– Я слышал много историй о том, что они помогают человеческим последователям Хаоса. Говорят, что именно они составили ядро армии, напавшей на Прааг двести лет назад. Часть их сумел изгнать Магнус Благочестивый, – Феликс не забыл сделать знамение Молота, когда упомянул имя Святого.

– Вполне может быть, человечий отпрыск. зверолюды столь же истовы, сколь и поклонники Хаоса. Герои Павшей Силы были лучшими воителями, пришедшими в этот мир, Гримнир их всех побери! Я надеюсь, что история девочки правдива и что я вскоре встречусь лицом к лицу с этой демоницей в черных латах. Это будет достойная битва, и, если так суждено, то и достойная смерть.

– Так и будет. – Хотя Феликс искренне надеялся, что до этого не дойдет. Все обстоятельства, которые приведут к гибели Готрека от рук воинов Хаоса, непременно повлекут за собой и его скорую смерть.

– А что с девочкой? Ты думаешь, она действительно та за кого себя выдает? Думаешь, она не в сговоре с нападавшими?

– Она всего лишь ребенок, человечий отпрыск. У нее нет меток Тьмы на теле. Иначе бы я уже убил ее.

К своему ужасу, Феликс увидел, как широко раскрылись глаза Кэт; она испуганно поглядела на них. Их взгляды пересеклись. Феликсу стало стыдно оттого, что он напугал девочку, которая и так уже испытала столько горя. Молодой человек поднялся и обошел вокруг костра. Он накрыл ее своим плащом и сел рядом.

– Спи. Ты в безопасности.

Он и сам хотел в это поверить. Глаз Готрека сомкнулся, но рука по-прежнему крепко сжимала секиру. Феликс улегся на листья, соорудив из них подобие постели, и долго смотрел вверх на звезды, холодно поблескивающие в высоте. Он крепко заснул – и его одолел ночной кошмар.

– Ты потерпела неудачу, любимая, – мягко сказал Кацакитал, Князь демонов. Он бросил на нее пронзительный взгляд, отчего Юстину пробрал страх до самых костей.

Она задрожала, прекрасно зная, какое наказание может применить к ней ее повелитель, если останется чем-то недоволен. Невольно ее пальцы сжали рукоять черного меча. Она встряхнула головой, и копна ее черных с белыми прядями волос колыхнулась. Она чувствовала себя беспомощной. Даже маленькая армия зверолюдов, находящаяся в пределах ее голоса, не могла бы помочь ей. Она была очень рада, что старый звероподобный шаман Гринд и его приспешники покинули алтарь после завершения ритуала по вызову князя. Ей не хотелось бы, чтобы кто-нибудь видел ее сейчас.

– Все в деревне мертвы. Как мы оба и хотели, – солгала она, прекрасно понимая, что это бесполезно. Ее узорные латы сжимали ее как тиски. Кончики пальцев болезненно докалывало от страха. Если демон пожелает, то она скоро окажется в океане страданий и боли.

– Ребенок жив, – прекрасный голос демона по-прежнему был спокоен и невыразителен.

Юстина старалась удержаться от соблазна посмотреть на него, прекрасно зная, чем это грозит. Она знала, что он уже начал искажать тело священной жертвы, придавая ему собственную форму.

Она огляделась вокруг. Две луны сияли дьявольским светом. Моррслиб, луна Хаоса уже была полной. Мэннслиб – еще нет. Сегодня и еще две ночи сила Хаоса будет достаточно мощной для того, чтобы вызвать покровителя-демона из преисподней – из-за пределов этого мира. И достаточно сильной для того, чтобы демон мог войти в тело человека, которого они возложили на алтарь в этой глубокой лесной чаще.

Даже сквозь плотное красное облако вокруг алтаря она видела костры своих ратников, их пламя походило на теплый красный туман, окутавший ночь. Они казались крошечными звездами по сравнению с мощной аурой демона. Она услышала, как тот поднялся в воздух, и увидела кожистые складки крыльев, распахнувшихся за его спиной. Она стала рассматривать головы, которыми был украшен алтарь. Белые лица графа Кляйна и его сына Гуго смотрели на нее, пробуждая воспоминания прошлой ночи.

Старый граф был неплохим воином. Он шагнул ей навстречу во дворе своего замка, сжав шипастую палицу рукою в кольчужной перчатке. Сам он даже не успел полностью облачиться в доспехи. Граф проклял ее всеми силами ада и тьмы. Она увидела страх на его лице, когда тот разглядел толпу рогатых и клыкастых зверолюдов за ее спиной, вливающихся в разбитые ворота замка. Она почувствовала чуть ли не жалость к недоумевающему старику, которыйвсегда ей нравился. Он был достоин смерти великого воина и она быстро убила его.

Его сын стоял позади с белым от ужаса лицом. Развернувшись, он побежал по залитому кровью двору, где ее воины резали полусонных охранников. Она легко нагнала его хотя черные латы отягощали ее бег.

Погоня по темному замку закончилась в спальне Гуго, где он и спрятался, как она правильно рассчитала. Но здесь все это, в конце концов, и началось. Он заперся изнутри и призвал богов защитить его. Юстина легко выбила дверь ногой, закованной в доспехи, и ворвалась внутрь как разъяренный демон.

Комната была все такой же, как она ее запомнила. Та же самая широкая кровать занимала почти все пространство. Те же самые великолепные бретонские ковры на полу. Те же самые оленьи головы и другие охотничьи трофеи на стенах рядом с теми же знаменами и оружием. Только Гуго изменился. Его тонкое юное лицо превратилось в одутловатую рожу мужчины с дряблыми щеками. Но он сохранил детское выражение, несмотря на наполнявший его ужас. Да, он изменился. Никто не смог бы узнать его спустя столько времени, но Юстина узнала. Она никогда не могла забыть его стеклянные глаза, неотступно следившие за ней с первого дня, когда она появилась в замке, хотя это было семь лет назад.

Длинный меч внезапно появился в его бледных руках. Он поднял его дрожащими руками, но она легко выбила оружие, отшвырнув его далеко в угол. Она прижала острие своего клинка к его груди и слегка надавила. Ему пришлось отступать, пока он не наткнулся на кровать и не упал на шелковые простыни. Запах экскрементов наполнил воздух.

На его губах появились розовые пятна.

– Ты умрешь, – сказала она.

– Но почему? – прошептал он. Она сняла свой шлем, и он громко застонал, как только узнал ее – узнал ее лицо, ее длинные вьющиеся волосы.

– Потому что я предупредила тебя об этом еще семь лет назад. Помнишь? Ты тогда смеялся. Так почему ты не смеешься сейчас? – Она еще сильнее надавила на лезвие. Кровь проступила на белом атласе его рубашки. Он, защищаясь, поднял руку.

Впервые за столько лет ей на глаза навернулись горячие слезы. Она снова почувствовала горечь ненависти и злости. Она пробежала по ее венам и превратила ее лицо в неподвижную маску. Женщина нажала на лезвие, охваченная отчаянными воспоминаниями, и холодный металл пронзил плоть. Она наклонилась, пригвождая его к кровати, на которой он когда-то совершил над ней насилие. И снова шелковые простыни обагрились кровью.

Она поразилась сама себе. Так много лет она планировала свою месть, думая о медленных, непереносимых, ужасных пытках, которые она применит к нему, а вместо этого покончила со всем одним ударом. Месть казалась уже менее важной. Она развернулась и вышла из комнаты, чтобы посмотреть на разоренный город. Она не обратила внимания на мольбы двух мужчин, которых зверолюды тащили к виселицам, – это было одним из их излюбленных развлечений. Но именно здесь, внизу, в деревне она встретила ребенка.

Она пыталась забыть ее.

– Тебе не следовало щадить девочку, любимая, – демон позволил гневу отчетливо прозвучать в его равнодушном голосе. Обещание вечной боли скользило в каждом его слове.

– Я и не щадила. Я оставила ее зверям. Я не могу проследить за убийством каждого деревенского молокососа.

Резкость ответа демона поразила ее.

– Не лги, любимая. Ты пощадила ее, потому что оказалась слишком мягка. В то мгновение ты позволила человеческой слабости остановить твою руку, сбить тебя с избранного пути. Я не могу допускать подобного. Так же, как и ты, ибо, изменив своему выбору, ты потеряешь все. Поверь мне, оставив девочку в живых, ты сильно пожалеешь об этом.

Она наконец поглядела на него и, как обычно, поразилась блистающей красоте этого существа, чем-то напоминающей изящество насекомого: члены облиты черным панцирем, резкое прекрасное лицо осенено украшенным рунами шлемом. Встретившись взглядом с его красными горящими глазами, она увидела в них силу. Он не знал ни слабости, ни жалости. У него не было изъянов. Когда-нибудь и она станет такой же. Эта мысль заставила ее улыбнуться от удовольствия.