Часть первая.
Светлой памяти моего отца…
Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно
Все права защищены, любое копирование преследуется по закону
1.
В прошлом году как-то вдруг всё изменилось. Вите и Вики исполнилось тринадцать. Мальчик и девочка на удивления не были похожи, хотя и были близнецами. Витя высокий, сухопарый мальчуган, с длинными руками, кудрявыми русыми волосами и тонкими чертами лица. Вика невысокая, с крупной попой и круглыми бёдрами, но не полная девчушка, с озорным курносым носиком на пухленьком личике, и черными чуть вьющимися волосами; грудь уже необходимо прикрывать от посторонних глаз, как говорила мама. Витя не знал, чувствует ли Вика – это: как мир вокруг стал иным. Всё стало таким, что порою без причины хотелось заплакать. Или когда проходила мимо женщина и чувствовался тонкий запах пота, начиналась эрекция, неведомо почему. До этого писун подымался просто так. С ним было весело и интересно играть, когда никто не видит. Потом вытекала абсолютно бесцветная жидкость. Но эти игры никак не были связаны с другими. Он не фантазировал о других – о женщинах или девочках. Сейчас же… его охватывал мир грёз – случайно увидеть, как какая-нибудь женщина переодевается, или потрогать только что постиранные и развешанные сушиться лифчики и трусики, или представить, как раздевается… И еще – появился стыд перед сестрой. Раньше они часто бегали голышом вместе или купались в ванне. Сейчас Витя отводил глаза. Тем более у Вики появился пушок на лобке. Да и сама Вика смущалась от прямого взгляда. Мальчик пугался в себе этого нового, удивлялся, возбуждался и, возбуждаясь, еще больше пугался.
Мама, Софья Петровна, поняла это почти сразу. Она попросила папу, Вадима Петровича, поставить в детскую ещё одну кровать с ширмой. До этого дети спали вместе. А поняла она, что дети повзрослели, потому, что зайдя как-то вечером пожелать спокойной ночи и поцеловать, обнаружила нечто, что её вначале встревожило. Дети уже лежали в кровати, укрывшись лишь простынёй. Витя был по-странному нервный, он чуть дрожал и на лбу была испарена.
– Сынок, ты хорошо себя чувствуешь? – потрогала мама лоб сына. Он был холодным.
– Да, мам.
– А почему дрожишь, ведь тепло?
– Я не знаю, – честно ответил мальчик. – Мне как-то неудобно с Викой…
– Тебе тесно? – спросила мама, хотя кровать была широкой.
– Нет, просто неудобно, – не знал, как объяснить что же с ним происходит, Витя.
– Ты весь наряжен, – рассуждала мама и задумчиво посмотрела на Вику, которая молча ковыряла в носу. Девочка лежала в одних трусиках. Мама стала догадываться. Она не заметно для дочери провела ладонью под простыней и проскользнула в трусики Вити. Женская рука потрогала небольшой, но очень жесткий писун. – Я понимаю, милый, – улыбнулась мама и убрала руку. – Так, Вика, хочешь сегодня спать с нами, папой и мамой?
– Вне всякого непростительного сомнения! – восторженно воскликнула девочка. Он любила так вычурно выражаться, начитается книжек и давай «Не соблаговолите ли изъяснятся старательно…» или «Запредельно феерично»… Было весело и мило слушать девчушку.
На следующий день и поставили вторую кровать.
У Софьи Петровны была сестра, с которой они не виделись четырнадцать лет. Так вышло, что их родители развелись. Отец забрал младшую дочь Ингу и уехал в неизвестном направлении. Четырнадцать лет Софья не знала, где они. Оказалось, отец увёз Ингу на Черное море, они поселились в небольшом селении. Работал там в рыбхозе, построил большой дом кирпичный, в котором аж пять комнат и кухня. Жили вдвоем с дочерью. Жениться категорически не хотел. А два года назад погиб, сорвалась лебёдка, когда тянули сеть с рыбой, и стальным тросом хлестанула его по спине. Скончался в больнице. Сейчас Инге двадцать пять, и она живет одна. Есть правда жених, ходит за ней один парень, но пока только целовались – так написала сама Инга в соцсетях Одноклассники, где её и нашла случайно Софья.
Приехать не получиться всей семьей в этом году, жаловалась Софья, отпуска и она и муж брали зимой. Вот только если Витю и Вику отправить на лето? Как раз, знаешь, писала женщина сестре, в вашу сторону отдыхать едет коллега. Он будет проезжать вашу станцию. Он мог бы высадить детей и поехать дальше. Встретишь? Ну разумеется…
2.
Стоянка поезда здесь была всего пять минут. Павел Вадимыч, коллега мамы, вышел на перрон вместе с детьми. Не было ни души. Инга встречать не пришла… а, может быть, просто задержалась. Мужчина нервно закурил. Как же быть? Взять их с собой в Анапу, а затем с кем-нибудь послать домой. Рискнуть оставить, всё равно придёт… «эта», он мысленно выматерился. Проводница крикнула, что оправляемся.
– Ну, ребята, – решил всё же рискнуть, – вы дождитесь тёти, а я дальше. Давайте лапки, – пожал руки мальчику и девочке и запрыгнул на ступеньку отходящего поезда.
Степь. Детей сразу поразил простор, хотя они и не сказали друг другу ни слова. Полустанок посреди огромного пространства желто-голубого: желтая равнина и огромнейшее голубое небо. Горячий ветерок был полон запаха травы и пения цикад. Они стояли на горячем бетоне перрона, метрах в стах было деревянное, выкрашенное в белый, одноэтажное здание. Видимо, вокзал. Посредине перрона скамейка с двумя урнами по бокам, в которых, наверное, и никогда не бывало мусора. А вдалеке в дымке горы. Вот и всё. И… никого.
– Сэр, вам не кажется, мы попали в непонятную ситуацию в этой богом забытой вселенной? – важничала Вика, присев на скамейку.
Первое, что захотелось Вити, заплакать, но он усилием воли отогнал от себя это желание. Перед Викой было бы стыдно. Ничего не оставалось, как сесть и ждать. Прошел товарняк, и как только отгромыхали по рельсам колёса, дети, как в старых фильмах, увидели мужчину на противоположной стороне железного полотна. Мужчина был очень странно одет. Можно было подумать, что проходящий товарный разрезал в пространстве вход во временной туннель. И открылся портал в какой-нибудь тридцатый или двадцатый год прошлого века. В кирзовых сапогах, в галифе, в гимнастерке и буденновке с синей звездой. Подпоясан был кожаным широким ремнем и помочами крест-накрест. На одном боку весела шашка, на другом кобура от маузера. Огненно рыжий с веснушками. Возраст было не угадать из-за маленькой бороды.
Дети глазели, открыв рты. Красноармеец, перешагивая рельсы, поднялся на перрон и подошел к ребятам. Он встал возле урны. Отдал честь и скороговоркой произнес:
– Здравия желаю.
– Зарасти, – растерянно ответил Витя, а Вика фыркнула и скрестила руки, еще бы говорить тут со всякими…
Мужчина улыбнулся, подмигнул и… стал делать то, что совсем не ожидали дети. Это было совсем необычно. Расстегнул галифе и вынул большой член. Впервые дети смотрели на взрослый член. Витя потупился, а Вика во все глаза уставилась и даже стала как-то не так дышать, как заметил брат. Красноармеец чуть оголил головку, оттянув крайнюю плоть, и из устья уретры вырвалась мощная лимонадная струя. Он мочился прямо в урну. Зрелище было настолько завораживающие, что Витя немножко возбудился, да и наверное, Вика тоже, как потом понял мальчик. Высокий, красивый военный; над головой белое солнце пустыни; ноги широко расставлены; член крепкий, упругий… Журчание – словно ручейка между камушками в горах… Чуть ощутимый мускусный с сладковатой примесью поллюций запах … Струя долго била в середину урны, но вот стала истощаться. Немного пролилось на ржавого цвета галифе, которые вблизи оказались очень и очень старыми, все в заплатах и неумелых швах… Затем мужчина потряс им, посбивал пальцем последние капли, помассировал, то открывая, то закрывая капюшон, и… убрал. Застегнул ширинку….
– Витя, Вика! – услышали дети за спиной приятный женский голос. Обернулись и увидели Ингу – мама показывала им фото в Одноклассниках. – Напугались, наверное? Вы простите. Автобус сломался. Мне бы сразу на попутках, а я ждала… – тараторила девушка. – А ты какого здесь? – вдруг зло обратилась она к мужчине. – А-ну пшёл!
