– А то нет! – Сагумян, похоже, даже обиделся. – Таких вещей наш Лео может не знать, а мне сам Бог велел. Дом этот принадлежал братьям Мирзабекянам, и в нём насчитывается девятьсот девяносто девять комнат. Помимо нашего комитета, здесь расположены десятки учреждений, включая прокуратуру, министерства, проектные институты. Проще сказать, чего здесь нет. И, кстати, все тринадцать зданий в этом ряду, одно другого краше, принадлежали в своё время армянам – Будагянам, Шахгельдянам, Тер-Акоповым… А вот это – дом Тумянянов, следующий – тер-гукасовский, вплоть до пятьдесят третьего года в нём жил Багиров, а сейчас его отдали под картинную галерею. А дом у моря, ниже по этой же улице, где сейчас правление «Азнефти», он принадлежал карабахцу Арамянцу. Ещё дальше стояла управа армянских приходских школ. А если идти к Баксовету по нынешней улице Горького (прежде она звалась Армянской), там один за другим красовались армянское человеколюбивое общество, армянская церковь и особняк Манташева. Да, Манташев… Это ведь он на свои средства выстроил от Баку до Батума нефтепровод протяжённостью 835 километров. До революции сотнями бакинских домов, среди них и нынешние филармония имени Магомаева и театр оперы и балета имени Ахундова, владели армяне. Говорят, Габриэл Тер-Гукасов попросил архитектора Тер-Микелова так спроектировать помещение, где ныне летний зал филармонии, чтобы, сидя за чашкой чая на балконе своего особняка, что чуть поодаль, он слушал бы музыку. Это и называют иронией судьбы. Потому что в дальнейшем его палач Мир-Джафар Багиров так именно и поступал – распивал чаи на балконе тер-гукасяновского дома и наслаждался музыкой, доносившейся из построенного Тер-Гукасовым мраморного зала. Видишь вон то великолепное здание напротив филармонии? Его тоже построил архитектор Тер-Микелов. В тридцатые годы в нём находился ЦК, руководимый всё тем же Багировым.
– Всё так и было, – подвёл итоги Гурунц. – В пятом и восемнадцатом годах вырезали тех, кто построил эти дома и кому они принадлежали, и завладели всем имуществом убитых: заводами, фабриками, магазинами, конторами. – Голос Гурунца надломился. – А тех, кто чудом уцелел, расстреляли по указке Багирова и Берии либо сплавили в Сибирь на погибель. Вернуться никому не довелось.
Всю дорогу до метро мы молчали.
Ну и ну! – вдруг ахнул Гурунц. – Сколько лет я его не видел, а он ни чуточки не переменился…
Мы невольно проследили за взглядом Гурунца. К нам на диво энергичным шагом направлялся высокий, слегка сутулый старик.
– Кто такой? Я его не знаю, – прищурившись, полюбопытствовал Сагумян.
– Я только что рассказывал, как армян убирали рукой армян. Вот извольте, чекист Асцатуров, Давид Аветович Асцатуров. Слыхали?
– Тот, кто Тевана…
– Именно тот, кто погубил Тевана Степаняна, благодаря которому армянство Карабаха не было всё-таки под корень истреблено турками и мусаватистами. Враг, он среди нас, Арутюн, самый коварный наш враг – среди нас. Дерево бы не рухнуло, не будь топорище деревянным. Кто страшней всего для народа? Собственные его подонки.
Между тем старик, поравнявшись с нами, прошёл бы мимо, но Гурунц остановил его.
– Как поживаете?
– Всё в порядке… – Смутившись, человек остановился и неуверенно обвёл нас одного за другим глазами. – Что-то я вас не признаю, – несколько виновато сказал он, – не припоминаю.
– Мы работаем в армянской газете «Коммунист», – зачем-то сочинил Гурунц. – Как вы?
– Спасибо, помаленьку. В прошлом году получил орден на своё семидесятипятилетие, а в этом победил на республиканских соревнованиях по стрельбе.
Сагумян искренне поразился.
– Вам никак не дашь семидесяти пяти, – только и сказал он. – Вы смотритесь куда моложе меня.
– Потому что спортом занимаюсь, – объяснил старик. – После шести не ем, ежедневно холодный душ, зарядка, ну а вечерами пишу мемуары.
– О чём, если не секрет? – Гурунц явно старался разговорить его.
– О своей жизни, – не колеблясь, ответил Асцатуров. – Материала у меня – хоть отбавляй. Я, к примеру, участвовал в депортации татар из Крыма в Среднюю Азию, точней в Узбекистан. А сразу после татар выселяли греков, болгар и армян. Армян-то, положим, было немного, всего девять тысяч шестьсот двадцать один человек. Существовал секретный договор, по которому Крым должны были отдать евреям, но Сталин потом изменил мнение. Чеченцев с ингушами выселяли – в сорок четвёртом, в день Советской армии, 23 февраля. Расскажу вам интересный случай, едва ли вы знаете. Разыгралась метель, из аула Айбах народ надлежало доставить на железнодорожную станцию, а в горах заносы, грузовики не пройдут. И что вы думаете? По приказу Богдана Кобулова, тогдашнего замнаркома внутренних дел, всех жителей аула, мужчин, женщин, детей, общим числом семьсот тридцать человек, загнали на конеферму, заколотили досками все входы-выходы, окружили ферму плотным кольцом, солдаты с оружием стояли в полутора метрах один от другого, чтобы мышь не проскочила. Ну и подожгли. Доставить-то людей до вагонов не было никакой возможности. На всё про всё дали нам двадцать четыре часа, и другого варианта тут не придумаешь… Я с разными людьми в жизни встречался, про то и пишу. Всякое случалось. Я во время ликвидации одному врагу пулей брюхо разворошил. Была у него девушка любимая, так она ему громадной какой-то иглой живот зашивает, а он орёт благим матом и стреляет по нам. Или другой случай. Поймали одного в Персии, посадили здесь во внутреннюю тюрьму. Он и просит, позвольте, мол, в последний разок на отчий дом глянуть. Он был сыном богатого нефтепромышленника. Ну что ж, отвезли мы его, долго он смотрел из машины, на глазах слёзы, головой качает. А потом возьми да умри, разрыв сердца.
– Про Тевана не пишешь? – по-свойски, даже по-дружески спросил Гурунц.
– Про Тевана Степаняна? – воодушевился старик. – Как же про такое не написать? Он был офицером дашнакской армии, до этого, в царской ещё армии, воевал на турецком фронте, а потом затеял свои контрреволюционные делишки. Про зангезурца Гарегина Нжде вы наверняка слыхали, он умер в пятидесятые годы в знаменитом Владимирском централе. Так Теван делал в Карабахе примерно то же, что Нжде в Зангезуре, подымал народ, пытался воссоединить Карабах с Зангезуром и всей Арменией. Сколотил войско и выступил против одиннадцатой Красной армии, занял все кряду сёла в Дизаке и Варанде, дошёл до Аскерана… Короче говоря, – старик глубоко втянул воздух, восстанавливая дыхание, – наша ЧК два раза его арестовывала, и оба раза ему удавалось уйти. Председателем ЧК был тогда Багиров, а Берия – его заместителем. Так они самолично поехали в Туми, на родину Тевана. Понапрасну. Позднее, в двадцать девятом или тридцатом, Багиров с небольшим отрядом снова поехал в Карабах, пробыли там украдкой два дня, но до Тевана так и не добрались. Они Тевана не взяли, а я взял. Правда, гораздо позже, одиннадцать лет спустя.
Старик умолк, оценивая, то ли впечатление, какого он ожидал, производит его рассказ. Помолчал и продолжил:
– Теван то и дело менял имена и укрытия, отсиживался то на севере Ирана, то на юге, то в армянских сёлах близ Багдада. Осенью сорок первого, в начале ноября, он работал техником-строителем в административном центре Мазандарана города Сари. Из-за сложившейся в Иране ситуации стройка прекратилась, и Теван собрался уехать в Шираз к англичанам, а из Шираза – в Америку. Но мы поставили ему западню, – ухмыльнулся старик, – подослали агента-армянина, который тоже вроде бы рвался в Шираз. Да не тут-то было. Водитель, которого он отыскал, якобы не соглашался гнать машину в такую даль ради одного пассажира. Найди, говорит, ещё попутчиков, тогда поеду. Тот и нашёл Тевана. Договорились мы с нашим агентом, что будем ждать его в условленном месте километрах в десяти от Тегерана. Мы стоим у машины, подняли капот, словно мотор у неё барахлит. И тут показывается их машина и медленно проезжает мимо. В эту минуту я на карабахском наречии произношу что-то вроде пароля: «Вот незадача-то, застряли на пустыре». Теван услыхал, велел остановить машину, весёлый такой направился к нам со словами: «Не бойтесь, я вам застрять на пустыре не дам». И не успел он склониться к мотору, я обхватил его сзади, а двое крепких молодцов с агентом нашим, не мешкая, скрутили его по рукам и ногам. Он только и выдохнул: «Ох и твари же вы гнусные». Да нам его брань без интересу. Сунули его в мешок, перевязали сверху, довезли в таком виде до Тегерана, оттуда по приказу Алиева – самолётом в Баку. Не нынешнего, понятно, Алиева, а его тестя – Азиза Алиева, который руководил в те годы нашей миссией в Иране.
