На закате вновь появились слуги, неся белые шелковые и парчовые одежды к свадьбе. Теперь Кела стала похожа на сахарную фигурку, вроде тех, что украшали витрины кондитерских в Ланге.

Король не казался особенно довольным, скорее всего он уже пожалел о своем решении. Кела почти поверила, что сейчас он отменит свадьбу. Аугустус Петер нашел глазами в толпе придворных баронессу Августу — всем известно, что она была фавориткой старого короля Максимилиана, — нахмурился, но велел начинать церемонию.

Кела мало что запомнила и из этой свадебы, хотя, кажется, она что-то говорила. В себя она пришла только в королевской опочивальне — комнате размером почти в тронный зал, посреди которой высилась тяжеловесная кровать под бархатным балдахином. Через несколько минут появился слегка пьяный король.

Ночью, накинув поверх сорочки мужнин парчовый халат, Кела поднялась на северную башню. Комната казалась очень пустой, хотя, унеся мотки золотых нитей, в нее вернули лавки и темные от времени шпалеры. Подойдя к окну, Кела застыла, не сводя с гор пристального взгляда.

* Самопрялка — очень простая машина с большим колесом и ножным приводом, одновременно вытягивает и скручивает нитку и наматывает ее на веретено.

Обязанностей у королевы оказалось немного, к томе же Аугустус Петер стыдился своей медноволосой неотесанной жены-горянки. Дни Кела проводила в зеленых и медовых комнатах баронессы Августы, а ночами сидела на подоконнике окна, выходящего на север, не взирая на погоду. Король почти не обращал на нее внимания, но это было и к лучшему. Только узнав, что ждет ребенка, Кела потеряла самообладание и впала в отчаянье. Прибежав к Августе, она упала на один из диванов и разрыдалась в подушку. Баронесса медленно отложила перо.

— Полно, Кела. Ваше величество, прекратите!

Кела села, утирая слезы, и внятно напомнила своей подруге о данном гному обещании.

— Всегда можно что-нибудь придумать, дитя мое. Знаешь, как делали в сказках?

— О да! — фыркнула Кела. — Меняли детей. Королевского сына прятали у каких-нибудь рыбаков, а рыбацкого воспитывали во дворце. Неужели ты думаешь, что я не буду любить выращенного мной ребенка, как родного?

— Я пошутила, — мягко заметила Августа. — До того часа, когда тебе придется расплачиваться, еще долго. Не порти цвет лица раньше времени, ты все-таки королева. Послушай лучше:

Капли солнца, немного света

Проникает сквозь щели в крыше.

Гомон птиц, окончанье лета,

Запах трав дики знаком свыше.

Ну, и еще там пара строф…

— Мило, — безразлично ответила Кела.

Августа махнула рукой, оставив попытки развеселить юную королеву.

Узнав о беременности жены, король окружил ее заботой. Стоило Келе пожелать чего-либо, и она тут же это получала. При этом отношение Петера не стало теплее. Кела ощущала себя курицей, высиживающей яйцо райской птицы.

Наследник и его сестра-близнец родились весной, когда уже появились первые цветы. Сначала мальчик, названный в честь деда Максимилианом, и на пять минут позже девочка, почти не заинтересовавшая короля. Кела осмелилась назвать ее Келой, как звали мать, которую королева почти не помнила.

Кела обставила комнату в северной башке светлой мебелью, украсила цветами и часто укачивала там детей в колыбели, любуясь горами. Король поощрял причуды жены, хотя и приставил к наследнику охрану.

Наступило лето, в королевском саду расцвели розовые и бордовые пионы. Пышный букет этих цветов ярким пятном выделялся на фоне старинного гобелена, изображавшего охоту на единорога. Кела неспешно качала колыбели, вышивая расцвеченные лиловой дымкой вереска горы. Нагнувшись, чтобы вытащить из корзины нитки, Кела ухватила за медный клубок, припрятанный среди гаруса. Кела в раздражении отбросила клубок в сторону, и тот, как и в прошлый раз, осел на пол ворохом диковинной ткани. Кела подняла широкий длинный кушак, расшитый рельефным замысловатым узором в тон ткани. Вещь была поистине царская, хотя совсем не вязалась с нежно-голубым платьем королевы.

— Я рад, что ты так беспечна, королева, — фыркнул знакомый до омерзения голос за спиной.

Кела обернулась, едва не уронив кушак. Гном, еще более безобразный, чем раньше, сидел в колыбели келиного сына и раскачивал ее.

— Я пришел за тем, что мне причитается. Сначала я заберу Максимилиана, — гном ткнул тонким пальцем в мальчика. — Потом Зельду. Ну, о женихе ее я уж сам позабочусь, позднее.

Кела без сил рухнула в кресло.

— Я… я не ждала тебя так рано…

— Прошел ровно го с нашей последней встречи, королева, зачем же мне еще ждать? — усмехнулся гном.

— Может быть ты возьмешь что-то другое вместо моего сына.

Гном разразился фырканьем и полусмехом-полукашлем.

— Боишься гнева своего супруга, королева? Что же ты можешь предложить мне взамен, интересно?

Кела помяла в пальцах кушак, после чего протянула его гному.

— Ну и зачем мне это? — пожал плечами гном. — Обыкновенный пояс.

— Этот кушак соткан из моих волос. Он не такой уж обыкновенный.

Гном задумался, потом протянул руку и подцепил вышитую ткань.

— Хорошо, будем считать, что сына ты выкупила. Но не надейся, что с дочерью будет так же легко. Впрочем, ты мне нравишься… Я приду через неделю, и ты попытаешься угадать мое имя. Угадаешь, я исчезну навсегда. Не угадаешь, и я приду в последний день лета, а потом в день последних костров. Если же за три раза ты не сможешь сказать, как меня зовут, не обессудь, я заберу малышку Зельду с собой.

Он завернулся в кушак и пропал. Кела позвала кормилицу, оставила детей на ее попечение и побежала к Августе.

Баронесса, естественно, была занята — привычно скрипела пером по пергамену. Однако, увидев взволнованную королеву, она отложила недописанное стихотворение.

— Имя? — переспросила Августа, когда Кела рассказала ей о новых условиях гнома. — И у тебя уже есть какие-нибудь идеи?

Кела покачала головой.

— Я, конечно, слышала множество имен, но не берусь сказать, как могут звать это чудовище.

— В святцы можно даже не заглядывать… — Августа закусила кончик пера. — Вот что, девочка моя. Садись и пиши все имена, которые только можешь вспомнить.

Всю следующую неделю Кела и баронесса собирали имена. Король смотрел на это с легким недоумением, но снисходительно, и даже сам подсказал парочку. В положенный срок Кела поднялась на башню и на закате встретилась с гномом. Устроившись на спинке массивного дубового кресла, он сцепил свои похожие на ножки паука-сенокосца пальцы на колене и ухмыльнулся. Кела срывающимся голосом начала называть имена. К полуночи список закончился, а нужное так и не было найдено. Гном спрыгнул на пол, шутливо поклонился и исчез.

Кела принялась за новые поиски. Она и не подозревала, что в мире существует такое количество имен, да еще и престранных порой. Списки составили уже несколько томов, а у королевы по-прежнему не было никакой уверенности в успехе. Все лето она старалась не отходить далеко от малютки Зельды. Угроза потерять ее сделала девочку самым дорогим для Келы существом. Королева укачивала дочь, напевая мелодию, услышанную у гнома, и еще когда-то раньше. Слова появились не сразу, и Кела вполне допускала, что сама выдумала их.

пела она.

Лето подходило к концу. Последний день выдался дождливым. Кела поднялась на башню со свитками и книгами и замерла у окна. Гор не было видно за пеленой воды, и Кела лишилась последней поддержки. Царапая ногтем камень стены, она замурлыкала странный мотив, силясь успокоиться.