По сути, уже начиная с 1990 года стоял вопрос: обладает ли Америка достаточными способностями для осуществления руководства миром в то время, когда политические и социальные ожидания человечества перестали быть пассивными, а сосуществование различных религий и культур происходит, как в скороварке, под давлением, создаваемым их взаимодействием? Три следующих один за другим американских президента – Джордж Г. У. Буш, Уильям Дж. Клинтон и Джордж У. Буш – имели возможность ответить на этот вопрос не в форме философской абстракции, а реальными политическими делами. Первый из них стремился проводить традиционную политику в нетрадиционных условиях, когда два соперничающих взгляда на мировое устройство еще находились в стадии кристаллизации. Второй придерживался мифологизированной версии глобализации, будучи в положении вершителя судеб человечества. Третий принял на себя военные обязательства, чтобы руководить в мире, догматически представляемом двухполярной системой, образуемой добром и злом.

«Новый мировой порядок» стал брендом Джорджа Г. У. Буша – часто повторяемое определение его ви́дения мира. Но эта фраза не принадлежала ему и недостаточно точно характеризовала его внешнеполитический курс. Выступая в Конгрессе и провозглашая приверженность «новому мировому порядку», Буш, не давая четких обязательств в отношении своих намерений, признался, что «разделял это мнение с президентом Горбачевым», когда они «встречались несколько недель назад». А Горбачев использовал эту фразу задолго до этой встречи. Буш был не мечтателем, а искусным практиком силовой политики и традиционной дипломатии в нетрадиционное время. Не обладая историческим воображением, он воспринял лозунг Горбачева, но никогда серьезно не пытался его осуществлять.

Президентство Буша I совпало с волной потрясений, прокатившейся по Евразии. Одни кризисы развивались, другие внезапно возникали на этом обширном пространстве, бывшем в течение предшествовавших четырех десятилетий главной ареной грандиозного стратегического соперничества между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Это соперничество выражалось в конфронтации на трех стратегических фронтах: на западе оно определялось границами НАТО, на востоке – демаркационной линией, разделяющей Корею, и Формозским проливом, на юге, в районе Персидского залива, – доктриной, провозглашенной Картером в ответ на советское вторжение в Афганистан. К этому разделению теперь добавлялись возникавшие на флангах политические, этнические и религиозные волнения на Балканах, Ближнем Востоке и в Восточной Азии и особенно внутри самого советского блока.

В отношении этих очагов конфликтов Буш проявил как силу, так и сдержанность. Он был мастером кризисного урегулирования, но не был стратегическим провидцем. Его действия в связи с распадом Советского Союза были решительны, а международная акция в ответ на агрессию Саддама Хусейна организована с большим дипломатическим искусством. Но ни один его триумф не превратился в длительный исторический успех. Уникальное политическое влияние Америки и ее моральная легитимность не нашли стратегического применения ни в трансформации России, ни в умиротворении на Ближнем Востоке. Справедливости ради стоит отметить, что Буш сталкивался с такими глубокими и масштабными беспорядками на мировой арене, как ни один из президентов США за весь период с конца Второй мировой войны. К счастью, он был опытным и знающим политиком и не нуждался в подсказках, при этом был хорошо известен большинству иностранных государственных деятелей и обычно пользовался их уважением. Он быстро сформировал свою внешнеполитическую команду и уверенно руководил ею. Какие бы оговорки ни делались в дальнейшем в отношении его наследия, он подобрал себе хороших главных советников по внешнеполитическим вопросам. Буш выбирал близких к нему людей, способных работать в команде и принимавших установленное им разделение труда. Совет по вопросам национальной безопасности возглавил Брент Скоукрофт, выполнявший обязанности советника президента по вопросам внутренней политики и друг семейства Бушей, в то время как государственный секретарь Джеймс Бейкер действовал как надежный переговорщик за пределами США.

Очевидно, что внешней политикой США руководил сам Буш. Стратегические решения шли сверху вниз, а не наоборот – от аппарата СНБ или Государственного департамента. Буш работал в тесном контакте с тремя ключевыми советниками высшего уровня (два упомянутых выше и министр обороны Ричард Чейни). Всех их он знал лично. Но время от времени он приглашал к себе для беседы наедине в Овальном зале аутсайдеров (я приглашался для консультаций по Советскому Союзу и Польше). Буш безусловно был первым среди равных – хорошо информированным и уверенным государственным деятелем, принимавшим окончательное решение. СНБ работал ровно, сосредоточенно, в четкой иерархической системе, своевременно реагируя на беспрецедентные исторические повороты событий.

Мир, в котором работала команда Буша, разваливался, поддающаяся определению и исторически понятная эпоха подходила к своему концу. Но курс, который предстояло проводить, не был очевиден. Буш должен был определить приоритеты, заглянуть вперед, за сегодняшний и завтрашний день, иметь ясность в выборе направления движения и действовать соответственно, чего он никогда как следует не делал. Он прежде всего сконцентрировался на деликатной задаче мирного управления процессом демонтажа советской империи, а затем на устранении непомерных амбиций Саддама Хусейна. Обе задачи он решил блестяще, ни одну при этом как следует не использовав.

Распад Советского Союза в декабре 1991 года совпал с серединой президентства Буша. Этой датой можно отметить начало глобального верховенства США. Но этому событию предшествовали и продолжались после него усиливавшиеся беспорядки во всем советском блоке, любая политическая реакция на которые осложнялась тем, что могла вызвать вспышки насилия и политические взрывы за пределами советской сферы в различных частях Евразии. (Возможно, читателю интересно будет ознакомиться с основной хронологией событий, происходивших в годы президентского срока Буша, которая приводится ниже, чтобы почувствовать чрезвычайно высокий темп изменений, с которым столкнулась команда Буша в первые четыре года.)