========== Невыполнимая работа ==========
Вокруг была резня. Одни люди разламывали другим кости и отрубали конечности, крошили черепа, более безумные издевались над обездвиженными жертвами, расчленяя ещё живых, а те в ответ вопили. Вся земля была покрыта кровью, и её количество с каждой секундой лишь росло. Лэас не мог понять абсолютно ничего: чьи голоса он слышал вокруг, кто и с кем дерётся, всё было чересчур нечётко, будто какой-то придурок ударил Лэасу по башке, и тот до сих пор не отошёл от травмы. Внятным оказалось лишь чувство страха, сковывающие всё тело. Приближалось что-то ужасное, и Лэас это понимал.
Из размытости и суматохи его вытащила боль. Она возникла неожиданно, разлилась по всему телу и соединилась в одном месте — левой коленке. Оттуда же донёсся жутко бесящий стук, он был резким и будто зацикленным. Лэас посмотрел на источник мучений — ногу.
Из неё торчала кость, и по ней стучал человек в броне. Он был страшен, с изрезанной мордой, залитой кровью одеждой и отрубленным ухом. В такт ударам он смеялся и качался из одной стороны в другую. У Лэаса от всего этого закружилась голова. Ему было сложно представить, зачем такое может кому-то понадобиться, но боль и стук не позволяли думать, зато желание крови лишь усиливалось. Лэас жаждал взять меч и раскромсать обидчика на мелкие части, но не вышло хотя бы немного подвигать рукой. А воин всё продолжал, снова повторяя ужасное действие, боль усиливалась, как и страх. Единственное, что он смог сделать — прохрипеть:
— Зачем?
— За твоего брата, — каждое слово стражник проговаривал отдельно, но Лэас всё равно не мог понять, на кой кому-то так мучить человека? Не лучше ли убить или хотя бы оглушить?
Это зрелище продолжалось несколько минут, пока Лэас не обнаружил, что голову он поворачивать может. После такого открытия он повернулся и увидел не менее чудовищную картину. Она наводила ужас и страх в разы сильнее собственной боли, казалось даже, перебивала её. Неотчётливые фигуры в тёмных и красных тонах. Они походили на скоморохов. Только вот одеты шуты были во всё чёрное, и из них торчали кости. Из рук, ног, даже груди. Головы и вовсе оказались полностью лишены кожи, а глаза буквально горели огнём. Эти безумцы, будто по барабанам, ударяли по своим же костям, и, похоже, такое действо приносило им только удовольствие.
Лэас попытался убежать от всего, что видел, вернуться к собственному телу, но вскоре услышал знакомый голос. Он не был уверен, хочет ли сейчас смотреть на его обладателя, возможно, умирающего и изрубленного, но повернулся. Брат стоял возле стены, привязанный к ней. Стражники поливали его из своих дорожных фляг. Закончив это действие — подожгли. Воздух наполнился дымом даже здесь, в двадцати метрах от казни, забивался в уши и рот, а потом появился крик. Это орал брат, он прилагал все усилия, чтобы сбежать: брыкался на столбе, из-за чего муки, похоже, только возрастали, проклинал стражей, которые над этим лишь смеялись. Лэас попробовал отвернуться, но и головой теперь не управлял. Вскоре брат всё же смог уйти, разорвав непрочные верёвки. Весь в крови и гари он бежал, но стражники сразу же его нагнали, проткнули ноги копьями, и он начал ползти. А мучители в это время смеялись и кричали ужасные вещи о брате. А тот всё полз по пустырю и что-то хрипел. Неожиданно он поднял голову и посмотрел на Лэаса, после чего произнёс:
— Ты не спа…
Он не успел договорить — стражник с молотом начал стучать по его голове. Та податливо входила в землю, как гвозди вбиваются в древесину. Вскоре в оголённом черепе образовалась дырка, из которой фонтаном разлилась кровь.
Она хлестала везде! Как и стук, то там, то здесь появлялся новый его источник. Маленькие дети, бьющие по пню, отец, дробящий горную породу, сам Лэас, от холода стучащий зубами. Всего этого становилось всё больше, и он, не в силах хоть на что-то вокруг повлиять или чем-то пошевелить, закрыл глаза и начал кричать, пытаясь притупить свои мучения, агонию людей рядом, уничтожить кровь и стуки.
Лэас открыл глаза и попал на свободу от всего реального, грядущего или происходящего во сне. Теперь он не был скован абсолютно ничем: ни чёртовым кошмаром, ни дурацким обществом.
Вокруг стало темно, и организм Лэаса окутало приятное тепло — он находился дома. Но что-то всё равно не давало ему покоя — бесящий стук, будто вылетевший из сна и продолжавший терзать его до сих пор, и он пугал Лэаса. Рекурсивные сны вещь неприятная, и если это один из них…
Он быстро взялся проверять реальность всех частей тела. Сперва решил убедиться в наличии головы, и та оказалась на месте. Он стряхнул пот, неприятно разъедающий кожу, и ещё раз проклял своё воображение. После Лэас проверил ноги: одна там, где ей самое место, другой нет, как и должно быть. Затем туловище и руки, они всё там же, где находились раньше, и что важнее — существуют. Первый этап проверки пройден, остался второй.
Лэас в спешке зажёг лампу, и появился свет. Он был довольно слабым, еле освещал всю комнату, но это оказалось в разы лучше, чем темнота. После Лэас открыл тумбу и достал оттуда любимую книгу: “Охота и её особенности”. Лэас быстро распахнул её на случайной странице, глаза начали бегать по строкам: “Оленья слабость в Осень — их голос”. После второго прочтения фраза не изменилась, как и третьего. Для Лэаса это было настоящее счастье, ведь ему сегодня не придётся просыпаться несколько раз.
А стук до сих пор повторялся, что означало одно — к Лэасу пришли гости, и они были чересчур настойчивы. Этот звук сильно портил и так плохо начавшийся день. Лэас, конечно, ждал компании, но не раньше полудня, хотя, может, сейчас и вовсе вечер уже. А там счастливые моменты с учениками, их обучение, цивилизованная охота, Сципул. В любом случае посетитель не являлся даже знакомым Лэаса, ведь всякий, кто пусть немного, но знал Лэаса, смыслил, как вывести его из дома. Ученики и вовсе имели бы наглость кричать, но смогли бы выгнать на улицу упрямого учителя.
Нет, это кто-то незнакомый, а Лэас не тот человек, что станет открывать каждому встречному, однако и позволить неизвестному продолжать портить день в планы Лэаса не входило, и он решил пойти и выгнать незваного гостя.
Лэас начал искать протез, но нигде его не находил. Да, вот и у темноты появились свои минусы. Даже со светом от лампы почти ничего не видно, ибо горела она чересчур тускло, лишь давая понять, что находится в нескольких футах от неё. К счастью, пламя в ней можно было изменять. Это Лэас и сделал, взяв в руки светильник и усилив огонь.
Комната сразу озарилась светом, и, хоть он и наполовину не мог сравниться с солнечным, глаза Лэаса от непривычки были ослеплены, но через пару десятков секунд всё же приспособились. Ужасно долго, но лучше, чем в таком же оцепенении позориться перед тем, кого Лэас собирался прогнать. Вспомнив об этом, он вновь пускает корни надежды, что гость ушёл, но это появившееся на долю секунду мечтанье прерывает повторяющийся стук.
Любимый арбалет, нож для разделки животных, антресоли и книги, лежащие на них, — эти привычные атрибуты собственного жилья Лэас заметил только после полного приспособления к свету. Нашёл он и ту вещь, что искал. Всё это время протез лежал около тумбы, а Лэас его попросту не заметил. Сразу после обнаружения он подобрал и начал надевать столь нужную железку. Это всегда было трудным процессом, и Лэас закончил лишь через пару десятков секунд. После надел штаны и рубашку.
Лэас ещё немного отдохнул, взял в руки лампу и пошёл к двери, каждый шаг отзывался болью в виде щипков, и она лишь усиливалась. Он упорно продолжал идти, надеясь на лучшее, но понял, что нужно было возвращаться к кровати, только тогда, когда жжение стало невыносимым. Он уже падал и чувствовал — вскоре будет лишь больнее, и вспомнил про лампу. Буквально за секунду до подобного исхода он спас дом от пожара, поставив её на пол.
После этого было лишь бесконечное жжение в несуществующей ноге. Её будто снова и снова рубили, прямо как в тот роковой день, а то и хуже. Встать Лэас не мог, да и шевелиться теперь было сложно, и даже видеть. Он позволил себе всё, но плакать не стал, не допустил усугубление позора. Лэаса окружили крики, которые почти заглушали неприятные чувства, но и такое лекарство не помогало. Боль не прекращалась, и она не прервётся ещё очень долго, Лэас это понимал. Быть может, конца ей и не будет, зато с каждой секундой она ослаблялась, и Лэас всё же смог встать.
