- Да, я тоже подумал, что мне это не подходит. Но поблагодарил, конечно, и попросил разрешения уйти в лес. Там буквально у подножия горы расстилался довольно большой лес, дикий и непроходимый, как мне и хотелось. Ванжеи возражать не стал, но предложил не торопиться. Кстати, именно он напомнил мне о том, что «Сердце ночи» – это проверка для обоих влюблённых. Когда я снова отказался от возможной жены, Хильгасиу спросил, есть ли кто-то у меня в сердце, и я не смог скрыть свои чувства. Ты же помнишь, от них вообще почти невозможно что-то скрыть. Ну, вот. Он тут же понял, какая сумятица творится у меня в душе, и посоветовал попробовать вырастить этот цветок. «Миколаде никогда не даст солгать, ни себе, ни ей», – так он сказал. И я подумал: а, в самом деле, что я теряю? Не получится – значит, всё обман. Тогда и возвращаться будет незачем… А если я его всё-таки выращу, мне будет за что бороться. Да и вообще, это была прекрасная возможность побыть с собой наедине, привыкнуть к тому, что я теперь один, и дверь в соседнюю комнату всегда распахнута… В-общем, я ушёл тем же вечером. Попросил Ванжеи приглядеть за флайером, переоделся и спустился с горы вниз.
Маугли помолчал, глядя куда-то вверх, выражение лица у него стало мечтательным до полной отрешённости, и я поняла, что сейчас на меня обрушится поток очередных дифирамбов красотам мирасских лесов. Не то, чтобы меня это раздражало – вовсе нет, красоты и впрямь были замечательными, но такое нехорошее чувство, как ревность, продолжало потихоньку грызть меня изнутри.
- Там было так невероятно хорошо… Свободно, легко, торжественно, весело, ярко, нежно… – Вайятху, зажмурившись, выдавал одно за другим определения, пытаясь описать свои ощущения от леса, а я пыталась разделить с ним его восторг и благоговение. – Деревья – твои друзья, они готовы говорить с тобой, помогать и советовать. Они делятся плодами и подсказывают, где есть вода. Кустарник специально для тебя ускоряет созревание ягод, а грызуны могут принести орехов и грибов… Лес – это мой дом, мой настоящий дом! В нём нет ничего страшного или неприятного, он прекрасен и днём и ночью, в нём живут прекрасные птицы и звери, которые готовы служить и помогать тебе… И они ничего не просят взамен, им и так хорошо просто от того, что ты – рядом. Нет, конечно, я тоже старался помочь, когда была в этом нужда. Поднять упавшее дерево или расчистить полянку с любимой травой для гиларумов… Это такая простая и ясная жизнь, в которой я всё понимаю! Не то, что в городе… Там так много ограничений, запретов, правил. И людей добрых мало.
Я вздохнула. Наверное, Маугли был прав. Просто мы привыкли к такому положению вещей, да и не чувствуем всё настолько остро, как эмпаты.
Видимо, ощутив изменение моего настроения, мой личный эмпат встрепенулся и бодро продолжил рассказ.
- Ну, в-общем, мне там очень понравилось. А, когда я нашёл подходящее дерево – пятилетнее, ни разу до того не дававшее цветов – и уговорил его вырастить миколаде…
- Ты говорил, это очень сложно? – вклинилась я. Всевидящий знает почему, но мне приятно было слушать о том, как Маугли бился с «Сердцем ночи», которое, кстати, лежало на моей прикроватной приставке и продолжало чуть заметно сиять.
- Непросто, да. Ила-илу не очень-то хотелось отказываться от обычного цветения и все силы направить на то, чтобы вырастить один-единственный цветок.
- Вот как? – удивилась я. – Так миколаде и от дерева требует жертвы? С ума сойти…
- Я же говорил, это очень особенный цветок.
- И как же ты его уговорил? – заинтересовалась я.
- Ну… объяснил, что оно будет первым за четыреста с лишним лет. И что миколаде – это уже легенда… И, может так статься, что это «Сердце ночи» станет вообще последним на Мирассе, поскольку Вайядхау больше нет, и растить миколаде некому… В-общем, уговорил.
- Дерево тоже пожелало войти в историю? – еле сдерживаясь от смеха, уточнила я.
- Наверное… А что? Это же почётно.
Живое воображение тут же нарисовало мне картину мощного кривого дерева с узловатыми ветвями, перед которым красовалась бронзовая табличка с надписью: «Ила-илу, на котором был выращен последний настоящий цветок «Сердце ночи».
М-да… Усиленный уход, удобрения или подкормку в качестве решающего аргумента я бы ещё поняла, но историческая слава… Похоже, не только разумные обитатели, но даже флора и фауна Мирассы были заражены бациллой амбициозности.
- В-общем, вы договорились, и ты смог вырастить цветок. А что было потом?
- Потом я вернулся из леса к оставленному флайеру и полетел обратно, на юг, искать тебя, чтобы понять, как мне жить дальше… Потому что за время, пока я растил миколаде, понял несколько вещей: во-первых, я смог «вместить» в себя Проводника и перестать пугаться его эмоций и способностей. Во-вторых, осознал, что не хочу жить отдельно от тебя. Чем больше я вспоминал все свои жизни, тем больше хотел вернуться к тебе. Ты мне очень-очень нужна. И, в-третьих, понял, что всё-таки любил и люблю тебя обеими половинками.
- А ты сомневался в этом? – осторожно спросила я.
- Ну, в какой-то момент мне показалось, что чувства сохранились только у Проводника, а я… будто забыл, как относился к тебе. Вернее, не забыл, но начал именно сомневаться во всём. Много раз вспоминал, как ты снимала привязки, и ломал голову, какие же чувства у меня остались из прошлого, а какие родились теперь. В-общем, ты знаешь, растить «Сердце ночи» – очень медленное и, временами, довольно скучное занятие, зато оно прекрасно подходит тому, кому надо разобраться в себе. Я двенадцать дней только и делал, что анализировал и думал, вспоминал, сравнивал и опять думал. И, наконец-то, начал чувствовать себя цельным, а не составленным из частей, как конструктор.
Я вздохнула с облегчением. Слава Всевидящему, что он затеял эту авантюру со светящимся цветком. По крайней мере, теперь ни у него, ни у меня никаких сомнений не оставалось. Мы любим друг друга, любим сильно и хотим быть вместе. Этого более, чем достаточно для чего угодно: от совместного покорения здешних лесов, до обустройства гнёздышка рядом с домом Эдора на пляже. Главное, чтобы вместе…
Сувенир 77
Cмотреть утром на моих воспитанников (или подопечных – кому как больше нравилось их называть) мы тоже пошли вместе, хотя совершенно не выспались. Ну, я-то хоть напилась кофе, а вот Маугли увязался за мной из чистого упрямства. Я предлагала ему остаться и спать столько, сколько он захочет, но Вайятху упёрся, порядком удивив меня – как-то не водилось за ним раньше такой настойчивости. Но, напомнив себе, что прежнего Маугли уже нет, и надо привыкать к тому, который вернулся из лесов Мирассы, я согласилась. Благо, и идти-то было всего два шага, только завернуть за угол.
За этим самым углом мы наткнулись на Джелли, «моего» гвардейца, который поверг меня в натуральный ступор, поскольку полез обниматься с Вайятху! Пока я смотрела на них во все глаза, тщетно стараясь вернуть на место упавшую челюсть, они, пообнимавшись, встали, молча глядя друг другу в глаза. До меня не сразу дошло, что они общались, только телепатически.
Через минуту Маугли дружески хлопнул охранника по плечу и повернулся ко мне, демонстрируя, что готов идти дальше.
- Поговорили? – осторожно спросила я, когда мы вошли в небольшой квадратный холл, предварявший комнаты для бывших рабов, а гвардеец остался снаружи.
- Да всего парой слов обменялись, – улыбнулся лягушонок. – У него всё хорошо, он вполне жизнеспособен и умирать не собирается, если ты об этом.
- А почему он с тобой обнимается? Со мной вот ни разу не пытался даже.
- Просто я его приучил, что со мною надо здороваться именно так. А про тебя ничего не говорил.
- Ну, и слава Всевидящему. Он всем доволен?
- Да, у него есть ты – цель и смысл жизни, и больше ему ничего не надо.
Я опасливо оглянулась. Как-то странно было осознавать себя чьим-то безусловным смыслом жизни. Непривычно и… обременительно, честно говоря. Я подумала, что надо бы спросить у Маугли, можно ли перепривязать Джелли к кому-то или чему-то более подходящему, но тут мы подошли к дверям с зеркальными стёклами, прозрачными с одной стороны, нашей. С той, другой стороны, шла какая-то своя жизнь. Вернее, ползла, потому что Вайятху, все сорок душ, отличались редкой медлительностью и нерешительностью. Сейчас, например, они сидели тесной кучкой прямо на полу, вокруг низкого столика, и усиленно сопереживали двум своим самым сообразительным собратьям, которые складывали детальки довольно большого паззла.
