказалась точно такая же отметина, как и на шее жены. Мгновение Торн грыз губы, стараясь не взвыть от горя и бессилия, затем схватился за собственный кулон. Капитанский знак уменьшился вполовину. Серебряная основа оказалась смята рукой чудовища, а сам камень словно усох, но все еще оставался стриксом. А если Раск говорил дело? Взъерошивая седые вихры, Торн содрал с собственной шеи капитанский знак и надел его на шею дочери. Боль перестала донимать ее тут же.

– Вот и ладно, – прохрипел Торн, прижимая дочь к себе. – Будь умницей. Поспеши. Мы вместе.

Она кивнула, повязала на шею платок, принялась суетиться, давя рыдания в груди, но, утирая слезы, подала голос только во дворе, где Торн грузил на лошадь тело ее матери.

– Там… на площади… ведь это был… Значит, это все не сказки? Это жатва?

– Не знаю, – буркнул Торн и окликнул слугу, – что там за стук на воротах, Тенер?

– Капитан, – слуга трясущейся рукой размазал по лбу пот. – Там капитан Кригер. Он не один. С ним Фиск, стражник с северных ворот. И четверо мальчишек из вашей роты. Из его роты. Они все на лошадях.

– Запускай, – махнул рукой Торн.

– Что происходит, дружище? – спросил у него через минуту грузноватый, но все еще полный сил капитан Кригер. Одежда его была вымазана в крови, руки дрожали. На плече висел тяжелый мушкет.

– Ты ведь и сам знаешь? – ответил вопросом Торн.

Над городом продолжали разноситься удары колокола.

– Неужто… жатва? – странно вздрогнув, пробормотал Кригер.

Торн окинул взглядом спутников капитана. Всех он знал неплохо. Четыре погодка из осеннего набора в роту, все из Оды. Соп, Флит, Брет и Хода. Ровесники Гледы и ее же партнеры в фехтовании и борьбе. Мальчишки еще. Хотя, из лучших. Фиск – похожий на ободранную дворнягу – стражник из местных. Сирота и холостяк, и уж точно забулдыга и любитель хмельного. И сам Кригер с внушительным кулоном на груди. Точно таким же, как и у Торна. Точнее таким же, как на груди Гледы, которой теперь словно обет молчания сомкнул уста. Хотя, что там осталось после пожатия чудовища? Ей бы камень Раска…

– Она самая, – подал голос Флит, щуплый чернявый мальчишка с кудрями на шее и висках.

– Показывайте шеи, – приказал Торн.

– Нет ничего, – махнул дрожащей рукой Кригер, – я уже проверял. Там… в городе у многих, а у нас нет. Там у каждого второго. Хватались за загривки, многие визжали от боли… Но только мы в здравом уме…

– В здравом уме? – не понял Торн.

– Безумие охватило зараженных, – понизил голос Кригер. – Некоторых уж точно. Правда, не сразу. Мы стояли у северных ворот. Мы с Фиском. Потом вдруг появилось какое-то чудовище.

– Ужас, – подтвердил Фиск. – Никто не устоял на ногах от страха!

– Жнец, – прошептал Флит.

– Не знаю, – сердито мотнул головой Кригер. – Чудовище. Такое, что обделаться можно. Многие и обделались. Попадали уж во всяком случае все. Где стояли, там и попадали. Я так себе спину рассадил этим мушкетом! А чудовище нанесло на ворота знак. Он и сейчас там. И прокричало что-то. Ни слова не понял.

– Сказало, что все врата города запечатаны, – снова подал голос Флит. – На фризском и на храмовом.

– Ты заткнешься или нет, умник? – взревел Кригер. – Ты бы так в бой рвался! Языком-то каждый может…

– Разве я… – побледнел Флит.

– Молчать! – заорал Торн. – Еще не хватало нам схватиться друг с другом… Каждый докажет свою смелость, не сомневайтесь. И язык тут не при чем. Почему на фризском и на храмовом?

– Не знаю… – обронил опустивший голову Флит. – Языки мне знакомы, а почему… На храмовом только гимны поют. Еще говорят, что колдуют на нем.

– Ладно, – сдвинул брови Торн. – А потом?

– Колокол сначала зазвонил, – пожал плечами Кригер. – Слышишь? До сих пор бьет. А потом появился торговец. У него еще лавка возле ратуши. Всяким старьем торгует… Раском его зовут! Промчался по площади верхом на кобылке, как только не подавил никого. Испуганный, но сам себе на уме. Сорвал рычаг, что-то сотворил со створками, крикнул пару слов стражникам, которые едва в себя пришли, чтобы открыли ворота, и был таков. Ворота, конечно, захлопнулись, их же никто не удерживал. Хотя с дюжину стражников успели проскочить между створками, вроде бы погнались за торговцем… Непонятно только, за каким демоном он им сдался, как остервенели будто… А знак после этого словно кровью налился! Только тут уже не до ворот стало. Народ стал подниматься и убивать друг друга. Кто-то побежал прочь, кто-то схватился за оружие, а кто-то и голыми руками… Мы с Фиском отбивались, как могли. Старые знакомые бросались на нас как звери. Кое-кого пришлось порешить. Пробились к конюшне, а там вот ребятки. Надо уходить из города, Торн. Все мои стражники перебесились, какой от меня здесь толк? Молю богов, чтобы эта беда мою деревеньку обошла, мои-то все там. Но вроде далеко отсюда…