Скрипач посмотрел на него. Его лицо было изрезано глубокими морщинами.

– Вы еще многого не понимаете, – сказал он, отмахнувшись.

– Это легче понять, чем вы думаете, – возразил Керн. – Вы несчастны, вот и все.

– Вот и все?

– Да. Сначала кажется, в этом есть что-то особенное. Но вы со временем заметите, что несчастье – самая будничная вещь на свете.

Он вышел. К своему удивлению, он увидел на другой стороне улицы профессора, расхаживавшего взад и вперед.

У него была характерная манера закладывать руки за спину и слегка наклонять голову. Точно так же он расхаживал обычно перед кафедрой, объясняя какое-нибудь новое запутанное понятие онкологии. Только теперь он, вероятно, думал о пылесосах и граммофонах.

Керн поколебался секунду. Он никогда бы первым не заговорил с профессором. Но теперь, после разговора со скрипачом, он перешел улицу и направился прямо к нему.

– Извините меня, господин профессор, – сказал он, – я хотел бы вам сказать… Я никогда бы не поверил раньше, что смогу дать вам совет. Но теперь я хотел бы сделать именно это.

Профессор остановился.

– Охотно выслушаю, – ответил он рассеянно. – Очень охотно. Я благодарен за каждый совет. Простите, как ваше имя?

– Керн. Людвиг Керн.

– Я благодарен за каждый совет, господин Керн. Действительно, искренне благодарен!

– Это даже не совет. Просто опыт. Вы пытаетесь продавать пылесосы и граммофоны. Оставьте это. Это потеря времени. Здесь тысячи эмигрантов делают то же самое. Это так же бессмысленно, как пытаться заключать страховые договора.

– Я именно этим и хотел заняться, – живо перебил его профессор. – Мне сказали, что это легко и на этом можно заработать.

– И обещали хорошие комиссионные за каждый заключенный договор?

– Да. Конечно. Хорошие комиссионные.

– И больше ничего? Ни постоянной зарплаты, ни оплаты издержек?

– Нет, этого не обещали.

– С таким же успехом то же самое мог бы предложить вам я. Это ровно ничего не означает. Господин профессор, вы продали хоть один пылесос? Или граммофон?

Профессор поднял на него беспомощный взгляд.

– Нет, – сказал он, странно смутившись. – Но я надеюсь, что в ближайшее время…

– Оставьте это дело, – ответил Керн. – Это и есть мой совет. Купите дюжину пар шнурков для ботинок. Или несколько банок крема. Или маленькие пакетики английских булавок. Мелкие вещи, которые могут понадобиться каждому. Продавайте лучше их. Много вы на этом не заработаете. Но вы будете время от времени хоть что-то продавать. Этим тоже занимаются сотни эмигрантов. Но легче продать английскую булавку, чем пылесос.

Профессор серьезно поглядел на Керна.

– Об этом я еще не думал.

Керн застенчиво улыбнулся.

– Я так и знал. Но все-таки подумайте. Это лучше. Я знаю. Я раньше тоже пытался продавать пылесосы.

– Может быть, вы правы. – Профессор протянул ему руку. – Благодарю вас. Вы очень любезны. – Его голос стал вдруг странно тихим и почти униженным, словно он был учеником, который не приготовил урока.

Керн кусал губы.

– Я был на каждой вашей лекции, – сказал он.

– Да, да… – Профессор сделал безнадежный жест. – Благодарю вас, господин… господин…

– Керн. Но это не важно.

– Нет, это важно, господин Керн. Извините меня, пожалуйста. Я стал несколько забывчив в последнее время. Большое вам спасибо. Я, пожалуй, попробую, господин Керн.

Отель «Бристоль» был тесной развалюхой, которую снимал комитет помощи беженцам. Керн получил койку в комнате, где кроме него жили еще двое беженцев. После еды он чувствовал себя очень усталым и сразу же лег спать. Его соседей еще не было дома, и он не слышал, как они пришли.

Посреди ночи он проснулся. Он услышал крики и сразу же вскочил с постели. Не задумываясь, он схватил чемодан и бросился вон из комнаты вдоль по коридору.

В коридоре все было тихо. На лестничной клетке он остановился, поставил чемодан и прислушался – потом кулаками протер глаза. Где он? Что случилось? Где полиция? Керн постепенно пришел в себя. Он огляделся вокруг и облегченно усмехнулся. Он был в Праге, в отеле «Бристоль», и у него имелось разрешение на жительство сроком на четырнадцать дней. Не было оснований так пугаться. Ему просто померещилось. Он повернул назад. Надо держать себя в руках. Нельзя так распускаться, подумал он. Не хватало только стать неврастеником. Тогда все кончено. Он открыл дверь и в темноте стал ощупью пробираться к своей постели. Она была справа у стены. Он тихо поставил чемодан и повесил одежду на спинку кровати. Потом попытался нащупать одеяло. В тот момент, когда он уже собрался лечь, он ощутил под рукой что-то теплое, мягкое, дышащее и отскочил как ужаленный.

– Кто это? – спросил заспанный девичий голос.

Керн затаил дыхание. Он перепутал комнату.

– Кто здесь? – спросил голос еще раз.

Керн замер. Он чувствовал, как у него выступает пот. Потом он услышал, как она вздохнула и перевернулась на другой бок. Он подождал еще несколько мгновений. Все было тихо, и в темноте слышалось только ее глубокое дыхание. Керн бесшумно схватил вещи и осторожно выскользнул из комнаты.

Теперь в коридоре стоял мужчина в ночной рубашке. Он стоял около комнаты Керна и смотрел через очки прямо на него. Он видел, как Керн с вещами вышел из соседнего номера. Керн был слишком растерян, чтобы начинать объяснение. Он молча вошел в открытую дверь мимо мужчины, который не посторонился, положил вещи и лег в постель. Предварительно он на всякий случай пощупал одеяло. Под ним никого не было.

Человек постоял еще некоторое время в дверях. Его очки поблескивали в тусклом свете коридора. Потом он вошел и с сухим треском запер дверь.

В тот же момент снова раздался крик. Керн теперь разобрал, что кричали: «Не бейте! Не бейте! Ради бога, не бейте! Пожалуйста, пожалуйста, не надо. Ох…» Крик перешел в жуткое бормотание и замер. Керн приподнялся.

– Что это? – спросил он в темноту.

Щелкнул выключатель, стало светло. Человек в очках встал и подошел к третьей постели. На ней лежал задыхающийся, покрытый холодным потом человек с безумными глазами. Мужчина в очках взял стакан, наполненный водой, и поднес его к губам кричавшего.

– Выпейте. Вы бредили. Вы в безопасности.

Человек жадно пил. На его тонкой шее поднимался и опускался кадык. Потом он бессильно откинулся назад и, глубоко дыша, закрыл глаза.

– Что это? – спросил еще раз Керн.

Человек в очках подошел к его постели.

– Что это? Бред. Две недели как из концлагеря. Нервы, понимаете?

– Да, – сказал Керн.

– Вы живете здесь? – спросил человек в очках.

Керн кивнул:

– Я, кажется, тоже стал немного нервным. Когда он первый раз закричал, я бросился бежать. Мне показалось, что в доме полиция. А потом перепутал номер.

– Ах так…

– Простите, пожалуйста, – сказал третий. – Я теперь не буду спать. Простите.

– Ах, чепуха! – очкастый подошел к своей постели. – Ну, бредили вы немного во сне. Нам это ничуть не мешает, не правда ли, молодой человек?

– Ничуть, – повторил Керн.

Щелкнул выключатель, снова стало темно. Керн вытянулся на постели. Он долго не мог заснуть. Странно было там, в соседней комнате. Мягкая грудь под тонким одеялом. Он все еще чувствовал ее – словно его рука стала иной после этого ощущения. Потом он услышал, как человек, который кричал, встал и сел к окну. Его склоненная голова черным пятном выделялась на фоне серого рассвета, напоминая угрюмую статую раба. Керн некоторое время смотрел на него. Потом заснул.

Йозеф Штайнер легко перешел границу. Он хорошо знал ее и к тому же, как старый солдат, разбирался в патрулировании.

В 1915 году он был ротным и получил Железный крест за пленного, захваченного во время патрулирования.

Через час он был вне опасности. Он пошел на вокзал. В вагоне было мало народу. Кондуктор посмотрел на него.

– Уже обратно?