Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Я слышу это уже не первый раз, репортеры давно собираются на нашей лужайке. Постепенно их становится меньше, многие переключались на другие темы: закон об однополых браках и плачевное состояние экономики. После возвращения Мии они разбивают на лужайке настоящий лагерь, в надежде увидеть пострадавшую женщину или узнать нечто сенсационное, что можно сразу превратить в громкий заголовок. Они следовали за нами по пятам по всему городу до тех пор, пока мы не приняли решение не выпускать Мию из дому. На стоянке появились незнакомые машины, в окнах которых мелькают объективы фотоаппаратов, и сидят люди, желающие превратить дочь в источник наживы.

Я плотно задергиваю гардину и поворачиваюсь к сидящей за кухонным столом Мии. Спускаясь по лестнице, я обратила внимание, что она погружена в собственный мир, в который я сейчас бесцеремонно вторгаюсь. На ней потрепанные джинсы и синяя водолазка, цвет которой делает ее глаза потрясающе красивыми. Влажные после душа волосы разбросаны по плечам и спине. На ногах шерстяные носки, руки сжимают чашку с дымящимся кофе.

Мия слышит мои шаги и поворачивается. «Да, – говорю я себе, – в этой водолазке у нее просто удивительные глаза».

– Пьешь кофе? – произношу я, и тень, появившаяся на ее лице, подсказывает, что я говорю что-то не то.

– Обычно я не пью кофе?

На протяжении всей недели я стараюсь – порой чрезмерно – вести себя так, чтобы она чувствовала себя как дома. Делаю все, чтобы компенсировать безразличие Джеймса и вывести Мию из состояния апатии. И в результате, когда разговор, кажется, уже налаживается, я допускаю ошибку.

Мия действительно не пьет кофе. Она вообще старается не употреблять кофеин. Ей от него плохо. Но я смотрю, как она вяло подносит ко рту кружку, и думаю, может, на этот раз кофеин пойдет ей на пользу. Кто эта безвольная женщина передо мной? Я узнаю ее лицо, но не понимаю языка жестов, не представляю, откуда взялось тревожное молчание, заключившее в себя мою дочь, словно в мыльный пузырь.

Я молчу, хотя мечтаю задать ей миллион вопросов. Я столько молила, чтобы она просто была рядом. Любопытства Джеймса с лихвой хватит на нас обоих. Вопросы оставлю профессионалам, доктору Родос и детективу Хоффману, и тому, кто никогда не умел вовремя остановиться – Джеймсу. Передо мной сидит моя дочь и в то же время не моя. Она Мия и не Мия. Она похожа на нее, но пьет кофе, носит шерстяные носки и среди ночи просыпается от рыданий. На Хлою она реагирует живее, чем на родное имя. Она выглядит опустошенной, сонной, даже по утрам, когда встает с постели. Вчера вечером она подпрыгнула на своем месте фута на три, когда я включила измельчитель отходов, и поспешно ушла в свою комнату. Ее не было несколько часов, а когда я спросила, чем она занималась, дочь ответила: «Не знаю». Моя Мия не умеет долго сидеть без дела.

– День обещает быть прекрасным, – произношу я, но не дожидаюсь реакции.

Погода действительно отличная, ярко светит солнце. Но в январе оно появляется ненадолго, воздух вряд ли сильно прогреется.

– Хочу кое-что тебе показать.

Беру Мию за руку и веду в столовую, где повесила копию ее работы. Я сделала это еще в ноябре, когда была уверена, что она мертва. Живописная тосканская деревушка написана масляной пастелью с фотографии, снятой во время поездки несколько лет назад. Краем глаза наблюдаю за Мией и думаю про себя: «Если бы все можно было вот так сохранить».

– Твоя работа.

Она знает. Это она помнит. Помнит, как сидела в столовой с мелками и фотографией. Она тогда умоляла отца купить мольберт, и он согласился, хотя был уверен, что возникшая страсть Мии к искусству лишь минутная блажь. Мы долго охали и ахали, разглядывая законченную картину, чтобы потом поместить ее в кладовку рядом со старыми костюмами для Хеллоуина и роликовыми коньками и найти лишь тогда, когда детектив попросил предоставить ему фотографии Мии.

Заглядываю ей в глаза:

– Помнишь нашу поездку в Тоскану?

Дочь подходит ближе и касается изящными пальцами картины. Она выше меня, но в этой столовой кажется неоперившимся птенцом, с трудом удерживающимся на тоненьких ножках.

– Шел дождь, – произносит Мия, не отводя глаз от пейзажа.

Я киваю:

– Да. Действительно, шел дождь.

Как прекрасно, что она помнит. Правда, дождливым выдался лишь один день, остальные были солнечными. Мне хочется объяснить ей, что я повесила картину, потому что очень волновалась за нее. Я была в ужасе. На протяжении нескольких месяцев проводила без сна ночь за ночью, задаваясь одним вопросом: что, если?.. Что, если ей плохо? Что, если она умерла и мы никогда ее не найдем? Что, если с ней все хорошо, но мы об этом не узнаем? Что, если она умерла, мы об этом узнаем и детектив попросит опознать тело? Я хочу рассказать Мии, что приготовила для нее чулок на Рождество. Просто на всякий случай. Купила подарки, упаковала и положила под елку. Я хочу, чтобы она знала, что я ушла с крыльца далеко за полночь, что тысячу раз звонила ей на мобильный. Просто на всякий случай. В надежде, что наконец услышу не запись автоответчика. Раз за разом я слушала монотонный ответ, те же слова, те же интонации: «Привет, это Мия. Пожалуйста, оставьте сообщение», радуясь возможности хоть несколько секунд послушать ее голос. Я спрашивала себя, что, если мне больше никогда не услышать ничего другого от собственной дочери? Что, если?..

Глаза Мии пусты, выражение лица отрешенное. У нее самое прекрасное лицо, кожа цвета персиков с кремом, сейчас персикового нет, остался лишь крем, отчего она кажется мертвенно-бледной, словно привидение. Она не смотрит на меня, когда мы разговариваем, только сквозь меня или куда-то в сторону, но никогда не в глаза. Чаще всего голова ее опущена, она устремляет взгляд на ноги, на руки, куда угодно, лишь бы не встретиться с моими глазами. Здесь, в столовой, с ее лица сходят последние краски. Это происходит в одно мгновение, когда через приоткрытые занавески в комнату врывается яркий свет, заливает ее тело и оседает на плечах. Рука Мии падает вниз, оторвавшись от пейзажа далекой Тосканы. Голова опускается, дыхание становится хриплым.

Кладу руку ей на спину – слишком худую, я нащупываю лишь твердые кости – и жду. Впрочем, не слишком долго, терпения мне не хватает.

– Милая моя девочка, – говорю я, но она перебивает, убеждая, что с ней все в порядке, все хорошо. Я уверена, все дело в кофе. – Что случилось?

Она пожимает плечами. Рука прижата к животу, и я чувствую – ей нехорошо. Что-то толкает ее прочь из столовой.

– Я устала. Хочу полежать.

Я киваю и напоминаю себе, что надо уничтожить все следы кофеина в доме, прежде чем она проснется.

Гейб. До

– Тебя не так просто найти, – ухмыляюсь я, когда он приглашает меня в отсек офиса, где находится его рабочее место. Это даже не кабинет, он больше похож на кабину, но с высокими стенами, обеспечивающими некое подобие уединенности.

Здесь только один стул – его, – и мне приходится стоять при входе, прислонившись к прогибающейся стене.

– Не знал, что меня кто-то ищет.

Если доверять первому впечатлению, он напыщенный придурок, я сам был таким много лет назад, прежде чем понял, что доволен собой больше, чем имею право. Он крупный мужчина, но не скажу, что высокий. Похоже, он качается, пьет протеиновые коктейли. Может, стероиды? При случае надо записать, при нем у меня нет желания это делать. Не хочу быть пойманным в тот момент, когда делаю выводы. Это может быть не на пользу мне же самому.

– Вы знакомы с Мией Деннет? – спрашиваю я.

– Как посмотреть, – отвечает он, поворачивается на вращающемся стуле и продолжает печатать сообщение.

– Это как?

– Смотря кто интересуется.

У меня нет желания играть в такие игры.

– Я. – Козыри стоит пока попридержать.

– А вы кто?

– Я разыскиваю Мию Деннет.

Я вижу в этом парне себя, ему не больше двадцати пяти, он только закончил учебу и все еще верит, что мир крутится вокруг его персоны.

5
{"b":"611164","o":1}