– Конечно, – сказал Сыскарь.

Когда они покинули особняк семейства Король, на часах было без четверти два. За оградой у калитки уже стоял далеко не новый, но вполне приличный на вид «форд», возле которого курил их давешний водитель. Он передал Сыскарю ключи:

– Коробка – механика. Справитесь?

– Без проблем.

– Тогда счастливо.

– И тебе не хворать.

Они уселись в машину. Сыскарь – за руль, Ирина рядом, Симай – на заднее сиденье. Двигатель завёлся легко. Сыскарь тронулся с места, развернулся в конце пустой улицы и, демонстрируя хорошую зрительную память, поехал назад без навигатора.

– Какие наши планы? – спросила Ирина.

– Сначала поесть, – ответил Сыскарь. – Лично мне на голодный желудок плохо работается. Где в этом городе можно вкусно пообедать, Симай?

Цыган весело рассмеялся.

– Проще сказать, где нельзя. Давай домой, ставим машину, и я отведу вас в прелестное местечко.

– А зачем ставить машину? – удивился Сыскарь. – Пить я не собираюсь.

– Не в этом дело, – сказала Ирина. – Просто грех по Княжечу в первый день ездить на машине. Лучше ногами, больше увидишь. Да, Симай?

– Правду глаголешь, – согласился тот. – Но и по кружке-другой пива – не помешает. Пиво здесь хорошее.

– Что, неужели не хуже, чем триста лет назад? – усмехнулся Андрей.

– Если и хуже, то не сильно.

От дома на Парковой до того места, куда отвёл их Симай, оказалось около двадцати минут неспешной ходьбы, и Сыскарь действительно не пожалел, что они пошли пешком. Город Княжеч был красив той старинной красотой, которую не хочется рассматривать из окна автомобиля. Узкие, запутанные, мощённые гладкой тёмной брусчаткой улицы. Трёх-пятиэтажные дома, по одному виду которых понятно, что построены они сто, двести и больше лет назад. Арочный каменный старинный мост, переброшенный через речку Полтинка. Запах кофе, шоколада, цветов на клумбах, тонких женских духов и хорошего табака (здесь многие мужчины курили трубки).

– Странно, – сказал Андрей, когда они, перейдя реку, свернули на тенистую от уже начинающих желтеть клёнов, улицу, названную в честь композитора Мусоргского. – Слышал, что Княжеч похож на Питер. По-моему, совершенно не похож. Мне сначала показалось, что, скорее, некоторые старые районы Москвы напоминает. Замоскворечье, арбатские переулки… Но сейчас вижу – нет. Совсем другое.

– Конечно, другое! – живо поддержал разговор Симай. – Москва какая была, вспомни? Избы да изредка усадьбы. Плетни, заборы. Петухи кричат, свиньи в лужах валяются. Каменных домов – раз-два и обчёлся. Тротуары хорошо если деревянные… Деревня, одним словом. Только большая – пока из конца в конец пройдёшь, три раза напьёшься, пять подерёшься, два протрезвеешь, семь охренеешь. А тут и триста лет назад сплошь каменные дома стояли вдоль улиц. Хотя город был гораздо меньше. Здесь, где мы сейчас идём, уже поля начинались. То есть, это я к чему? Не могут быть похожи города, которые росли совершенно по-разному.

– Ого, – сказала Ирина. – Да ты, Симай, гляжу, знатоком архитектуры и градостроительства стал?

– А то, – важно сказал цыган и, не выдержав, рассмеялся. – Просто у меня память хорошая. Тут недавно как раз один знаток при мне рассуждал на эту тему – о схожести и различиях между Москвой и Княжечем. Я и запомнил. К слову, вы знаете, что у них один небесный покровитель?

– Святой Георгий, что ли? – спросил Андрей.

– Он самый… Так, вот мы и пришли.

Сыскарь поднял голову. Они стояли напротив трёхэтажного дома, часть первого этажа которого и открытая веранда рядом, были заняты кафе-рестораном. «Под нашей горой», – было написано на вывеске крупно. И ниже, по-польски, мельче: «Pod naszą górą».

Домой я возвращался поздно. Сначала задержался в редакции, чтобы подготовить в завтрашний номер «подвал» о доблестной работе полиции по обезвреживанию шайки грабителей. Эти стервецы действовали в районе Старого парка. Используя велосипеды, которые за последние пару лет вошли в Княжече в большую моду, они навострились на ходу вырывать у прогуливающихся дам ридикюли и сумочки, после чего налегали на педали и мгновенно скрывались из виду в глубине извилистых парковых дорожек и тропинок.

Потом зашёл поужинать в «Весёлый метранпаж» и застрял там, зацепившись языком с коллегами из других газет.

Обсуждали, понятно, убийство на улице Кожевников.

Днём мне не хотелось этого делать, но сейчас, после выхода номера, почему бы не насладиться минутой славы? Пусть и приправленной изрядной долей зависти, куда ж без этого.

Пьян я не был (двести грамм шустовского коньяка под жареные колбаски с пюре и салатом, да, да, знаю, что так коньяк пить не принято, но мы, репортёры, ребята без новомодных психологических комплексов, так что пьём спокойно), однако находился в том приподнятом настроении, когда свои физические возможности оцениваешь несколько выше, чем они есть на самом деле. И вообще готов на подвиги.

На Заворотной улице, по которой удобнее всего пройти к моему дому, людей и днём-то мало, а уж ночью и вовсе встретить кого-то – большая редкость. Магазинов и питейных заведений здесь нет, а жители – в основном, мелкие буржуа – спать ложатся рано. Поэтому я невольно обратил внимание на человека, который сначала шёл мне навстречу по другой стороне, а затем свернул в подворотню. Она же «брама», как обычно говорят в Княжече, используя польское слово. Человек этот, в длинном тёмном плаще и широкополой шляпе не прошёл во двор, а остановился под арочным сводом брамы, прислонившись к стене и почти скрывшись от любопытных глаз с улицы в густой темноте.

Не задумываясь, что и зачем делаю, подчиняясь внезапному импульсу, я свернул в похожую браму на своей стороне улицы, прошёл вглубь, затем тихо вернулся, остановился в точно такой же густой ночной тени, в которой прятался незнакомец, и постарался в ней раствориться.

Так прошло с четверть часа. Думаю, если бы не шустовский коньяк и жажда подвигов, мне бы и в голову не пришло поступить подобным образом. Стоит себе человек в браме и стоит. Мало ли. Может, женщину ждёт. Сейчас она спустится к нему, и они… Что? Пойдут гулять по ночному городу? Или к нему? Почему тогда он не поднялся прямо к ней? Там муж или дети? Странно. Как и то, что я вообще задаю подобные вопросы, а не иду домой… И это не вор-домушник. Те приступают к работе позже, часа в два-три ночи. Кто тогда? Будь я проклят, если не узнаю. В конце концов, как считают многие, я лучший репортёр в городе и намерен всячески поддерживать своё реноме. Потому что если его не поддерживать, то место быстро займёт кто-нибудь другой, и тогда попробуй, отвоюй обратно. Да, я честолюбив. И любопытен. И люблю, когда мне хорошо платят за хорошо сделанную работу. Моя работа бывает опасной, как, например, теперь? Да, бывает. Но репортёр, который не умеет рисковать и, главное, не чувствует, когда рисковать необходимо, может прощаться с профессией и переходить в те же метранпажи…

Наконец тень в тени шевельнулась. Скользнула вглубь подворотни и словно провалилась в стену. Ясно, поднимается по лестнице, больше ему некуда деться. Что делать? А, была не была. Иначе и ввязываться не стоило.

Выйти из брамы – две секунды. Пересечь улицу – три. Ещё три, и я уже в другой браме, у лестницы, ведущей на второй этаж и выше.

Незнакомец поднимался очень тихо, но я всё-таки улавливал едва слышное поскрипывание деревянных ступеней и старался идти за ним шаг в шаг, чтобы наши скрипы совпадали. На лестнице было темно. Электрическое городское освещение ещё не добралось до улицы Заворотной, а управляющий, видно, экономил на газе. Тот, за кем я шёл, не зажигал ни фонаря, ни спички, ни свечи. Только луна, вынырнувшая из-за туч, давала скупой намёк на свет, проникающий в узкое грязноватое окно на лестничной площадке. Но и этого намёка мне хватило, чтобы снизу бросить взгляд на незнакомца, когда он остановился ненадолго на площадке между вторым и третьим этажом. Остановился и прислушался. Теперь я заметил, что на нём, кроме длинного плаща и широкополой шляпы (в каком-то смысле мы были одеты похоже), ещё и чёрные перчатки. Также он был явно выше меня ростом.