– Билет до Вены, в общем вагоне, – ответил Штайнер.
– Быстро вы, – сказал кондуктор. Штайнер взглянул на него. – Знаю я это дело, – продолжал кондуктор. – Каждый день несколько таких поездов – и чиновники всегда те же. Прямо наказание. Вы ведь приехали в этом самом вагоне, не узнаете?
– Я вообще не понимаю, о чем вы говорите.
Кондуктор засмеялся.
– Поймете. Идите в тамбур. Если придет контролер, прыгайте. Может быть, никто и не придет в такое время. Тогда сэкономите на билете.
– Прекрасно.
Штайнер встал и пошел в тамбур. Он ощутил ветер и увидел огни пролетающих мимо деревушек. Он глубоко вздохнул, испытывая самое сильное опьянение на свете – опьянение свободой. Ощутил кровь в жилах и теплую силу мускулов. Он жил. Его не взяли, он жив, он вырвался.
– Бери сигарету, старина, – сказал он вышедшему за ним вслед кондуктору.
– Спасибо. Только сейчас мне нельзя курить. Служба.
– А мне можно?
– Да. – Кондуктор добродушно рассмеялся. – В этом смысле тебе лучше, чем мне.
– Да, – сказал Штайнер, втягивая в легкие едкий дым. – В этом смысле мне лучше, чем тебе.
Он пришел в тот самый пансион, откуда его забрала полиция. Хозяйка еще не уходила. Увидев Штайнера, она вздрогнула.
– Вам нельзя здесь жить, – быстро сказала она.
– Можно. – Штайнер снял рюкзак.
– Господин Штайнер, это невозможно. Каждый день может прийти полиция. Они закроют мой пансион.
– Луизхен, – сказал Штайнер спокойно, – лучшее укрытие на войне – свежая воронка. Никогда почти не случалось, чтобы граната два раза попадала в то же место. Поэтому ваша хибара – сейчас самое надежное место в Вене!
Хозяйка в отчаянии вцепилась в свои крашеные волосы.
– Вы моя погибель! – возопила она.
– Прекрасно! Я всегда хотел быть роковым мужчиной! Вы романтическая натура, Луизхен! – Штайнер огляделся. – Есть здесь немного кофе? И шнапс?
– Кофе? И шнапс?
– Да, Луизхен! Я знал, что вы меня поймете. Такая милая женщина! Есть еще сливовица в шкафу?
Хозяйка беспомощно взглянула на него.
– Да, конечно, – произнесла она наконец.
– Это именно то, что надо! – Штайнер вынул из шкафа бутылку и два стакана. – Налить вам стаканчик?
– Мне?
– Да, вам. Кому же еще?
– Нет.
– Ну, Луизхен. Сделайте мне удовольствие. Пить одному – в этом есть что-то бессердечное. Прошу. – Он наполнил стакан и протянул ей.
Хозяйка колебалась. Потом она взяла стакан.
– Хорошо, можно и выпить. Но жить здесь вы не будете.
– Только пару дней, – сказал Штайнер спокойно. – Не больше, чем пару дней. Вы приносите мне удачу. Мне кое-что предстоит сделать. – Он усмехнулся. – А теперь кофе, Луизхен!
– Кофе? У меня нет кофе.
– Есть, детка. Вон он стоит. Держу пари, он первого сорта.
Хозяйка рассмеялась.
– Ну и тип! Между прочим, я не Луиза. Меня зовут Тереза.
– Тереза – это мечта!
Хозяйка принесла ему кофе.
– Здесь остались вещи старого Зелигмана, – сказала она и показала на один из чемоданов. – Что с ними делать?
– Это тот еврей с седой бородой?
Хозяйка кивнула:
– Я слышала только, что он умер, и больше ничего.
– Достаточно и этого. Вы не знаете, где его дети?
– Откуда мне это знать? Не могу же я беспокоиться еще и о них!
– Это верно. – Штайнер подвинул чемодан к себе и раскрыл его. Из него выпало несколько мотков разноцветной шерсти. Под ними оказались аккуратно связанные упаковочные ремни. Затем последовали костюм, пара туфель, еврейская книга, немного белья, несколько воротничков с роговыми пуговицами, маленький кожаный мешочек с одношиллинговыми монетами, две молитвенные ленты и белый талес, завернутый в шелковую бумагу.
– Не много для целой жизни, а, Тереза? – сказал Штайнер.
– У других и того меньше.
– Тоже верно. – Штайнер перелистал еврейскую книгу и обнаружил записку, вклеенную между двумя внутренними титульными листами. Он осторожно оторвал ее. На ней был адрес, написанный чернилами. – Ага! Вот я и нашел. – Штайнер встал. – Спасибо за кофе и сливовицу, Тереза. Сегодня я вернусь поздно. Лучше всего поместить меня на первом, окнами во двор. Тогда я быстро смогу убраться в случае чего.
Хозяйка хотела что-то сказать. Но Штайнер поднял руку:
– Нет, нет, Тереза! Если дверь будет заперта, я приведу всю венскую полицию. Но я уверен, она будет открыта! Укрывать бездомных – святое дело. За это полагается тысяча лет райского блаженства. Рюкзак я оставляю.
Он ушел. Он знал, что продолжать разговор не имело смысла, и ему было известно, какое неотразимое действие оказывают на мещан оставленные вещи. Его рюкзак подействует сильнее, чем все дальнейшие уговоры. Он просто подавит последнее сопротивление хозяйки своим молчаливым присутствием.
Штайнер пошел в кафе «Шперлер». Он хотел встретить Черникова, русского из тюрьмы. Они еще там условились ждать друг друга после полуночи на первый и второй день после освобождения Штайнера. Русские эмигранты имели на пятнадцать лет больше опыта, чем немцы. Черников обещал Штайнеру узнать, можно ли купить в Вене фальшивые документы.
Штайнер сел за стол. Он хотел заказать что-нибудь, но ни один официант не обращал на него внимания. Здесь не принято было заказывать, у большинства не было для этого денег. Заведение являло собой типичную эмигрантскую биржу. Было полно народу. Многие спали, сидя на скамьях и стульях, некоторые – на полу, прислонившись к стене. Они пользовались случаем выспаться бесплатно до закрытия кафе. С пяти утра до обеда они гуляли по городу, ожидая, пока кафе снова откроется. В большинстве своем это были интеллигенты. Им приходилось труднее всего. Они меньше всего умели применяться к обстоятельствам.
К Штайнеру подсел человек в клетчатом костюме с черными бегающими глазами на круглой, как луна, физиономии.
Некоторое время он выжидал.
– Продаете что-нибудь? – спросил он затем. – Драгоценности? Можно старые. Плачу наличными. – Штайнер покачал головой. – Костюмы? Белье? Туфли? – Он все больше наглел. – Обручальное кольцо?
– Убирайся, сволочь, – проворчал Штайнер. Он ненавидел этих субъектов, которые за гроши скупали у беспомощных эмигрантов последние вещи. Он окликнул пробегавшего мимо официанта: – Хелло! Один коньяк!
Официант бросил на него неуверенный взгляд и подошел к столу.
– Вы сказали «адвокат»? Сегодня здесь двое. Там в углу адвокат судебной палаты Зильбер из Берлина. Консультация один шиллинг. За круглым столом у двери советник Эпштейн из Мюнхена, он берет полшиллинга. Между нами: Зильбер лучше.
– Мне не надо адвоката, я просил один коньяк.
Кельнер приставил ладонь к уху.
– Я правильно понял: один коньяк?
– Да. Это такой напиток, который становится тем лучше, чем больше его пьешь.
– С удовольствием. Простите, я иногда плохо слышу. И к тому же я совсем отвык. Здесь обычно просят только кофе.
– Хорошо. Принесите коньяк в кофейной чашке.
Официант принес коньяк и встал у стола.
– В чем дело? – спросил Штайнер. – Хотите посмотреть, как я пью?
– Надо уплатить вперед. Такой порядок. Иначе мы разоримся.
– Пожалуйста. – Штайнер уплатил.
– Тут лишнее, – сказал официант.
– Лишнее – это ваши чаевые.
– Чаевые? – Официант произнес это с восхищением. – Боже мой! – заявил он растроганно. – Первый раз после стольких лет. Большое спасибо, сударь. Прямо чувствуешь себя снова человеком!
Через несколько минут в дверь вошел русский. Он сразу же заметил Штайнера и подсел к нему.
– Я уже думал, что вас нет в Вене, Черников.
Русский засмеялся.
– У нас всегда вероятное оказывается невероятным. Я выяснил все, что вы хотели знать.
Штайнер выпил коньяк.
– Есть бумаги?
– Да. И даже очень хорошие. Я давно не видел ничего лучше среди подделок.
– Мне нужно выбраться отсюда! – сказал Штайнер. – Мне нужны бумаги! Лучше с фальшивым паспортом рискнуть тюрьмой, чем эта постоянная неопределенность и каталажки. Что вы видели?
