Бармен кивает, бормоча загадочное сообщение самому себе.
— Мне лучше уйти, — говорит она. Она швыряет пару диамантов на стол – две сверкающие серебряные монеты с выгравированным лицом Диаманты Великой, Курфюрстины, которая начала первый Аукцион.
— За мой счет, — говорит бармен, отмахиваясь от денег. Но Сил оставляет их, и мы выходим на холодную улицу. По пути я срываю бумажный лист.
— Что это было? — спрашиваю я, когда мы залезаем обратно в телегу и начинаем ехать по оживленной улице.
— Оружие, — ворчит Сил. — У Люсьена есть люди, которые делают их в Смоге и отправляют сюда. Но это тяжело. Невозможно сделать или отправить больше, чем несколько за раз. Медленно движущаяся революционная сила, состоящая из фермеров и фабричных рабочих. И забывчивых барменов.
Я думаю о Симстресс, Кобблере и Тифе, единственных членах Общества, с которыми я встречалась. Без них мы бы никогда не добрались до фермы, но… Являясь чрезвычайно полезными в шпионаже и побегах, они все же не солдаты. Определенно не те, кто мог бы выстоять против объединенной силы Ратников.
Кажется, Сил читает мои мысли. — Не твоя забота, — говорит она, взмахивая поводьями, чтобы отправить Репку в рысь. — У нас есть поезд, который нужно догнать.
— Что вы ему дали для того мальчика? — спрашиваю я.
Она пожимает плечами. — Порошковая красная ива и гвоздика. Должно помочь утолить боль.
— Что с ним случится?
— Он будет жить. — Ее тон не очень оптимистичен.
Я открываю газету и просматриваю ее. В дворце Леди Света была вечеринка, которая немного вышла из-под контроля – несколько королевских сыновей начали драться друг с другом на кулаках. В газете отмечается, что «это была сцена, достойная Гарнета из Дома Озера, но брак, похоже, смягчил нрав самого знаменитого дурного мальчика в Жемчужине».
Я просматриваю другие страницы. Размещено объявление о рождении, которое меня нервирует. «Дом Ивы приветствует девочку. Имя будет объявлено». Нет упоминания о суррогате. Еще одна девушка умерла из-за них.
Я перелистываю страницу, и мое дыхание перехватывает. Лицо герцогини смотрит на меня. Ее темные волосы прибраны и усеяны жемчугом, и на ней платье с глубоким вырезом. Я будто чувствую ее взгляд на себе, её холодная жесткость заставляет мурашки пробежать по спине. Заголовок гласит: “ГЕРЦОГИНЯ ОЗЕРА ПРЕДОСТАВЛЯЕТ ЧАСТНУЮ АУДИЕНЦИЮ С КУРФЮРСТОМ”.
Это должно иметь отношение к письму, которое она доставила, как сказал Гарнет. Но что она задумала?
Станция Бартлетт находится примерно в 30 минутах езды от города в узком овраге, окруженном холмами. На этом поезде должно быть много поставок, потому что на вокзале ждут около десяти или пятнадцать тележек. Несколько мужчин смотрят на меня и на Сил, складывая ручные сигареты. Я благодарна за свою шапку и очки.
Я слышу поезд до того, как замечаю его – два свиста, которые отдаются эхом от окружающих холмов. Поезд, большой и черный, выпускающий толстым белый дым. Он прибывает на станцию с оглушительным визгом, в то время как люди с вымазанными сажей лицами выпрыгивают, открывают двери на фургонах и вытаскивают ящики, мешки и пакеты, завернутые в коричневую бумагу.
Я ищу что-либо, отмеченное черным ключом, и нахожу его нарисованным на ящике, который выгружается. Я вздрагиваю, когда двое мужчин бесцеремонно бросают его на землю.
— Этот наш, — говорит Сил.
У ящика есть две ручки, но он довольно тяжелый. Когда мы пытаемся поднять его на тележку, порыв воздуха поднимается вверх, подталкивая дно ящика так, что он с громким ударом приземляется на тележку. Сил подмигивает мне.
— Полезно, — говорю я. Хотелось бы, чтобы мы открыли его сейчас.
— Подумать только, — говорит она, поглаживая ящик, — это могло быть твоим путешествием ко мне. Так же просто, как несколько капель сыворотки и поездка на поезде.
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. — Ты говоришь, как Люсьен, — говорю я.
Сил фыркает.
РЕЙВЕН И ЭШ ВЫХОДЯТ НА ПЕРЕДНЕЕ КРЫЛЬЦО, чтобы поприветствовать нас, когда мы возвращаемся к Белой Розе. К моему облегчению, Эш в лучшем настроении.
— Вот, — говорит он, прыгая на телегу с ломом в руке. Он выдергивает крышку деревянного ящика. Запах сена и спертого пота наполняет воздух.
Львица лежит в позе зародыша. На ней коричневое шерстяное платье. Я полагаю, Люсьену пришлось одеть ее в морге. Она такая тощая, почти такая же, как и Рейвен раньше, ее кожа натянута на кости. У нее под глазами темные круги, темнее её шоколадной кожи.
Эш аккуратно берет её за запястья и укладывает на свое плечо.
— Где мне её положить? — спрашивает он.
— В комнате Рейвен, — говорю я. — Я буду с ней, пока она не очнется.
ЛЬВИЦА СПИТ БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ ДНЯ.
Когда солнце начинает садится, действие сыворотки ослабевает.
Сегодня небо тихое, приглушенное жженными оранжевыми и выцветшими желтыми оттенками. Я смотрю в окно, как вдруг она склоняется вниз, тяжело дыша. Я хватаю ведро, которое я принесла для этой цели.
— Вот, — говорю я, держа его одной рукой, второй – её спину, пока ее тошнит. Сыворотка Люсьена имеет довольно неприятный побочный эффект.
Львица кашляет, и я подаю ей тряпку, чтобы вытереть рот. Она неловко моргает, словно ее глаза не уверены, хотят ли они оставаться открытыми или закрытыми.
Я наливаю ей стакан воды из кувшина на тумбочке. — Выпей это.
Теперь она проснулась. Я нахожу себя немного нервной. Эта девушка из той, теперь такой далекой части моей жизни. Я не знаю, как себя вести при ней.
Она пьет в тишине и подает мне стакан без “спасибо”.
— Ты, — говорит она, занимая сидячее положение.
— Я Вайолет, — говорю я. — Как тебя зовут?
— Где я? — Ее глаза сужаются. — Как я сюда попала? Что тебе надо?
— Ты на Ферме, — говорю я. Наверное, не стоит удивляться ее настроению. — Я хочу помочь тебе. И… Мне тоже нужна твоя помощь.
Если бы я планировала, что хотела бы сказать, получилось бы лучше.
Ухмылка Львицы выглядит так неправильно, слишком много сарказма на таком изможденном лице. — Конечно. Так ты похитила меня? Как ты вообще сюда попала? Я думала, ты заперта во дворце Озера.
Я игнорирую ее вопросы. — Однажды ты говорила со мной о власти, — говорю я. — На похоронах Далии, ты сказала мне, что у нас больше власти, чем у королевской семьи, потому что мы делаем их детей.
— Я рада, что произвела впечатление, — говорит она.
— Ты понятия не имеешь, какая у нас сила.
Воздух – это самый простой элемент для соединения, потому что он всегда присутствует. Я выпускаю себя в него, принимая пьянящую невесомость, которая приходит с присоединением к этому элементу. Я выталкиваю его, кружась по комнате, сначала медленно, но потом быстрее, пока не почувствую, что я летаю. Львица прижимает простыню к груди.
Я разорвала соединение. Комната успокаивается. Я чувствую волнение.
— Что ты такое? — спрашивает Львица.
— Я … — Я не совсем уверена, как ответить. — Я такая же, как ты. Мы одинаковые.
— Хочешь сказать, я могу сделать то, что ты только что сделала?
— Что-то вроде этого. Надеюсь.
Львица фыркает. — Ты надеешься? Зачем ты привела меня сюда?
— Ты бы предпочла вернуться в Жемчужину? — говорю я.
Она колеблется. Я вижу боль в ее глазах. Интересно, что память воспроизводит сейчас. — Нет, — говорит она.
— Тогда все в порядке.
— Так ты собираешься сказать мне, почему я здесь?
— Как я сказала, мне нужна твоя помощь. Свержение королевской семьи.
Темные глаза львицы расширяются, так что я вижу белки глаз. — Ты серьезно.
Я чувствую, что этот момент имеет решающее значение. Мне нужно, чтобы она поверила мне, и все же у меня нет ничего, чтобы убедить ее здесь, кроме как кружить по спальне. Как я могу объяснить истину о Заклинаниях, Паладинах и об этом острове, о том, кто мы есть на самом деле? Я глубоко вздыхаю.
— Я так много могу тебе показать и рассказать. Если хочешь. Но сначала я хочу, чтобы ты сказала мне свое имя.