– Но что же с ним такое? – спросила Грета.
– Похоже, его сознание помутилось после удара в голову. Мнемонические доли сильно пострадали, и часть памяти стерлась. Он уже не знает, кто он такой, а его способность понимать окружающее нарушилась.
"Он и в страшном сне не мог предположить подобное" – подумал Феликс.
– Более того, те черты личности, которые были характерны для него, претерпели ряд изменений и приняли новую форму. Я предполагаю, что его нынешнее поведение сильно отличается от того, что было раньше, не так ли, мой юный друг? По его внешности можно понять, что он один из последователей культа Победителей троллей, а они не отличаются терпимостью и миролюбием.
– Это верно, – признал Феликс. – Раньше бы он открутил головы тем людям, которые оскорбили его.
Он заметил, как прояснилось прекрасное лицо Греты, когда он упомянул о возмездии по отношению к напавшим на него людям, и подумал, что же за оскорбление они нанесли ей? Феликс признался самому себе, что у него есть личный, вполне эгоистичный повод желать скорейшего выздоровления гнома: он мечтал отомстить мерзавцам, избившим его. Однако он понимал, что сейчас вынужден будет сделать это один.
– Неужели с ним ничего нельзя сделать? – спросил Феликс, вытаскивая кошелек и готовясь заплатить. Криптман печально помотал головой.
– Хотя… возможно, поможет другой удар в голову.
– Вы хотите предложить мне ударить его?
– Нет! Это должен быть очень сильный удар, нанесенный в правильное место. Иногда это срабатывает, хотя конечно шансов один на тысячу. Но есть вероятность, что подобное «лечение» только ухудшит его состояние, возможно даже убьет пациента.
Феликс покачал головой. Он не хотел рисковать жизнью Победителя. Его сердце учащенно забилось от переполнявших его чувств. Он был многократно обязан жизнью Победителю троллей, и ему было жаль своего друга теперь, когда тот оказался не в себе и не мог ничего вспомнить, даже собственное имя. Было бы нечестно оставлять гнома в таком состоянии. Феликс чувствовал, что обязан что-то предпринять.
Но с другой стороны, с той самой пьяной вечеринки, когда он принес клятву Готреку следовать за ним в его странствиях и написать поэму о его деяниях, у Феликса не было ничего в жизни, кроме неприятностей. Болезнь Готрека предоставляла возможность избежать данного ему обещания. В своем теперешнем состоянии Готрек, казалось, забыл обо всем, даже о роковой цели – найти свою смерть. Феликс мог бы получить свободу, вернуться домой и зажить нормальной жизнью. И возможно, было бы куда милосерднее оставить гнома в таком состоянии, когда он не мог вспомнить о своих преступлениях и больше не искал смерти, чтобы искупить их.
Но неужели он и вправду покинет Готрека на произвол судьбы сейчас, когда тот лишился прежних физических и духовных сил? И как он доберется домой в Альтдорф за сотни верст отсюда, пересекая опасные пустоши и леса без могучей секиры Победителя троллей?
– А больше ничего нельзя сделать?
– Ничего. Только…
– Только что?
– Нет, это скорее всего не получится.
– Что не получится?
– У меня есть формула одного зелья, которое обычно используют пожилые волшебники на пороге глубокой старости. Среди прочих компонентов, этот настой содержит 6 частей тайного корня и одну часть горного солнцецвета. Считается, что состав очень хорошо помогает восстановить прежние черты личности.
– Я думаю, нам стоит попробовать это снадобье.
– Если бы только это было возможно! Но солнцецвет очень редкое растение, а для того, чтобы он подействовал наиболее сильно, его нужно сорвать на закате дня на самом высоком склоне горы Черного Огня.
Феликс вздохнул.
– Цена меня не волнует.
Криптман снял очки и стал протирать их полой робы.
– Увы, но вы меня не поняли, молодой человек. Я не описываю вам преимущества этого цветка и не набиваю цену. Я просто говорю о том, что у меня нет солнцецвета.
– Так что же делать?
– Постой, – сказала Грета. – Гора Черного Огня не так далеко отсюда. Дорога ведет прямо к ее вершинам. Разве ты не можешь пойти туда и сорвать этот цветок?
– Пойти в горы в это время года одному? Сейчас, когда там рыщут бешеные мутанты?
– Да, задача не из легких, – произнес Криптман. Феликс застонал, но на этот раз не от боли.
– Завтра. Я подумаю об этом завтра. Криптман понимающе кивнул.
– Я бы не советовал возвращаться сегодня в таверну. В храме Шаллаи есть приют для странников. Вы еще можете успеть получить там постель. Теперь что касается моей оплаты. Принимая во внимание вашу очевидную бедность, мы будем в расчете, если вы принесете мне достаточно большое количество солнцецвета.
Феликс поглядел на свой тощий кошелек и покорно кивнул.
– Хорошо. Я пойду туда.
Готрек по-прежнему бессмысленно глядел вдаль, и Феликс подумал о том, что же творится за этим пустым, безумным глазом.
Вольфганг Лэммел лежал на кровати. Он был пьян. Из таверны "Спящий дракон" внизу слышались приглушенные хмельные крики. Даже толстый бретонский ковер на полу и массивные, отлитые в Тайлене стекла в окнах не могли полностью заглушить звуки. Он опрокинул залпом бокал эстелианской вишневки и растянулся на кровати, с удовольствием ощущая нежное прикосновение шелковых простыней к коже. С тоскливым вздохом он закрыл маленький томик из Катая, который он первым купил в той странной лавочке в Налне. По правде говоря, он обнаружил теперь, что она написана несколько простовато, а те несколько картинок в ней совсем не увлекательны. Только одна заслуживала интереса… но где же взять интересные книги о Люстрианском культе дьявола в Фридрихсбурге в это время года?
Он поднялся с постели и туго повязал шелковый халат, чтобы скрыть язву на груди. Он улыбнулся. Эта одежда былаподарком удивительного путешественника Диенг Чинга, гостя графини Эммануэль и хозяина "Диковинных Книг Ван Ника" и "Лавки коллекционеров". Они с Вольфгангом провели замечательный вечер в "Любовнике Верены", знаменитом борделе недалеко от университета в Налне. Их разговор был долгим и разносторонним. Небожитель, как он представлялся, был сведущ во многих вопросах философии и тайных обрядах запрещенных культов. Несмотря на недостаток интереса к самым важным моментам поклонения Слаанешу, он оказался самым интересным собеседником из тех, что встретил Вольфганг в Налне.
Лэммел скучал по университету. Он привязался к этому маленькому городку в бухте, к его девчонкам с бледными лицами и третьесортным куртизанкам, страдающим полным отсутствием воображения. Он частенько вспоминал о своей жизни в Налне с тоской, как о золотом времечке, которое больше не повторится. И дело было вовсе не в образовании, как представлял себе его отец, когда отправлял сына учиться в лучший университет в Империи, а в том, в чем Вольфганг преуспел лучше других. Его наставниками были самые большие распутники и самые блестящие кавалеры своего поколения. Даже было немного жаль, что он не преуспел так же хорошо в своей основной учебе. Его профессорам даже пришлось написать отцу Вольфганга и рассказать ему правду.
Вольфганг громко рассмеялся. Правду! Если бы те умудренные жизнью старики действительно узнали бы о нем всю правду, то им бы следовало обратиться к охотникам на ведьм. А если бы его отец узнал всю правду, то не стал бы просто угрожать сыну лишением наследства, а прогнал бы его в лес к проклятому всеми кузену Генриха, Дольфусу – тому, который не мог остановиться в обжорстве, пока не превратился в Шар из сплошного теста. Ходили слухи о том, что однажды его поймали в тот момент, когда он пытался попробовать на вкус ухо собственной матери. Подобные истории показывают, как же плохо с воображением у местного населения.
Да и что эти обделенные воображением люди могли знать о поклонении Слаанешу, истинному богу боли и удовольствий? Он достал маленькую статуэтку из-за кровати и нялся рассматривать ее. Резная фигура была практически совершенна: она изображала гермафродита, почти полностью обнаженного, облаченного в широкий плащ, приоткрывающий единственную грудь. Одной рукой статуэтка заманчиво манила зрителя, легкая улыбка сладострастия или даже презрения играла на ее прекрасном лице. Вольфганг изучал изображение с почти любовным чувством. Что эти мелочные, трясущиеся над деньгами людишки знают о настоящем боге?
