от счастья что ли старый ошалел -
и прыгает и скачет ретивое,
что даже страшно - что со мной такое,
рука так нетверда как никогда,
и тмится свет в глазах - беда, беда.
Привычные лекарства я глотаю,
но улучшения чувств не замечаю,
двойные дозы сыплю в глотку, внутрь,
какие и здорового доймут.
29.
Подходит что ли смерть, стопой неслышной,
за счастие расплата за моё
уж слишком не замедлила. Дурею
от мыслей мельтешащих, сильных болей,
но каждый вечер, пересилив страх,
встаю, иду, шатаюсь на ногах,
я выбрит, чуть порезан, бледен чуть,
шаг на ступеньку - сбой - передохнуть,
я перед дверью, дрожь унял, стою,
я среди страхов похоть узнаю.
30.
Лежал, как после смерти, после страстных
объятий неуклюжих. Ты смотрела
внимательно и долго на меня,
о, что такое это было - а?
любовь твоя? моё невелико
искусство наслаждения - испуган
я чем-то таким жутким, ты сама
испугана - прижавшимся друг к другу
нам видно что? - стена, да потолок.
Я засыпал. Чем мутным после дела
больная голова затяжелела.
31.
Сквозь сон - звонок, кто это может быть,
не муж ли? Так и кончим анекдотом
любовь свою. Кто там? - Марина. - Ты
зачем сюда? - За правдой. - Может хватит.
Я одеяло скинул, встал с кровати. -
Вошла Марина нервная немного -
Илюша, ты накинь что ради бога.
32.
Я закурил, я смял в два сгиба гильзу,
я дунул в папиросу, пачку вынул,
я встал с кровати, одеяло скинул,
глаза продрал...
33.
Гостеприимства малый обиход
потребовал тебя. Ты стол накрыла,
ее к окну поближе посадила,
чай разлила по чашкам, принесла,
печенье, сушки, нам ли до еды -
раз в воздухе предчувствие беды,
раз в кухонном запахло вдруг стряпнёй -
неудобоваримой, роковой.
34. Марина.
Всё было слишком ясно изначально
и потому запутались. Ну кто
подумать мог не на тебя, Ириша,
кому всё это выгодно - тебе,
кого еще искать... Я сомневалась,
и от того кричала, унижалась,
потом пришло письмо. Российской почты
темны пути, извилисты, но всё
доставила. - Что всё? - Письмо от Паши,
доругивался там он, нервный спор,
наш о тебе заканчивал, как только
не обелял тебя - чем ты взяла
всех их? - почти что ангелом считают,
и смерти от тебя не замечают.
35.
Письмо в руке, развернуто, затерто,
тетрадный лист, он так всегда писал,
как в детстве мы контрольные, поля
отчеркивал, сдержать старался почерк,
не разлетался б по бумаге очень.
С помарками, подчистками, следами
блуждавшей мысли - вот его посланье
доподлинно - последнее прости,
последний всхлип - в последнюю разлуку
уход - узнал я руку - смерти весть,
которую придется взять, прочесть.
36. Марина.
Он сетовал мне часто, он брезгливо
меня воспринимал, он сиротливо
смотрел так на меня, на всю родню,
всё хуже, горше ото дня ко дню
он отстранялся - будто и не наш
в иные эмпиреи устремлялся
и вчуже нас, надменно трактовал.
Могла
предположить, что он и после смерти
не будет слишком щедр к нам. Есть другие,
кто были ему ближе в роковые
моменты трудной жизни - ты, Илюша -
и вот его письмо - читаю, слушай...
37.
"Всю жизнь тебя как мог оберегал,
а толку чуть, ты вечно попадала
в какие-то провалы, то твой брак
с унылым шизофреником, то сын
дурак и вор и всё ты шла ко мне
за помощью, меня же обливала
помоями тепло и благодарно,
нудела, как мне жить, ворчала, ладно,
я всё терпел, но перешла черту,
последнюю, когда стыд срам, забыв
ты начала свой новый стон, надрыв
напрасный, худший всех - её кляня,
во всех, грехах обидах обвиня".
38.
"Я мог бы и простить. Такую дуру
воспринимать серьезно ни к чему,
но мне противна вся твоя повадка
украдчивая, весь твой потаенный
пыл ненависти, подлости" - она
чуть вздрогнула, продолжила бледна.
39.
"Когда б я верил всяким филантропам,
то им бы завещал, а так кому? -
коварнейшему другу. Я ему
так много задолжал, его участье
чем было - в бедах, язвах сладострастьем,
паскуднейшим обычаем, но всё же...
он деньги тратил - получи, дружище,
возмездие - долги и пепелище"
40.
Его слова. Его блудливый голос
звучал и, значит, не было подделкой
письмо - всё настоящее - весь стиль -
и здесь не удержался ты, ломался,
хамил тем, этим, мне, Марине, горько
припоминал обиды, клял нас всех,
хамил и хаял, поднимал на смех.
41. Марина.
Был Паша не такой дурак безвольный,
чтоб отписать наследство ей. Тебе,
рассорившись со мной, он завещал
имущество, я знала это, и
пришла к тебе просить те двести тысяч.
Потом в конторе не сообразила
как так, что происходит, надо было
тогда его за жабры, но казался
таким солидным, мудрым. - Кто? - Да этот
нотариус. Но есть теперь у нас
текст подлинный и подлинная воля
покойника. Вернем себе своё -
недвижимость, счета,
шматьё,
рыжьё.
42. Марина.
Всё стало окончательно мне ясно,
когда я заказала экспертизу.
Почерковеды сразу объявили,
что подписи на завещанье первом
все лживы -
и, значит, путь не долог до суда
тебе и твоему в зеленой тройке
любовнику. - Любовнику? - А как ты,
Илюша, думал. - Нет, не может быть -
Не думала, что этим удивить
знакомого старинного ее
смогу. Вы все любовники у ней,
кто в этой драме сбились потесней.
43.
Но как же ты смогла убить его
повесить...
Эта хрупкость, эта нежность
с убийством несовместны...
Лишенье жизни, потный, грубый труд,
когда не яд...
Хладеющий как и окоченелый
груз взгромоздила, в петлю как продела -
все эти упражнения...
Я в них тебя не представляю...
Ну скажи,
весь этот морок-дрянь разворожи.
Ну, защищайся, плохо, неумело,
хоть как, я за тебя доделать дело,
додумать хОды, доводы смогу -
сидит, глаза таращит, ни гу-гу.
44. Марина.
Я тоже сомневалась в этом, как
тонюсенькая, хрупкая смогла,
как сил хватило - только посмотри
моль бледная, дрожащая от страха,
но сил хоть отбавляй в тщедушном тельце,
так зябко что вот кутается - пальцы
как клещи у нее - ты сколько лет
по клавишам стучала, пианистка,
сдавила горло и он умер быстро,
потом обычный трюк - веревка, блоки -
всё физики нетрудные уроки -
и сделано. И снова томный вид -
глаза как спят, томление в крови.
45. Марина.
Они уже вещички паковали,
готовились продать и разделить,
но тут ты объявился - или чем
сумел их испугать или тебя
решили тоже. - Что меня? - Убить,
я думаю, вторая петля им