Часы показывали три часа ночи. В спальне горел ночник. На тумбочке в вазе стояли цветы. А на постели под часами из-под обнаженной спины Бориса виднелось смуглое плечо Карины и ее прекрасное лицо с закрытыми глазами и закушенной в страсти нижней губой. Ее пышные темные волосы в беспорядке разметались по подушке.

    Вика закрыла лицо руками. Она не помнила, сколько так простояла, стараясь ни о чем не думать и ничего не чувствовать, но в памяти ее все время всплывало прелестное личико девчушки - дочки Карины. Теперь стало понятно, кого напоминали ей эти черты.

    Когда часы пробили снова, Вика не смогла удержаться, чтобы не взглянуть в зеркало, в котором на этот раз во весь рост отражалась обнаженная Карина с победной улыбкой на красивых губах, а перед ней на коленях Борис, обхвативший ее ноги руками. Дрожа от ярости, Вика сорвала со стены часы и швырнула их в зеркало. Сотни мелких осколков разлетелись по комнате. Рухнув на подушку, Вика громко, по-бабьи, завыла.

"Нет, - подумал Димка, - по названию трудно угадать, о чем там написано"

Подложив под голову побольше подушек, он прилег на диван и стал читать все рассказы подряд, не выбирая.

                                             "МАТЬ  И  СЫН"

    Он остался один. Жестокий жаркий бой разметал по полю всех его товарищей. Их истерзанные тела обмякшие и безжизненные, пугали своей неподвижностью и уже вечным молчанием. А враг все не унимался.

    Молоденький белокурый солдат дрался яростно и неистово. Когда же была брошена последняя граната, и вышел последний патрон, он с быстротой развернувшейся пружины бросился на стрелявшего в него в упор врага. Уже раненый, собрав всю свою волю, стараясь не потерять сознания, он не разжимал рук, пока последние силы не покинули его.

    А в далеком сибирском селе, утонувшем в зеленом кедровнике, в старой бревенчатой избе глухой темной ночью на чисто выскобленном полу перед темными ликами святых, едва проглядывавшими под мерцающим светом лампадки, стояла на коленях маленькая седая женщина и усердно била поклоны, творя свою вечернюю молитву. Смиренно шептала она что-то, просяще заглядывая в глубокие мудрые глаза, беспрестанно крестясь и утирая тихие слезы.

    Закончив свое действие, она устало поднялась с колен и, кряхтя и охая, стала укладываться, по привычке разговаривая сама с собой.

    - Ох, что-то на сердце у меня тяжело сегодня. Видно, чует оно недоброе. Не смогу уснуть, наверное. Ноги-то как ломит, еле хожу. Знать, немного уж осталось. Только бы Алешеньку дождаться, повидать напоследок, а там уж и помереть можно.

    Она загасила лампу и, продолжая вздыхать, прилегла на широкую скрипучую кровать. Через несколько минут ее охватил чуткий, беспокойный сон.

    И снилась ей ее молодость, красивый и сильный муж, их дети, живые, здоровые и, наконец, младшенький и самый любимый Алешенька. Он бежал босиком по залитому солнцем лугу, приминая сочную изумрудную траву, и протягивал к ней худые загорелые ручонки. А она, тогда еще здоровая и крепкая, легко подхватила сынишку на руки и подбросила его вверх. Его детское тельце поднялось высоко в воздух, закрыв собой ослепительный свет, и вдруг все стало темно. Повеяло холодом и сыростью.

    В жутком недоумении оглядывалась она вокруг, пытаясь найти своего сыночка, но вместо цветущего луга увидела искореженную жестокой битвой землю. Тут и там вперемешку с вывернутой пожухлой травой, грязью и обгоревшим металлом лежали неподвижные тела погибших. Ей стало холодно и страшно, но она уверенно пошла к видневшемуся невдалеке пригорку со сломанной березкой, продолжая искать сына. Грязь мерзкой кровавой жижей хлюпала и растекалась под ее босыми ногами.

    Пройдя еще несколько шагов, она увидела белокурую голову Алеши и поспешно направилась туда.

    Он лежал у ее ног безмолвный и застывший, вцепившись посиневшими пальцами в горло врага. Равнодушный ветер трепал его пшеничные кудри.

    - Алешенька, - застонала мать и опустилась возле него. Она осторожно отвела его руки от мертвеца и развернула сына на спину. Бледное лицо его было безжизненным и отрешенным, на груди растеклось огромное бурое пятно.

    При виде этого еще совсем недавно горячего молодого живого тела  растерзанным и затихшим, у матери невольно вырвался громкий крик боли и отчаянья. Широкой волной пронесся он над этим бранным полем, над стоявшим невдалеке уснувшим лесом, вспугнув спящих птиц, и устремился, затухая, к темному горизонту...

    Последнее, что он помнил - это закатившиеся глаза врага и его предсмертный хрип. Затем перед его взором поплыли цветные круги, уплывающие куда-то в черноту.

    Очнулся он от страшного крика, пролетевшего над ним. Он медленно поднял будто налитые свинцом тяжелые веки.

    - Мама, - прошептал он, с трудом разлепляя спекшиеся губы. Усилием воли пытаясь удержать взгляд на молодом, памятном из далекого детства лице матери, сын слабо улыбнулся. - Ты мне снишься? - еле слышно спросил он.

    Облегченно вздохнув, мать прижала сына к груди, нежно поглаживая и тихонько раскачивая: так она делала когда-то в его младенчестве.

    - Мама, где мы? - спросил он, почувствовав под собой сырую землю.

    - Сыночек, Алешенька, вставай, я помогу тебе. Нельзя здесь оставаться, - засуетилась мать. Она бережно подложила под отяжелевшее тело сына руки и подняла его. - Я понесу тебя, обхвати меня за шею.

    - Мама, не надо, мамочка. Тебе тяжело, я сам.

    - Молчи, сынок, мы скоро выберемся отсюда, ты только ничего не говори. Ты должен жить. Один ты у меня остался, все твои братья полегли. Кто закроет мои глаза, если я и тебя потеряю? Ты пока спи, не тревожься, - уговаривала она его, как маленького, а сама все шла и шла, ни на минуту не останавливаясь, твердо ступая босыми ногами по изрытой битвой земле. Она не чувствовала ни камней, ни острых осколков, ни холодного ветра, ни тяжести слабеющего тела.

    Когда мать вышла на дорогу, тьма ночи уже принимала тусклый серый оттенок. Впереди показалась небольшая деревушка. Приблизившись к ней, она заметила кумачовый флаг над единственным двухэтажным зданием. Во дворе третьего от края деревни дома стояло несколько повозок и машин с санитарным крестом.

    Подойдя к хате, мать бережно опустила сына на крыльцо, поцеловала его в горячий лоб и громко постучала в окно...

    В окно громко постучали, а затем с треском распахнулась скрипучая дверь.  Розовощекая Варюха - деревенский пастух - заглянула в избу.

    - Матвеевна, ты что-то сегодня разоспалась. Айда коров выгонять.

    Крепкие ступни молодки дробно простучали по половицам.

    - Ты не захворала ли, Матвеевна? - участливо спросила Варюха с трудом отходящую ото сна соседку. - Давай встать-то помогу, - засуетилась она, бережно поддерживая ее, - вот так, не спеши, помаленьку.