- Привет, - выдавил я, преодолевая некоторую застенчивость.

- Доброе утро, - сказала Юля.

Она была выше меня на голову, как всегда вежливая и опрятная, в идеально выглаженной форме при белых манжетиках и до блеска начищенных черных туфельках, в которых при желании можно было разглядеть собственное отражение. Длинная русая коса, украшенная белым бантом, казалась несколько угрожающей на вид.

- Мы думали, ты без нас почапала, - сообщил Рюрик, втискиваясь между нами. - Гони портфель!

- Не "гони", а "дай пожалуйста", - поправила Юля. - Почему так долго?

Я раскрыл рот, чтобы ответить, но Рюрик меня опередил:

- Жрал наш Тошка и плевать хотел на учебу.

- На себя посмотри! - огрызнулся я.

Рюрик сейчас же отреагировал:

- Викинг Рёрик Ютландский не нуждается в одобрении черни. Викинг Рёрик Ютландский - это тебе не деревенщина без имени и рода. Викинг Рёрик Ютландский из рода Скьёльдунгов - брат самого Харальда Клака, изгнанного датского короля. Ему не надо советовать смотреть на себя, пускай другие смотрят на него...

- Папа ему новую книжку подарил, - пояснила мне Юля, - вот и разошелся.

- Викинг Рёрик Ютландский, - все больше воодушевляясь, вещал Рюрик, - это тебе не какой-то Чингисхан неграмотный. Это настоящий конунг, норманн! Они еще в Америку вперед Колумба плавали!..

- Идем, - сказала Юля, и я послушно двинулся за ней.

Рюрик орал что-то нам вслед, потом замолк и на некоторое время был забыт. Я шагал как на протезах, моего конфуза Юля, кажется, не замечала. А вообще было, конечно, здорово идти рядом с настоящей девушкой, многозначительно молчать и исподтишка коситься на ее не по годам серьезный профиль. Впечатление портил только ее рост.

- В пионерлагерь собираешься? - спросила Юля.

Я немного замешкался.

- Не знаю. А что?

- Стасик вот ждет не дождется.

Я не сразу понял, что под Стасиком подразумевается Рюрик.

- Ну-у... - протянул я, мучительно гадая, что же сказать; потом спросил: - А как там вообще, в пионерлагере?

И Юля принялась рассказывать, как там в пионерлагере. Я внимательно слушал, раскрыв рот, но больше, конечно, просто разглядывал ее. У нее были светлые, очень длинные ресницы и множество веснушек, собиравшихся на носу в очаровательное золотистое пятнышко. Можно было сколько угодно возмущаться ее ростом, но тут же все прощать, увидев это пятнышко.

Улица блестела, как начищенный паркет. По тротуарам шли люди: торопливые мужчины и намеренно неторопливые женщины, старушки с кошелками, набитыми пустыми бутылками, яростно регочущие студенты и разной степени сопливости школьники. Многих я знал, других - тоже вроде знал, но не мог вспомнить - откуда. Таблички над воротами сообщали, что это улица Гоголя, и я тут же вспомнил, что именно по такой вот табличке когда-то научился читать. Да, точно. Я был с мамой, мы возвращались откуда-то или, наоборот, шли куда-то, и чем-то крайне расстроенный, я вдруг задрал голову, вытянул губы и громко, чтобы мама поняла, насколько мне плохо, по слогам прочитал: "Го-го-ля". И повторил: "Гоголя!" Мама тогда даже приостановилась - не поверила. Потом страшно обрадовалась, купила мне мороженого и все просила прочитать что-нибудь еще, указывала на вывески магазинов, на таблички каких-то учреждений, на объявления, развешанные по столбам. Получалось, конечно, неважно: "Же-мэ-чу...", "Му-ни-ци-пу..." Как же я злился, когда мама говорила: "Нет, родной, неправильно"!

В какой-то момент я почувствовал взгляд Юли - она странно смотрела на меня, приоткрыв рот. Наверное, выражение лица у меня было самое дурацкое. Тоже мне, нашел время ударяться в воспоминания. Я фальшиво улыбнулся, потом, не придумав ничего лучшего, обернулся.

Рюрик, не приближаясь и не отставая, шел прямо за нами и подавал мне какие-то знаки. Чего это он? Ах да, кажется, мы договаривались о чем-то... Нет, не вспомнить, совершенно вылетело из головы. Я поманил его пальцем и повернулся обратно. Юля все смотрела. Тогда я сказал:

- Помнишь себя маленькой? Я вот помню.

- Я тоже помню, - отозвалась Юля. - Вы с братом кидались в меня косточками и натравливали Фильку.

- Нет, - сказал я. - Раньше, когда была совсем маленькая, помнишь?

- Это когда я выгнала вас за ворота и вы расплакались на всю улицу? Меня потом наказали.

- Нет, еще раньше. Когда была совсем-совсем маленькая.

Юля ненадолго задумалась.

- Стасика помню, - сказала она. - Он плакал, когда я отбирала соску. Тебя не помню.

Рюрик наконец соизволил догнать нас. Задев меня плечом, он вырвался вперед, повернулся и, смешно пятясь, спросил:

- И чё, и чё?

- Сейчас споткнешься, - предупредила Юля.

- И чё, и чё? - весело повторил Рюрик. - О чем спор?

- Тошка помнит себя маленьким.

- Ха! Велика важность! Зато он не помнит, что надо помочь Тарасенко с книгами.

Юля перевела непонимающий взгляд с Рюрика на меня.

- С какими еще книгами?

Я пожал плечами, так как понятия не имел ни о каких книгах. Рюрик же, со свойственной ему манерой говорить быстро и убедительно, все так же пятясь, принялся разглагольствовать.

Оказывается, наш одноклассник Тарасенко переезжал, и отцовская библиотека оставалась без хозяина. Кое-что растащили соседи, кое-что отец снес в библиотеку, что на Маркуса. Оставшиеся книги Тарасенко великодушно пообещал Лиане Валериановне... Ага. Нечто подобное я припоминал. Только было это месяц назад, Тарасенко давно переехал, а книги благополучно пылились в шкафу нашего класса рядом с большой геранью. Врал Рюрик, одним словом.

А врал потому, что мы еще вчера условились сбежать с уроков и пойти на котлован, - это всплыло само собой, я даже не удивился. Точнее, удивился, но совсем по другой причине. Непонятно, как я мог такое забыть. Ведь это не Рюрик, а я предложил сходить на котлован, так как прознал, где старшие ребята прячут камеру. Малышню, ясное дело, к камере не подпускали, и поплавать с ней - не на берегу, как трусишки какие-нибудь, а на середине, где глубоко, - можно было только таким вот хитрым способом. Это было рискованно, но страшно заманчиво. Я решился.

- А-а, книги! - сказал я как можно более непринужденно. - Да-да.

У Рюрика заблестели глаза.

- Вспомнил! - воскликнул он. - Наконец-то!

- И что, пойдете к этому Тарасенко? - недоверчиво поинтересовалась Юля.

- А чё такого? - удивился Рюрик. - Он прям за школой живет.

- И книг немного, - добавил я.

- Откуда знаешь, что немного? - спросила Юля.

- Да! - весело поддакнул Рюрик. - Откуда знаешь?

Я не растерялся:

- От верблюда! Пятнадцать книг, по пять книг на брата. Что, забыл? Вместе ведь спрашивали.

Рюрик еле сдержал смешок. Я, впрочем, тоже.

- Может, мне с вами пойти? - предложила Юля.

- Зачем? - спросили мы в один голос.

- Ну а если с вами что-нибудь случится?

- Чё случится? - проворчал Рюрик. - Он прям за школой живет. Там даже дороги нет.

- Все равно, - сказала Юля. - Я за вас отвечаю.

Последовала небольшая заминка, потом Рюрик все же нашелся:

- Ой-ей-ей, прям так и отвечаешь. Нас - двое. И вообще, это мы за тебя отвечаем!

Юля прыснула, чем сильно обидела и меня, и Рюрика.

- Пойдешь с нами - опоздаешь, - сказал я веско.

- У нас - уважительная причина, а тебе взбучку устроят, - добавил Рюрик.

Для своего возраста мы говорили очень убедительно. Юля заколебалась. Она была отличницей по убеждению, ни о какой взбучке не могло быть и речи. Наконец она сдалась:

- Ладно. На большой перемене зайду, посмотрю, что там за книги.

- Можешь не беспокоиться, - сказал Рюрик, важно отмахиваясь. - Домой я и сам что-нибудь сопру.

- Только попробуй! - предупредила Юля.

На том и порешили. Дошли до Сельскохозяйственного института, у входа в который шевелилась и гудела студенческая ватага, свернули к институтскому общежитию, миновали обрамленный каменным парапетом сквер, постояли у неисправного светофора, где Рюрик не выдержал - опять завел шарманку о брате легендарного Харальда Клака, перебежали дорогу, постояли у еще одного светофора, уже исправного, и вышли на Гастелло. Школа находилась метрах в ста ниже по улице. Здесь мы распрощались с Юлей и свернули в ближайший проулок.