Литмир - Электронная Библиотека

На протяжении всего существования ИРИ ислам оказывал решающее влияние на формирование этнической и эстетической идентичности иранского кино. Исламский кинематограф, вызванный к жизни духом революции и, следовательно, ее идеологией, и сегодня сохраняет свои черты в массовом кино, в то время как иранский артхаус в попытке вырваться из-под правительственного гнета пронизан близким к «народному» исламом. Разрыв между авторскими концепциями создателей массового и фестивального кино наглядно демонстрирует культурную и религиозную обстановку в стране. Таким образом, иранские фильмы, обладая собственным уникальным и неповторимым обликом, одновременно являются кинолетописью политической идентичности современного Ирана.

Взаимоотношения иранского кинематографа и западной общественности всегда зависели, во-первых, от роли иранского государства в содействии успеху отечественного киноискусства на Западе, его игры в принятие и неприятие созданного языком кинематографа образа ИРИ и его распространения среди западного зрителя; во-вторых, от преломления культурных и ментальных стереотипов, трансформации сюжетного и визуального нарративов иранских фильмов под влиянием их выхода на международный рынок.

Шахская культурная политика исходила из тезиса непрерывной традиции иранской государственности (монархии) на протяжении двух с половиной тысячелетий. После революции в культурно-политической практике теперь уже религиозного государства приоритетными стали идеалы исламской истории и культуры, труды религиозных деятелей.

Концепция исламского пути развития, вводимая во все области жизни страны после установления теократической формы правления и провозглашения ИРИ, привела к радикальному изменению облика культуры и идеологии иранского общества. Явственно проявилась тенденция к сужению границ национальной истории, отныне исчисляемой только от даты принятия ислама. Во время Ирано-иракской войны в понятие культурного наследия включалась преимущественно история шиизма. Впоследствии до 1989 года, когда в культуре действовал запрет на упоминание и чтение «Шахнаме»[39], культурное поле национальной жизни сузилось до изучения истории исламской революции, жизнеописаний имама Хомейни и шахидов, отдавших жизни за веру. К концу 1980-х годов иранское общество переживало культурный застой в светской сфере жизни, а признаками ослабления жесткого исламизированного курса идеологии послужили два события. Первое – публикация сборника мистических газелей имама Хомейни «Вино любви», второе – возвращение в литературную жизнь страны классической поэмы «Шахнаме»[40].

На примере Ирана можно видеть, что даже самая закрытая страна стремится к созданию репутации высококультурного государства. «Поддержка национальной культуры для государства – вопрос престижа. Или, иначе выражаясь, его международного имиджа. Чем этот имидж привлекательнее, тем больше шансов у национального производителя в других сферах»[41]. Для иранского государства, как для любого другого, спортивные успехи, шедевры народной культуры и выдающиеся произведения искусства являются способами достижения культурного авторитета страны на мировой арене.

Правительство ИРИ использует популярность иранского кино на Западе для повышения культурного и политического престижа страны на международном уровне. Сейчас кинематограф является важнейшим предметом гордости Ирана в области культуры и искусства.

В Тегеране проводится крупный международный кинофестиваль «Фаджр». Фильмы видных иранских режиссеров принимают в нем участие и зачастую получают высокие оценки специалистов, однако потом многие из них не выходят в широкий отечественный прокат, поскольку их дискуссионные и провокативные сюжеты не проходят цензуру.

Тем не менее именно благодаря «Фаджру» иранские фильмы часто попадают в западный прокат. Каждый год представители международных европейских фестивалей посещают «Фаджр» для отбора иранских фильмов (с их последующим участием в конкурсной программе международных фестивалей)[42].

Особенно популярно авторское иранское кино на Каннском кинофестивале. Успех иранских фильмов во Франции представляется не случайным, так как на протяжении длительного периода именно искусство являлось важнейшим фактором связи двух стран. Многие культурные связи были оборваны революцией и последовавшим охлаждением в отношениях. Тем не менее «во Франции продолжает функционировать центр иранистики, проводятся иранские выставки, были снова открыты Иранский дом в Париже и культурное представительство Франции в Иране, прекратившие свое существование после революции»[43]. Именно во Францию эмигрировали М. Махмальбаф и его семья[44], там же сегодня проживают известная молодая актриса Г. Фарахани и многие другие деятели культуры и искусства, иранцы по происхождению.

Правительству ИРИ выгодно, чтобы идущие в международном прокате фильмы создавали благоприятный образ страны, так как на протяжении последних двух десятилетий кинематограф выступает одним из основных посредников в культурных взаимоотношениях между Ираном и Западом. Вместе с тем оно пытается посредством органов цензуры регулировать круг избираемых режиссерами тем, вынуждая их следовать генеральной линии Министерства культуры и исламской ориентации. В результате многие фильмы, которыми восхищаются на Западе, запрещены на родине.

Иранское правительство действует по двойным стандартам: выпускает артхаус за границу и дает ему возможность участвовать в фестивалях, но при этом запрещает эти картины в самом Иране. Основная масса фильмов, идущих в иранском прокате, снята в соответствии с идеологическими представлениями ИРИ. «В Иране в год производится сотни короткометражных лент и около 90 художественных фильмов, 20 % из которых снимаются режиссерами-интеллектуалами, а остальные фильмы составляют так называемый “основной корпус” иранского кино»[45]. Западная публика получает фестивальное иранское кино, в то время как сам иранский зритель смотрит популярные отечественные фильмы и сериалы.

Политика культурного обмена между западными странами и Ираном предполагает демонстрацию фильмов, образцово-показательных с точки зрения Министерства культуры и исламской ориентации. Ярким примером может служить ретроспектива кинолент Р. Мир-Карими, проведенная в рамках недели иранского кино в столице России при поддержке культурного центра Ирана в Москве. Кинокартины Мир-Карими созданы по канонам министерства и показывают идеальную модель иранского общества: в повседневной жизни граждане следуют в мелочах букве исламского закона и его этике, а заблудшие души находят спасение в исламе и в конце фильма непременно перерождаются.

Фильм Р. Мир-Карими «Проще простого» (2008) повествует о простой иранской семье. Главная героиня Тахере – обычная женщина, жена и мать двоих детей. Изо дня в день она занимается домашними хлопотами, стараясь как можно лучше устроить быт своих любимых домочадцев. Но однажды она понимает, что стала незаметной в своем собственном доме: потакая капризам детей и заботясь о муже, утратила свою индивидуальность и больше не нужна семье.

Отношение Тахере к ее жизни меняется, когда к ней приходит соседка: ее дочь выходит замуж, и в предпраздничной суете она обращается к главной героине фильма, чтобы та погадала молодой невесте на Коране о ее будущей семейной жизни. Соседка выбрала Тахере, потому что, по ее мнению, та живет в счастливом браке и у нее прекрасные дети. Поэтому она обязательно откроет Священное Писание на благодатном айяте (стихе) и предречет молодым долгую и счастливую жизнь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

вернуться

39

«Шахнаме» – эпическая поэма Фирдоуси, в которой излагается история Ирана с древнейших времен до проникновения арабских завоевателей в VII веке.

вернуться

40

См.: Кляшторина В.Б. Эволюция культурной доктрины Исламской республики Иран // Ислам и политика (Взаимодействие ислама и политики в странах Ближнего и Среднего Востока, на Кавказе и в Центральной Азии). М.: Крафт; ИВ РАН, 2001. С. 306 – 308.

вернуться

41

Малахов В.С. Государство в условиях глобализации. М.: КДУ, 2007. С. 208.

вернуться

42

О взаимодействии иранского кинематографа и международных кинофестивалей см.: Farahmand A. Perspectives on Recent (International Acclaim for) Iranian Cinema // The New Iranian Cinema: Politics, Representation and Identity. L.; N.Y.: I.B. Tauris Publishers, 2002. P. 86 – 109; Idem. Disentangling the International Festival Circuit: Genre and Iranian Cinema // Global Art Cinema: New Theories and Histories. Oxford: University Press, 2010. P. 263 – 285; Naficy H. Islamizing Film Culture in Iran: A Post-Khatami Update // The New Iranian Cinema: Politics, Representation and Identity. L.; N.Y.: I.B. Tauris Publishers, 2002. P. 26 – 66; Idem. Phobic Spaces and Liminal Panics: Independent Transnational Film Genre // Multiculturalism, Postcoloniality, and Transnational Media. Piscataway, NJ: Rutgers University Press, 2003. P. 203 – 226; Idem. Theorizing «Third-World» Film Spectatorship: The Case of Iran and Iranian Cinema // Genre, Gender, Race, and World Cinema: An Anthropology. Malden: Blackwell Publishing, 2007. P. 369 – 388; Pardo E.J. Iranian Cinema Goes Universal // Middle Eastern Societies and the West: Accommodation or Clash of Civilizations? Tel Aviv: University Press, 2006. P. 289 – 315; Poudeh R.J., Reza Shirvani M. Issues and Paradoxes in the Development of Iranian National Cinema: An Overview // Iranian Studies. 2008. Vol. 41 (3). P. 323 – 341; Wong C. Iranian Cinema, Cinematographers, and Debates in Global Public Spheres // Film Festivals: Culture, People, and Power on the Global Screen. New Brunswick, NJ: Rutgers University Press, 2011. P. 168 – 179.

вернуться

43

Манучихри А. Политическая система Ирана. СПб.: Петербургское востоковедение, 2007. С. 221 – 222.

вернуться

44

М. Махмальбаф быстро разочаровался в идеалах исламской республики, за которые боролся в молодости. В 1987 году он снял провокативный фильм «Велосипедист», а в 1990 году в Турции запрещенный до сих пор к показу в Иране фильм «Время любви». Впоследствии режиссер работал в Таджикистане, Афганистане, Индии, Израиле, чтобы избежать исламской цензуры.

вернуться

45

Mehrabi M. A Bed and Several Dreams: A Short History of Iranian Cinema // Cineaste. 2006. Vol. 31 (3). P. 47.

6
{"b":"610947","o":1}