Антонио не преследовал ее, не искал с ней встреч и не пытался объясниться. Ему и так все было ясно. Но он страстно хотел поведать Марии о своем страдании, заставить ее прочувствовать то, что терзало его сердце. С нетерпением ждал певец очередного конкурса, зная, что Мария непременно будет присутствовать там, и готовился к нему в полном одиночестве при наглухо закрытых окнах и дверях.

    И снова толпы поклонников и поклонниц осаждали знаменитый концертный зал в небольшом южном городке. Но уже не безвестным певцом вошел в него Антонио. Восторженные почитатели, скандируя его имя, на руках внесли обожаемого певца в холл концертного зала.

    Наконец, надоедливый ведущий бойко протараторил свою последнюю фразу, и конкурс начался.

    Мария сидела в своей ложе как всегда прекрасная и высокомерная. На ней было глубоко декольтированное платье, обнажавшее точеную белоснежную шею с тонкой ниточкой жемчуга. На пальце изнеженной руки, ритмично взмахивающей веером, сверкало массивное обручальное кольцо с бриллиантом. Рядом с ней, с превосходством посматривая на окружающих, сидел надменный красавец.

    Выступление Антонио было встречено взрывом оваций. Снова зал был во власти его дивного голоса, а сердце Марии опять затрепетало и вновь принадлежало только ему, и только на него был устремлен ее горящий взгляд.  Теперь уже душа проснувшейся в Марии женщины рвалась навстречу этим покоряющим звукам. Вновь Марии казалось, что поет он только для нее.

    Но это было не так. Лишь в последний день, уже став победителем, на заключительном концерте, услышав среди рукоплесканий и криков "Браво!" зычный голос Марии, Антонио взмахом руки остановил шум в зале и, сделав в тишине несколько шагов к ложе Марии, запел, глядя ей прямо в глаза.

    Это была мелодия без слов и аккомпанемента. У нее не было композитора, ее никто не сочинял. Автором это мелодии, рождавшейся прямо у ложи Марии, было любящее и раненое сердце певца.

    Антонио пел о своей любви. Сначала тихо и нежно полилась мелодия пробуждающегося чувства человека, никогда не знавшего раньше ни дружбы, ни любви, ни ласки, ни теплого участия, а лишь отвращение, презрение и горькое одиночество. И вот появилась она, его богиня, такая недоступная для других и такая благосклонная к нему. И мелодия стала меняться. Ее напевные, прекрасные, чарующие фразы словно переплетались в единое волшебное созвучие, которое устремилось прямо к Марии, заполняя собой гордое сердце красавицы. Антонио пел о лучших днях своей жизни, тех, в которые вошла она.  Его мелодия уже напоминала вечернюю серенаду влюбленного, которая вызывала образы шумных, веселых дней, заполненных встречами, песнями, поцелуями и ласками. Она навевала мечты о лунных дорожках на море и подмигивающих влюбленным золотистых звездах на небе...

    Антонио уже стоял у самой ложи Марии. Его мелодия набирала силу, росла и ширилась. Ее уже невозможно было слушать спокойно. Она волновала и будоражила чувства, манила и увлекала куда-то, и вскоре нежные, пленительные звуки, постепенно затихая, вдруг стали взрываться стонами страсти и желания. Это была уже песнь о пылких чувствах и тайных мечтах тонущего в волнах любви певца, и жар его влечения горячими толчками стал отдаваться и в пробудившемся сердце Марии.

    Прижав руки к груди, она порывисто встала с кресла и стояла так, не отрывая горящего взгляда от лица Антонио. Она не обращала внимания на гнев и возмущение своего оскорбленного спутника. Она целиком была захвачена магической мелодией без слов, понятной только двоим: ей и тому, кому принадлежал этот дивный голос, с новой силой пленивший ее.

    Однако в мелодии торжествующей любви постепенно стали проскальзывать нотки смятения и грусти. Сначала они были как капли дождя в солнечную погоду и лишь слегка настораживали, но вскоре в голосе  уже не было слышно прежней радости. Ее заменила мелодия щемящей тоски и страдания, которая была настолько пронзительна, что из глаз Марии потекли слезы. Все еще стоя в своей ложе, красавица внимала этим звукам, глядя невидящим взглядом куда-то вдаль.

    А в мертвой тишине огромного зала пение Антонио становилось диким и непереносимым. Это была уже не мелодия, не песня. Под расписными сводами, заставляя покачиваться прозрачные капли хрустальных люстр, проносились стоны боли и отчаяния, стенания страдающего сердца и вопли рыдающей души. Будто догоняя друг друга, эти звуки сливались в бешеном вихре в один мощный крик ужаса...

    Когда певец умолк, из ложи Марии вдруг раздался резкий каркающий звук.  Обмякшее тело красавицы медленно сползало на пол. Ее глаза все еще были широко открыты, но в них уже не было огня жизни. Гордое и жестокое сердце красавицы не вынесло той боли, которую сама она причинила одной безмерно любящей душе.

                                       "НАЧАТЬ  СНАЧАЛА"

    Ожидание было настолько томительным, что, казалось, стрелки часов совсем остановились.

    Молодой человек в светлом сером костюме и мягкой фетровой шляпе такого же цвета, потоптавшись на месте, несколько раз прошелся мимо большой яркой витрины с игрушками. Беспокойные взгляды, которые он украдкой бросал на часы, явно не соответствовали его праздному беспечному виду.

    Размеренный стук каблучков заставил молодого человека оглянуться, но на лице его тут же отразилось разочарование. Показавшаяся из-за угла женщина тащила за руку упиравшегося малыша. Тот кряхтел и хныкал, пытаясь вырвать свою руку у торопившейся матери.

    Внезапно малыш остановился, как вкопанный, глядя широко раскрытыми глазами на огромное сказочное окно в стене. Он стоял чуть дыша и не отводил восхищенного взгляда от большой пожарной машины, выставленной на самом видном месте. Мать, улыбнувшись, наклонилась к нему и что-то негромко сказала. Получив в ответ радостный кивок, она толкнула волшебную дверь.

    Через несколько минут счастливый улыбающийся малыш, бережно прижимая к себе алый лакированный бок машины, торопливо шел за матерью.

    "Много ли человеку надо? - философски подумал юноша и снова взглянул на часы. - Только бы она пришла, - вздохнул он, - только бы не потерять ее.  Мне больше и желать-то нечего".

    В эту минуту легкая рука легла ему на плечо.

    - Извините, я, кажется, опоздала. Но я, честное слово, не виновата, нас задержали после лекции.

    - Да что вы, я совсем недолго ждал, - весело улыбнулся молодой человек. - Ну, куда пойдем? Решайте вы.

    - А давайте просто погуляем. Хотя бы в том парке.

    Тенистая аллея парка и прохлада, приносимая легким ветерком от неутомимо бьющего струями фонтана, не спасали от обжигающего июльского зноя.

    На широкой скамейке, выкрашенной в васильково-синий цвет, сидела молодая пара. Грустными глазами смотрели они на играющих в песочнице малышей. Маленькая белокурая девчушка тщетно пыталась вылепить куличик из сухого песка. С недетским терпением наполняла она совочком ведерко и переворачивала его, каждый раз получая лишь низенькую рассыпавшуюся кучку песка вместо такого желанного, такого красивого, такого ровного куличика.