Когда она спокойно выцедила свою чашку, мы еще некоторое время что-то говорили, хотя каждый уже думал о своем и ответы шли невпопад. Наконец, я почувствовал, что она сидит, как на иголках:

- А сейчас, пожалуйста, уходи. Ты же дал слово.

И тут я уже не мог не сделать ответный ход:

- Разумеется. Джентельменский договор. Кстати: когда ты вышла за пепельницей, одна из этих нахальных мух залетела к тебе в чашку. Как истинный джентельмен, я выловил муху и выпил это сам, а тебе я оставил свой кофе, нетронутый.

Она медленно по очереди посмотрела на наши пустые чашки. Глаза ее округлились и жуткий, обреченный взгляд был направлен куда-то вовнутрь. В полной тишине мне послышалось, будто у нее на голове зашевелились волосы. Сигарета сломалась в ее пальцах и она глянула на часы. Наконец, выдавила:

- Иди. Сейчас уходи. Я прошу тебя!

- Хорошо. Только не кури так много, вон, серая уже вся. И от этого еще зубы желтеют.

Когда за мной захлопнулась дверь, я еще некоторое время стоял на лестнице и не мог прийти в себя. Слышал, как открывается кран и льется вода, как снялась трубка и набрался двузначный номер. Но я почему-то не думаю, что она звонила в "контору" или пожарникам. Напрасные метанья... Теперь я точно знал, что это была наша последняя встреча. Дело в том, что еще тогда, давно, я не сказал ей всей правды о том как и насколько быстро действует вещество из склянки.

Ветер окреп и теперь одинокая яхта маячила где-то совсем далеко. Рыжий пес куда-то исчез, словно его и не было. На лице говорящего застыло безразличное выражение:

- Все хорошее рано или поздно обращается во зло. Это пошлость. Но я по глупости своей не хочу с этим мириться. Нельзя варить козленка в молоке его матери. Я долго не мог понять, почему среди таких важных заповедей, как "не убей", "не укради", содержится обыкновенный, сугубо кулинарный совет. Но ведь молоко для козленка - это источник жизни. Поэтому мы и не должны так делать. Просто не должны. Даже не задумываясь, почему. А это огромное облегчение. И если мне скажут, что я не задумываюсь только из лени и тупости, я согласен выглядеть дураком. К черту достоинство, если это достоинство негодяев! И в отличие от рассказа с эффектной концовкой, жизнь скорей, похожа на формулу с бесконечным количеством уточнений, как бы ни был велик соблазн свести все к красивому афоризму. Но сколько бы не было уточнений, есть нечто, что безусловно должно стоять перед скобкой.

Рассказчик умолк, а его слушатель сидел, обхватив голову руками:

- Я потрясен. Я действительно потрясен. Такого лицемерия свет не видел. Да вы просто чудовище! Нет, правда: вы ведь дурачили меня битый час? Ну, скажите же, или у меня мозги потекут из ушей: это все - мастерское вранье?

- К сожалению, все это - правда.

- Вы еще разлагольствовали о жестокости и милосердии! Но даже зная о том, как поступила она, вы же могли все остановить и не доводить до греха! И если вы знали, что видите ее в последний раз, как у вас язык повернулся шутить.. ..вот это... насчет желтеющих зубов. Кто же вы после этого? И как можно жить с этим?

- Я и сам не знаю. Но, во всяком случае, не обольщаюсь на свой счет. А почему, говорите, язык повернулся? Это, пожалуй, самое интересное место. Связь тут совершенно прямая. И вам я скажу ВСЮ правду: Та склянка... С черепом и костями... В ней был первосортный зубной порошок.

ПРОЩАНИЕ

Вот так вот, люди. Кто мог знать, что мы еще свидемся... Не надо плакать. Вы же знаете, что смерть человека не мешает жизни продолжаться. А иногда она может оказаться настоящим облегчением. По крайней мере я сейчас так чувствую. То, что затмевает мелкие распри и заставляет подумать о душе. Не обращайте внимания, если у меня вдруг дрогнет или сорвется голос. Сейчас было бы смешно вам переживать о моем здоровье. Но, ей-богу, видеть вас всех вместе - это как в кино. Смерть объявляет большой сбор. Нет священника? Вы же знаете, я никогда особо не чтил ритуал. Хотя, если вам так спокойней, ладно, позовите. Мне лично все равно. Вот черт, губы сохнут, а еще надо успеть столько сказать... Говорят, прощай, белый свет, прощай мир. Но мир это же в первую очередь люди, человеки. И живем мы в миру. Жаль только, что не в мире и согласии. Но смерть примирит. Вот вы, дорогая моя соседка: я вижу ваши заплаканные глаза и мне приятно увериться в том, что и вы - просто человек, а не тот зловредный урод, что подливал помои мне в суп. Вы, мой начальник. Не помешанный на власти садист, а обычный чело... С облегчением вижу, что и в вас пробудилось что-то людское. Так и вы меня простите. Мне уже не так плохо, как вам, ведь все закончится... И ты, мой дорогой друг, которому я так доверял. Ты же больше меня не предашь? Даже если б и хотел... Вы все были моим отражением, в каждом из вас - частица меня. Я больше не могу говорить. Долгие проводы - лишние слезы. Чувствую, время пришло. Прощайте, мои дорогие!

- Ганс, ты перезарядил? Кончай их всех.