– Замечательный вопрос! Вернёмся к тому, что как минимум ты должен его иметь. Если у тебя нет мнения на какую-то тему, постарайся разобраться и определиться. Например, тема вранья. Обман – это плохо или хорошо?
– Плохо, конечно!
– А вот не спеши! Обман обману рознь. Одним обманом можно человека погубить, а другим обманом спасти жизнь. Мы не будем пока вдаваться в подробности, можешь сам поразмышлять об этом, придумать примеры. А я хочу тебя подтолкнуть к тому, чтобы ты учился составлять своё собственное мнение, особенно по таким вот важным вопросам. Теперь предположим, ты имеешь своё мнение о чём-то, или о ком-то. Что теперь с этой драгоценностью делать? Бегать и всех трясти за грудки: «послушайте! я думаю так-то и так-то!..» – Егор усмехнулся, он внимательно следил за ходом моей мысли. – Как ты думаешь, нужно ли это делать?
– Думаю, нет…
– Почему?
– Ну… буду, как дурак…
– А почему, как дурак?.. Да потому, что тебя ещё никто не спрашивал о твоём мнении. Так? Так. Хорошо, пришёл момент, тебя спросили: что ты думаешь по такому-то вопросу? И вот тут ты должен высказать его честно. Но непременно в мягкой форме, чтобы не ранить, не обидеть тех, кто думает по-другому, потому что они имеют такое же право на собственное мнение, как и ты. Согласен?.. – Парень кивнул. – Если твои приятели будут знать, например, что ты не любишь нецензурных выражений, что это вызывает у тебя брезгливость и неуважение к тем, кто их употребляет, то те из них, которые ценят твою дружбу, не будут их употреблять… по крайней мере, при тебе. А девчонки, которым небезразлично твоё внимание, будут знать, что ты не любишь, когда они красуются голыми пупками на улице или на вечеринках… – Егор улыбнулся: мы недавно с ним прошлись по вопросу подростковой моды, – …и тогда те девочки, которые дорожат твоим вниманием, намотают это себе на ус.
Я решила, что на сегодня хватит серьёзностей, и перешла на шутливый тон:
– У девочек, правда, усов не бывает…
Мы засмеялись.
– Смотри-ка, начали с музыки, а закончили… – Сказала я.
Егор вдруг посерьёзнел:
– Марина Андреевна… вы сказали, что через год или два вы уже не будете со мной заниматься. Почему?
Ах, вот, о чём он подумал в тот момент!..
– Потому, что ты такой способный ученик, что мне скоро нечему будет тебя учить. – Ответила я.
– А вы что, и из школы из нашей уйдёте, опять в ту, в которой работали раньше? И от нас уедете?..
Я опустила глаза.
– Ты знаешь, мне не хочется сейчас думать об этом, – сказала я. – Мне грустно об этом думать. Мне очень хорошо и интересно с тобой. Я хочу, чтобы наша дружба продолжалась столько, сколько будет нужно нам обоим. – Я посмотрела на Егора.
Теперь он потупил взгляд.
– Тогда, не будем об этом.
– Не будем, – сказала я.
Этим закончился наш разговор о музыке…
17.10.2005. Понедельник.
И всё же, интересно, что он взял с собой сегодня?..
Я достала и включила плеер. Это был, к моему удивлению, Серж Генсбур. Хм-м… Ну да ладно, всё же это, по моему скромному имхо, лучше всяких-разных Мумм… впрочем, не буду никого обижать. В конце концов, нанимая меня на работу, его папа справился весьма тщательно о моих эстетических предпочтениях, и музыкальных, в том числе.
Я не стала слушать Генсбура. Просто сидела и смотрела на монастырские кущи, на чуть затуманенную синеву неба. Хотелось облечь в слова и эту красоту, и своё настроение, но получалось банально до пошлости… Я позавидовала моему любимому писателю, который умел предельно лаконично, в самых простых выражениях, описать антураж, не употребляя эпитетов и даже обычных прилагательных – и ты видел не только видимое, но и проникался настроением автора, атмосферой места. Никому из тех, кого я читала, не удавалось ничего подобного. А может, я не права?.. Может, это какой-то особый резонанс наших с ним душ?.. Да, возможно.
Когда я окончательно уяснила, что мне не под силу тягаться ни с гением, владеющим словом, как мало кто другой, ни с Создателем, сотворившим и гения, и слово, и всю эту красоту, мои губы сами по себе произнесли тихо: аллилуйя…
Да, это было исчерпывающим эквивалентом моих чувств – если слово вообще может быть исчерпывающим эквивалентом чего-либо.
После этого мысли ушли сами по себе. Мне показалось, что я пребывала в трансе какое-то время, я не ощущала тела. Какой-то отрыв от самой себя материальной… Нет, я не летала над или вокруг. Я продолжала сидеть на скамейке, я ясно видела всё тот же пейзаж, вдыхала запахи, слышала звуки… Но взамен несложившимся сентенциям в сознание проникло состояние… вот-вот: сознание наполнилось не словами и фразами, а состоянием – состоянием невероятной сопричастности и неописуемой благодарности. Состоянием аллилуйи. Забавно, но в это слово я вдумалась впервые после того, как попала на премьеру знаменитого, ставшего культовым, спектакля. «Аллилуйя любви!» – пелось в финале, а я плакала… Потом я прочла в нескольких словарях значение этого слова. Вот так и закрепилось во мне: невыразимые восторг и хвала – значит «аллилуйя»…
Я ощутила вдруг неодолимое желание вернуться к машине. Это не было тревогой, не было обусловлено какой-либо нуждой. У этого вообще не было никакой видимой причины… И вдруг я вспомнила, с чем можно сравнить подобный позыв: так в детстве, заигравшись в песочнице, вдруг чувствуешь необходимость оглянуться на маму, которая сидит где-то в отдалении на скамейке. Да, именно то ощущение.
Я обернулась и увидела, что Андрей смотрит в мою сторону. Глаз я не могла видеть за бликующим стеклом, но фигура его повёрнута ко мне. Я села в прежнюю позу, сосчитала до десяти, потом ещё раз. Желание ощущалось физически, как щекотка. И оно не прекращалось.
Я всегда дружила со своей интуицией и привыкла ей доверять. Сейчас она мне говорила: пойди туда.
Я подошла к машине. Андрей тут же вышел, открыл мне дверь – мою дверь, заднюю, – и подал руку.
– Озябли? – Спросил он.
– Да нет, – сказала я. – Погода прекрасная. Просто захотелось вернуться. Не знаю, почему… – Я посмотрела на Андрея, но его взгляд в этот момент следил за тем, чтобы я не оступилась.
Он занял своё место – теперь в обычной позе, лицом вперёд.
Я глянула в зеркало и встретилась с его взглядом. Это выходило за рамки правил – никто из водителей никогда не смотрел на меня, пока я не обращалась к нему с чем-либо.
«Не заводите дружеских контактов с водителями, между вами должны быть сугубо деловые отношения» – этот наказ я усвоила хорошо, хоть мне и трудно относиться к живому человеку как к части механизма или процесса. Водители и прочий персонал, вероятно, имели ту же установку, но соблюдать подобные правила у них получалось гораздо лучше, чем у меня.
Я отвела взгляд – благо, это вышло естественно: из-за угла школы показалась дворничиха со своим знаменитым псом Глобусом. Прославился пёс тем, что любому без запинки прогавкивал, сколько будет дважды два, и отвечал на вопрос: «кто мыл раму?» – я сама своими собственными ушами слышала, как он произносит слово «мама». Сейчас Глобус нёс за хозяйкой пластиковое ведро.
Андрей продолжал смотреть на меня, я чувствовала это и начинала волноваться.
Возможно, этот водитель какой-то необычный? Может быть, он на особом положении в семье?..
Я постаралась непринуждённо глянуть на него. Глаза улыбнулись. Я улыбнулась в ответ и ляпнула помимо воли:
– Мне не велено заводить дружбу с водителями. – И засмеялась.
Андрей повернулся ко мне.
– Я не водитель.
– Правда?.. То-то мне показалось, что вы больше на поэта смахиваете…
– Так что, со мной можно заводить дружбу.
– А кто вы, извините за прямой вопрос?
– Друг семьи.
– А что, если с другом семьи мне и подавно нельзя?..
