— Ну, может, оно и к лучшему, а?

***

Ей нет месяца до восемнадцати.

Конечно, он навёл справки, стоило лишь выехать за ворота приюта. Выпил стакан виски перед сном, глядя на панораму города из своей квартиры, и думал о мальчике, выросшем в чужом доме, о мальчике, у которого не было н и к о г о.

Он следил за её жизнью, получая вести от подкупленных работников приюта, постукивал пальцами по стеклянному столу и выписывал суммы на её счёт в банке. Иногда подъезжал и выкуривал сигарету, глядя на рыжую макушку через ограду.

Варис назвал бы его больным. Или ещё как похуже.

Петиру тридцать два, а он караулит у ворот приюта восемнадцатилетнюю пигалицу, пытавшуюся читать ему мораль. Смешно, почти иронично. От одной встречи с ней всколыхнулось что-то забытое, словно кто-то потянул за галстук, указывая на собственное прошлое. Смотри на эту девочку, она — это ты, такая же потерянная, заблудившаяся, способная на многое.

Ей бы расправить крылья. Нужен только толчок в нужную сторону.

Посмотрите, Петир Бейлиш думает о добродетели и ком-то кроме самого себя.

— Я тебя помню, — щурит глаза она, застывая у его машины. Запускает свободную руку в карман, а другой с силой сжимает лямку спортивной сумки. Всё те же поводки волчонка, недоверие в голосе, спрятанное за деланным равнодушием и легкой издевкой. — Ты нехилую сумму перевёл тогда. Успокоил совесть?

— Этот разговор начинает устаревать, — Петир тянет уголки губ в усмешку и распахивает перед ней дверь авто. — Садись.

— Я не шлюха какая-то, чтобы подбирать меня на трассе. Думаешь, есть бабки…

— Тск, не устраивай истерику на пустом месте. Я бы предпочел поговорить с тобой где-нибудь в тепле за чашкой чая, а не на дороге. И ничего непристойного, милая, я же не извращенец.

— Ну-ну, все вы не извращенцы, — бормочет она, с минуту смотрит в его лицо, пару раз оборачивается, а после всё-таки залезает в салон.

Это его первая победа.

Вот только понять бы самому, что им движет. Отчего в груди расцветает столь сильное желание опекать её.

***

Ей девятнадцать, и она единственная, кому позволительно врываться в его кабинет без стука или вламываться в квартиру без приглашения. Санса всё с тем же налетом меланхолии во взгляде, с той же яростной преданностью собственным идеалам и нахальностью, покорившей его в первую встречу.

Она срывает его свидания, каждый раз лениво замечая «ну, она же на троечку», «ты видел её руки? Боже, никогда ещё не видела таких ужасных больших пальцев!» или «серьёзно? Она с тобой ради бабла». Наивная милая девочка совсем не знает истины, так восхитительно верит его нарочитой небрежности по отношению к ней.

Она отличная студентка, если не прогуливает пары, и сущий кошмар, если удается дорваться до тусовок. Петир скрипит зубами, вытаскивая её из чьего-то пентхауса, применяет новую технику дыхания, если рука случайно касается голой кожи под коротким топом, и иногда спрашивает у богов, зачем они послали ему это ходячее искушение.

Совсем не тот нескладный подросток с дешевыми сигаретами и бесконечной обреченностью в глазах. Уже не Лолита, но всё так же мучительно не его. Порой Петир ловит эти взгляды юной девушки, заинтересовавшейся вдруг мужчиной старше; это любопытство и интерес, и каждый раз приходится стряхивать липкую надежду.

— А что это за парнишка был с тобой сегодня? — пузырь жвачки хлопает секундами позже, а ноги в тяжелых ботинках небрежно закинуты на его стол. Все подчиненные замучились гадать, кто она ему: любовница? внебрачная дочь? потерянная сестра?

— Рамси? Сын партнера по бизнесу. Отвратительный маленький ублюдок. Держись от него подальше.

***

Ей три дня до двадцати, а у него в офисе лежат билеты на две недели на дорогой курорт в качестве подарка. Она приходит поздно ночью, тушь черными подтеками растеклась по щекам, а руки зябко дрожат, и Петир обеспокоенно отрывается от документов.

— Санса?

Она дергается от его голоса, как от пощечины. На губе алеет кровь, а у шеи красным пятном отпечаток чужих пальцев, и Петир сглатывает ком в горле и мысленно уничтожает Рамси десятью способами.

— Мне так жаль, я так облажалась, — тихо шепчет она, и голос трескается, как перед истерикой.

Он аккуратно берет её за руки, смотрит в лицо, стараясь, чтобы тон не выдавал злости на Болтона:

— Тише, милая. Расскажешь, что случилось?

Она яростно трясет головой, то сжимая, то разжимая пальцы у кромки платья, и послушно садится рядом с ним на диван. Запах её сладких духов мешается с его одеколоном.

— Я всего лишь хотела обратить на себя твоё внимание. Рамси казался нормальным. Со своими причудами, но они же у всех есть, да? Это… было весело сначала, а потом… Он говорил такие вещи! Про тебя, про меня, про… Блядь, я такая тупая, да? — она горько улыбается своими разбитыми губами.

Рыжие волосы распались по светлому платью, а по белкам глаз бежит красная сеточка. Петир ладонью гладит её спину, как маленького котенка, и вздыхает.

— Он заплатит за это, милая. А тебе нужно отдохнуть.

— Ты всегда будешь считать меня малолетней дурой? — по-детски прикушенная губа и взгляд прямо в глаза, доверчивый.

— Я всегда буду считать тебя своей маленькой пташкой.

Санса утыкается в плечо и пару раз всхлипывает, прежде чем привести в норму дыхание и прошептать куда-то в ткань рубашки, пачкая её тушью и кровью с губы:

— Спасибо.

***

Ей двадцать и три месяца, когда они впервые просыпаются вместе в одной кровати. Санса улыбается, склонив голову набок, и наблюдает, даже не пытаясь этого скрывать.

— Таким взглядом ты кого угодно разбудишь, милая.

— Каким «таким»?

Петир сонно щурится, ощущая по всему телу приятную негу. Проходится пальцами по её голому бедру, не скрытому одеялом, и гнет губы в улыбку.

— Внимательным.

— А ты против?

— Ничуть.

Она хмыкает, продолжая подпирать голову рукой, и завесой волос прикрывая наготу. Его девочка совсем взрослая, совсем не тот гадкий утенок, что хамил каждому встречному. Она дома. В его квартире, в его объятиях. Это её дом. Она по-прежнему ему дерзит, как в первую встречу, но, если нужно, превращается в прекрасную воспитанную леди (пришлось дать ей пару уроков, но они сполна окупились).

— Это так странно, — задумчиво тянет она. — Я тебя так боялась первое время. Пыталась храбриться, обзывала по-разному, но боялась жутко. Этот твой взгляд, знаешь ли…

— И что же изменилось? Или ты все ещё боишься?

Санса фыркает.

— Ещё чего. Просто потом поняла, что ты не такой мерзавец, каким хочешь казаться. И вообще ты душка. Хотя я все равно обижаюсь на тебя. Ты говорил, что относишься ко мне, как к дочери! Нельзя поступать так с девичьим сердцем.

— Я хороший лжец. Ну-ну, иди ко мне, не хмурь брови. Твоё сердце теперь в надежных руках.

В этот раз он не лжет.

========== Знакомый сюжет ==========

Комментарий к Знакомый сюжет

Упс, вк было выложено ещё в октябре, а про фикбук я совсем забыла. Исправляюсь.

Петир знает, невозможно — всего лишь оценочная характеристика чего-либо как необыкновенного, чрезвычайного, исключительного по силе проявления. Он не верит в мистику, в гадалок, в просыпанную соль. Обладатель пулитцеровской премии, автор нескольких изданных и переведенных на несколько языков романов, финансист по образованию, писатель по призванию, стоит, глядя на точную копию героини своей книги. Рыжие волосы, кристально-голубые глаза, улыбка на нежных губах, глубокий, слегка гнусавый голос.

— Мистер? Мистер, с вами всё в порядке?

Её ладонь ложится на его локоть, вырывая из транса, и Бейлиш рассеянно бормочет:

— Да, да, в полном.

— Вам стоит присесть.

Он послушно садится за столик, продолжая откровенно пялиться на неё, ничуть не встревоженный её смущенным видом. На бейджике написано «Сара», и Петир сглатывает:

— Сара…

— Санса, на самом деле.

Санса робко заправляет прядь волос за ухо и смотрит из-под опущенных ресниц. Её движения и взгляд — со страниц его романа о скромной официантке, чьи родители погибли в аварии, оставив на её плечах заботу о двух младших братьях и сестре. Семейная драма о попытках смириться со смертью, о сложностях в отношениях сестёр, о раннем взрослении…