— В тот раз… Тогда… Да как ты осмелилась вообще что-то предъявлять? Мне плевать на всё, пока я здесь, ты не убьёшь Новисая! — Дакс вновь стал злобным, а вдобавок к этому его вид пугал. То ли взглядом, то ли рукой у ножа. Ита отошла от него подальше, хотя знала, что её любовник — самый слабый человек в отряде.
— Дакс, послушай уже, обратись к разуму, выкинь эмоции и пойми — у нас с каждой секундой всё меньше времени, быть может, в одного из нас уже целятся, а мы тут только и делаем, что сидим и спорим о тяжёлом, но единственно верном решении.
— Ты должна перестать сеять раздор. Даже если ты считаешь убийство правым и веришь в свои слова, это ничего не меняет, ибо подобное мнение является истиной исключительно для тебя. Ты на самом деле пойдёшь до конца? — Он простоял в молчании несколько секунд, а Ита так и не ответила. — Вперёд! Тебе ничто не мешает: убей меня и тогда перейди к нему. — Дакс демонстративно встал как раз там, куда Ита направляла оружие. Она ходила, делала рывки, неожиданные манёвры, но её любовник двигался вместе с ней. Напряжение лишь росло, но Ита смогла беспристрастно сказать:
— Перестань, успокойся, Дакс, неужели ты считаешь меня настолько жестокой? Я не такая и не потеряю последнего разумного человека.
— Не стреляй, и я останусь цел, — сухо ответил Дакс.
— Перестань, Ита, — раздражённо закричал уже Бонум, — Дакс прав, ты не убьёшь нашего собрата! Ты можешь отговариваться сколь угодно, девочка. Все вы вправе это делать, но никто больше не посмеет убивать без моего ведома. Рискнёте — вам не жить.
— Вы все идиоты, теперь точно. — Ита вновь заплакала.
— Быть может это, так — не вмешаться в диалог раньше было ошибкой, признаю, — но нынче, как видишь, и справился и даже готов кое-что предложить. Мы спасём Новисая и убьём того, кто прострелил его ногу — я обещаю. — Ита не поверила этим словам, но немного успокоилась.
— И как же?
— Сейчас собираемся и валим, после я всё объясню, клянусь.
========== Бега ==========
Они бежали. Нет, даже не так — сбегали. Страх накрыл их всех и не хотел отпускать. Иту чувства тревожили не меньше, внутри всё бурлило, но она понимала, что в любой момент можно остановиться. Ита говорила об этом непрерывно, постоянно повторяла одни и те же фразы. Каждый в отряде сознавал сложность ситуации, Ита же понимала ещё и то, что выход из этого положения есть, и он намного проще самих обстоятельств. Бонум же лишь неизменно повторял: права Ита в одном — ситуация не из простых. Командир обещал спасение Новисая, победу над врагом, но всё оттягивал момент исполнения. Для Иты в этих поступках проскальзывал скрытый смысл, слова “Я самодовольный ублюдок”. Бонум считал себя вечно правым, в этом виделось подтверждение не произнесённого. Единственным исключением для него являлся такой случай: он не прав, но эта неправота ведёт к истине. Только это не работало: разводить костры было ошибкой, убийство оказалось ненужным, побег же не имел никакого смысла. Ничто из этого не привело к верному решению, к успеху хоть в чём-то.
Бежали они уже не первый час, с каждой секундой напряжение росло, время неустанно вело к ночи, будто ускорялось. Грязь находилась повсюду — в земле, облаках, деревьях и людях. Вокруг был сырой лес, который состоял только из дубов и редких елей, из-за их плотного взаимного прилегания казался страшным, будто замкнутым. Ещё больше ужаса приносил один факт — скоро прольётся дождь, понять это можно было по грозовым тучам. Иногда попадались кустарники, цеплялись за одежду и портили её. Единственным спасением от всего этого стали поляны, но и они не были безопасны. Здесь Иту пугала уже не природа, а тайный убийца, который непременно следил. Пахло потом, пылью и шишками. На фоне этих трёх другие запахи казались мелочными. Тишины не было нигде — её постоянно прерывало хлюпанье ботинок, разговоры и роса, бега животных и ещё немало лесных звуков.
Нужно ли говорить о последствиях этих решений? Вместо безопасности и радости соратники Иты получили утомление и злость. Побег не приближал их к заветной защите, скорее отдалял её наличие, ведь силы у каждого иссякали, нужда во сне и еде росла, а уж с психикой у всех произошёл полный перекос. Ита заметила это давно, долгое время просто не верила, но после очередного “тихого” разговора отрицать изнеможение соратников стало бессмысленным и бесправным поступком. Всё выдавали лица и одежда товарищей, тон их голоса. Каждый из них теперь был в грязи, постоянная дорога давно разорвала и очернила обноски, но за сегодняшний день они потемнели сильнее всего. Ни на одном лице не было улыбки, хотя бы намёка на неё, у каждого соратника из-за утренней неразберихи появились особые признаки.
Бонум постоянно гладил живот, всё время смотрел на лесные ягоды и рюкзак Вуса, будто не привык к голоду. Одежда его была намного чище, дороже и красивей, чем у других, но теперь и она ухудшилась от постоянного движения: появились потёртости, само одеяние промокло, от изначальной одежды почти ничего не сохранилось. Выражение лица у Бонума сделалось унылым и грозным. Всё оно и, наверняка, тело под одеянием покрылись потом, но незначительно. В поведение Бонума также произошли изменения: то и дело он останавливался и стоял на месте. Сам он это называл “отдыхом”, хотя тех, кто прекращал движение разом с ним или отваживался заговорить о привале, он осуждал и засыпал всякими обвинениями, после рассылал выполнять мелочные дела. Ничего не осталось от давнего, позавчерашнего Бонума, кроме скверного характера. Он чудесным образом сохранился, даже сделался жёстче. Для Иты он остался лицемером, хвастуном и самолюбом. Да и как можно было думать о нём, если все другие соратники находились в куда более неприятных условиях.
Вус превратился в монстра. Пот покрывал его тело полностью, будто жирную свинью, и оттого к нему никто не подходил. На спине Вуса был огромный рюкзак, в котором лежали все вещи командира, самого Вуса и недавно убитого Новисая. Шагал он медленно, постоянно отряхивался от неприятной жидкости, ну а Бонум при каждой его остановке кричал на Вуса, и тот шёл дальше. Закутан он был в жаркие одежды, которые лишь ухудшали положение. Тело его окрасилось в белый цвет, на лице проскальзывали слёзы. С настроем у него тоже всё было не так: Вус просто ушёл в себя, почти не разговаривал. Оно и понятно. Недавно он потерял, быть может, не идеального, но единственного брата. К Вусу Ита испытывала неприязнь, даже теперь остались отголоски этого чувства, но более ей было жалко наивного.
С Даксом происходило что-то не то. Двигался он быстро, к Ите не приближался. При всей его подготовке и силе он был единственным, кто не вспотел, сохранил чистоту, но сменилось поведение. Дакс то и дело вглядывался в лес, искал там что-то скрытое, возможно, друга, который давно мёртв. Обыкновенно он разговаривал со всеми и о чём угодно, теперь же к Даксу было сложно и страшно приближаться. Ита не раз подходила к возлюбленному, но он всегда её отвергал. За эти недлинные промежутки времени она увидела кое-что. Он старался уйти от всех проблесков солнца, чем страдали остальные, но не Ита и Дакс. Он не устал, не в недосыпе была причина. Ита так и не нашла логичного повода, но обнаружила кое-что другое — тик. Часто он повторял бессмысленные действия, ещё более неоправданные, чем молитвы у Бинота. Ите он был сейчас мил и противен.
На фоне всех этих людей, которые устали и изменились за несколько минут, лишь один выделялся достаточно. Другим действия и внешность были продиктованы утренним инцидентом, для Бинота же такой причины не находилось. Он просто сошёл с ума. Без сомнения, в нём осталось что-то человеческое — он тоже промок, но скорее от воды, вылитой себе на одежду. Ряса его казалась особенно важной. До этого костюм священника был лишь походным, но теперь Ита вспомнила о том, кем является безумец. Часто он повторял непонятные слова и странные действия. Он двигал руками, глядел в небо и будто отдавал ему знаки. Лицо же его изображало одно — печаль. Самым же необычным было то, что в отличие от предыдущих дней Бинот шёл вблизи отряда. Нередко он высказывал недовольства, злился будто именно на то, что нарушил собственноручно созданный устав. Боги — так он часто говорил. Для Иты вера в каких-то всевышних существ находилась бредовой идеей, но почему-то у неё появилось желание повторить изречение Бинота. Она попыталась, но слово заменилось на другое — Чёрт!
