- Вы мне не скажите, какой сегодня день?
В голосе его не было и тени подвоха. Я ответил, как есть - среда.
- А я почему-то был уверен, что четверг. Кстати, я вас тогда не утомил своей болтовней?
- Нет, отчего же,- говорю, - вы меня заинтриговали.
- Тогда, если угодно, я продолжу. Повторяю, хронологии никакой, только развитие определенной тенденции. А именно: причины и следствия связаны друг с другом, но не вполне прямолинейно. Лет десять назад я встретил на рынке одну девушку. Не помню уж, чем она меня тогда привлекла. Будто знал ее сто лет. Подхожу к ней и, шутя, так, говорю: "Ну что, милая? Что ж ты от меня ушла? Несладко тебе, небось, с этим?" Бред, конечно, если учесть. что подходишь к незнакомой. А она ? Бросается мне на шею и шепчет горячо: "Ты бы все равно со мной не был счастлив!" - и убегает прочь. Тут моя очередь настала обалдеть. Но это все - как в тумане. Началось с розыгрыша. кончилось шоком. Но это не все: где-то через два года я знакомлюсь с этой же дамой, даже не сразу ее узнаю. Она - никак. И лишь когда я взял ее за руки, глянул в глаза, (в моих стоял немой вопрос) она мне сказала "Да". Я спросил: "А что - "да"? А она мне : "Сам, мол, знаешь." Мы с ней прожили год, а потом она ушла. Вот так...
Я увидел руки рассказчика: они нервно лепили из хлебного мякиша козлиную голову. В чью честь, я уточнять не стал.
- Небось, не верите? - спросил он меня. Я стал было протестовать, но он меня перебил:
- Вот, видите, шрам? - он раздвинул волосы на макушке и я увидел бледную полоску не коже. - Это мы с ней на лошади покатались. Вот, чтоб мне с этого места не встать! Мы поздравили друг друга с наступающим и я ушел домой, шлепая по лужам.
Неужели мир - арена разгула всепоглощающего абсурда? Вряд ли. А этот бедняга, видимо здорово грохнулся, да с рослой кобылы, да наверняка об асфальт. Когда мы встретились снова, в баре было полно народа. На знакомце моем было все то же грязное пальто, да и седины у него, вроде как, прибавилось. Он лихорадочно городил мне кучи небылиц: Как он полжизни прожил в своем дворе, и как только недавно там возник старинный (ХIХ века) мраморный колодец. То - его приняли за диктора телевидения, в то время как этот диктор, (ныне популярный) еще только учился, то ему пришло наследство от дяди, который умер лишь год спустя... Но я уже помнил про рослую кобылу и ничему не удивлялся. Он сразу почувствовал мое недоверие и сказал:
- А с вами все началось из-за вашей зеленой зажигалки. Помните? Вы еще ой-как вспомните! - сказал это, и вышел из бара. Я подошел к стойке и как бы невзначай спросил бармена :
- Вы случайно не знаете этого чудака, ну, который только что со мной говорил?
-Я не видел с кем вы говорили. Может, вы имеете в виду того типа, который всем наезжает на уши со своими байками? Эта деталь показалась мне достаточно узнаваемой и я кивнул.
- А он не рассказывал вам про свою умершую тетю-призрака?
Я кивнул опять. Теперь сомнений уже не оставалось. Бармен, в свою очередь, пошел сыпать:
- А про кобылу, как они катались?
- Да, это тоже.
- А про грузовик? Про то, как задавило...
- Нет, этого, по-моему еще не было. А он показывал вам свой шрам?
- Какой еще шрам? - удивился бармен,- Нет у него никакого шрама!
- Ну как же ? На макушке шрам. Просто его не так-то легко рассмотреть.
- На макушке? Он же тут день-деньской околачивается. Я его уже как облупленного, знаю.
- Ну, знаете, все-таки - прическа, могли и не заметить...
Тут бармен и вправду озадачился:
- Здрасьте, приехали! Да он же лыс, как бильярдный шар!
На улице раздался крик. Потом - глухой удар.
ЧЕРНЫЙ КОФЕ, ИЛИ "НЕ ВАРИ КОЗЛЕНКА В МОЛОКЕ ЕГО МАТЕРИ"
- А вам никогда не приходилось наблюдать, как бьется в конвульсиях отравленый человек?
- Бог миловал. Но, видимо, это жестокое зрелище. - Двое мужчин сидели в шезлонгах, потягивая ледяное пиво из бумажных стаканчиков. Серферы на берегу раскладывали свое оснащение. Наглые чайки сновали по песку прямо под ногами, склевывая что-то, одним им ведомое.
- Я иногда спрашивал себя, почему люди становятся жестокими. Мне кажется, что это признак ущербности. Если верить не во что, кроме как в себя. А в себе одном не хватает добра, чтобы противостоять лавине мерзостей. В себе - это ненадежная опора.
- Многие люди и в себя-то толком не верят.
- Поэтому они быстро истощаются и становятся вампирами. Мне, например, плевать, как выглядит тот свет. Скорей всего, это только фраза. Но мы и тут настолько эгоцентричны, что смерть представляем себе неким плавным отлетом, удалением... Помахали ручкой - и в путь.. На небо. А представьте: никакого неба, но мы попадаем в чью-то, вполне конкретную шкуру? Теоретически? Ага, не слишком смешно. Правила нам неведомы, но если они и существуют, жестокость совершенно неоправдана. Хотя, и о милосердии представления весьма различны.
- Да уж. Мне почему-то сразу вспомнился кинжал "misericordia", которым добивали павших рыцарей.
- Я не против того, чтобы добить. Но - в совсем крайнем случае. А кто властен это
определить? На самом деле нам нужно нечто большее, чем просчто милосердие.
Серферы медленно выруливали к волнорезу, тщетно пытаясь поймать ветер. Большой рыжий пес лаял им вслед, постоянно оглядываясь, как бы ища поддержки, но не решаясь зайти в воду.
...- После этой истории у нее была жуткая депрессия. Несколько попыток... Слава богу, что обошлось. Но, как правило, если начинает человек этим баловаться, финал - в морге. Одна девица раз пять вешалась из-за всякой ерунды. Но у той было чистое манипуляторство: крюк над входной дверью; она накинет петлю и ждет, стоя на табуретке. А там приходят, мама или папа, дверь толкнут , а она - хлобысь! Табуретка из-под ног, красотка уже висит, дергается, тепленькая еще. Ну, ее конечно, вынимают, утешают, ублажают. А эта дура, - чуть что - опять за свое. И как-то в очередной раз ее отец , входя, толкнул дверь, (что там, за дверью, вы уже поняли) но зайти так и не успел. Его окликнула соседка и трепалась с ним о чем-то на лестничной клетке, минут с десять. А эта придурочная тем временем уже и посинела. Не откачали, конечно. И смех, и грех... Но если причина существенная и рядом нет мамы с папой... Так оно и началось. Я ее оберегал, хранил и лелеял. Потом сам не заметил, как вляпался. Однажды, когда она спала, а я сидел в соседней комнате, я в порыве какого-то дурацкого самоотречения взмолился: "Господи! Если что-то плохое должно с ней произойти, пусть это лучше случится со мной!"
И вот однажды она пристала ко мне, чтоб я достал ей яду. "На всякий случай, если станет совсем невмоготу". Так, мол, спокойней. Пристала, как банный лист. В конце концов, я принес ей баночку, где на этикетке сам нарисовал зловещие череп и кости, чтобы, не дай бог, ни с чем не перепутать. Она спросила:
- Какая здесь доза?
- Отравить соседей не хватит,- говорю,- но если на одного, то достаточно и для здорового мужика, не то что тебе, хилой.
- Как оно действует?
- Это не цианистый калий. Мгновенно не умрешь.
- Жаль. Это больно? Я боли боюсь. Больше мне бояться нечего.
- Нет. Эта штука начинает действовать не раньше, чем через полчаса. А то и час.
- Боже, какой ужас! Это ж с ума сойти можно!
- Если (я постучал об дерево) так уж сильно припрет, с ума... не с ума. Снявши голову, по волосам не плачут. Главное, потом ты просто незаметно уснешь. И все. А ужас - это то, что ты заставляешь меня этим заниматься! Последней реплики она, вроде как и не слышала:
- Но столько времени!
- Зато это дает тебе как следует подумать. Оно всасывается в кровь достаточно медленно и, в принципе, не поздно... пока ты... ну, пока эти полчаса... Вот идиотка! И я - ничуть не лучше! Когда ты перестанешь дурью маяться?
- А что, другого ты ничего не мог достать?
- Что? Крысиный яд? Корчиться в агонии и харкать кровью? Тогда лучше просто прыгать с моста. Правда, лучше. Но там, когда летишь, передумать уже нельзя. Асфальт. Боже, что мы, психи, обсуждаем?! И вобще: почему ты еще до сих пор одета?
