— Я принадлежу тебе. — Произнесла я даже не в адрес Луки, а ради самой себя, смакуя каждое слово.

Он пробормотал что-то неразборчиво на своем родном языке, и уже пару мгновений спустя раздалось его похрапывание.

Я дождалась, пока он уснет покрепче, и сразу же застучала пальцами по клавиатуре.

Он пошевелился, уверена, ощущая, что я не сплю. Он хотел, чтобы я прижалась к нему всем телом, и сейчас, осознав это, я наконец смогу погрузиться в сладкий сон.

Я сказала «да».

О боже.

Последние несколько дней события неслись с умопомрачающей скоростью. Оказывается, помолвка ― это невероятное событие в семье Луки. Мы еще даже не говорили о том, когда, собственно, поженимся (ой-ой!), а сестры Луки и жены его братьев уже составили кучу планов, тащат меня на девичники и занимаются всяким таким. Когда мы объявили о нашем решении, они закатили огромную вечеринку с литрами вина, граппы и детьми, танцующими под музыку в исполнении Элизабетты и Лючии.

Они приняли меня с распростертыми объятиями. Они ― моя семья.

Лука купил мне кольцо. Тонкая полоска платины с двумя маленькими бриллиантами по обе стороны от большого. Оно прекрасное, просто идеальное. Он отвел меня на мост Понте-Веккьо поздно вечером и развернул меня спиной к перилам. Мимо нас, оборачиваясь, шли люди.

Он встал на колено с коробочкой в руке.

Я засмеялась и подтолкнула его локтем.

— Я уже сказала тебе «да», Лука! Что ты делаешь?

Он улыбнулся.

— Просто отдать его тебе было бы неправильно. Это ведь обручальное кольцо. И мужчина должен сделать это как полагается, разве нет? Итак, Делайла Флорс, выйдешь ли ты за меня?

Толпа вокруг остановилась, раздался свист и восторженные восклицания на итальянском, английском, немецком и французском.

Я выждала несколько секунд, чтобы нагнать напряжение на свидетелей в толпе, и затем шагнула к Луке, нагнулась и поцеловала его.

— Да. — Я снова поцеловала его и потянула его вверх, чтобы он встал на ноги. — Ты сумасшедший, и я люблю тебя.

— Ты еще более сумасшедшая, и я люблю тебя.

Толпа вокруг совсем обезумела от восторга, а мы оба засмеялись.

Вскоре после того как Лука сделал мне предложение, я начала новый дневник. Мне казалось, что в моей жизни начинается новая глава, и я хотела отпраздновать это новым дневником. Но сейчас мне хочется вернуться к этому, старому, и кое-что добавить.

Эпилог, если хотите.

Завтра я выхожу замуж. Сейчас я сижу в номере отеля в Венеции, одетая для девичника. Конечно, они его здесь так не называют, но именно это мне и предстоит.

Я звонила родителям и рассказала… ну, не все, конечно, но что я выхожу замуж в Италии, за итальянца. Мать бросила трубку. Лие я даже не стала звонить.

И сейчас, когда я жду девушек, которые уже вот-вот ворвутся ко мне в номер, чтобы напоить до полусмерти, я знаю, что они — моя настоящая семья. Лючия была первым человеком, сжавшим меня в объятиях и утиравшим мои слезы после того как мама бросила трубку. Луки в тот момент не было, он был в командировке в Витербо.

Самое забавное, что несмотря на то что мне было больно, я не чувствовала себя опустошенной, как это всегда было раньше после подобных событий. Я даже не очень-то и удивилась. В конце концов, никто особо не огорчился из-за того, что я уехала. Мама не спросила, где я, что случилось с Гарри и все ли со мной в порядке.

Доменика учит меня готовить. Она очень терпеливый преподаватель, а я — прилежная студентка, так что у меня хорошо получается. У меня почти получается приготовить любимое блюдо Луки так, как ему нравится, хотя он весьма серьезно дал понять, что сомневается, что у меня когда-либо получится сравняться в этом с его мамой, и я с ним согласна. Но я все равно могу попробовать.

В Штатах я никогда не готовила. Мы либо ходили куда-нибудь поесть, либо заказывали еду на дом, либо готовили что-то совсем простое: замороженное или из набора. Мы редко ели вместе. А здесь прием пищи — целое событие, это время, чтобы собраться вместе, обсудить текущие события и провести время с семьей. Вся семья, включая нас с Лукой, за считанные минуты собирается у Доменики с Данте, так что в доме всегда находятся люди, жующие вместе на кухне или за длинным обеденным столом. Абсолютно все собираются по воскресеньям и группами приходят обедать в течение недели. Их дом — это место, где рады всем в любое время суток.

Когда мы с Лукой впервые поругались как пара, — причина была глупая, и я ее уже не помню, — я захлопнула дверь нашей квартиры и пошла к Доменике. С Доменикой, которая все еще не спала, словно зная, что она будет мне нужна, мы выпили по чашке кофе — эдакий второй ужин. Чуть позже пришел и Лука — от него пахло пивом, а в глазах плескалось желание. Он поцеловал мать, тоже выпил кофе и вел себя так, будто ничего не случилось.

Когда он наконец вытянул меня из дома собственной матери, я все еще пыталась держаться за собственное раздражение на ту ерундовую причину, по которой мы поцапались. Он лишь посмеялся надо мной, прижал спиной к стене и целовал до тех пор, пока у меня не осталось иного выбора кроме как раствориться в его губах. Он потащил меня домой, бросил на кровать, стянул с меня одежду жадными пальцами и терзал меня языком, пока я не взмолилась о пощаде, чтобы наконец почувствовать его внутри себя. Он оттягивал этот момент, поднимаясь вверх по моему телу, перемещая губы к моей груди и врываясь в мое лоно без предупреждения. Я выдохнула, обвила ноги вокруг его спины и взяла все, что он должен был мне дать, требуя больше и сильнее.

Девчонки тут и требуют, чтобы я закрыла ноутбук и шла тусоваться.

Какой чудесный день. Мы выбрали Венецию, потому что большая часть огромного семейства Луки перебралась ближе к этому городу. Этот день был прекрасным, как впрочем и каждый день, проведенный в этой стране.

В часовне никто не стал садиться «со стороны жениха» и «со стороны невесты». Не знаю, было ли это из-за того, что так садятся исключительно в Америке, или из-за того, что семья Луки тактично предотвратила такую «расстановку сил». В любом случае, то, что с моей стороны никого не было, было неважно, ведь семья Луки достаточно большая для нас обоих. И его мать, и его отец ― выходцы из больших семей, так что часовня заполнилась до предела и гудела от смеха и болтовни. Прежде незнакомые мне дальние родственники Луки приняли меня так же тепло, как и близкие, ― с любящими объятиями, оживленными комментариями по поводу цвета моих волос и прочим. Когда наступили праздники и карнавал, я достаточно бегло разговаривала по-итальянски, и никому больше не приходилось переходить на английский для моего удобства. И, кажется, тогда я действительно поняла, что меня по-настоящему приняли.

Это было удивительное чувство. Я никогда не ощущала себя в своей тарелке в Штатах: ни в собственной семье, ни с Гарри, ни в маленьком вычурном захолустье, где раньше жила. А здесь, в Фирензе, с Доменикой, Лоренцо, маленьким Бенито и крохами Марией и Элизабеттой, я чувствую, что я свой человек. Что я дома.

Свадьба. Сосредоточься, Делайла.

Ох. Свадьба была по всем традициям ― с пением на латыни и вставанием-присаживанием гостей. Церемония была красивой, но короткой, и очень уместной. Настоящее веселье началось на застолье. Оно проводилось в винодельне недалеко от Венеции, на открытом воздухе в ярких лучах заходящего солнца. Группа исполняла ритмичную музыку, идеальную для танцев. Ну и конечно, чудесное вино лилось рекой и столы ломились от еды. Казалось, что на застолье раза в три больше людей, чем на церемонии. Некоторых людей привлекали звуки веселья, и они просто приходили, ― и их тоже встречали с распростертыми объятиями. Все было шумно, дико и безумно, и длилось всю ночь напролет.