– Господи! А что здесь делает эта маленькая девочка? Может быть, она чего-нибудь хочет?

– Хочу, хочу, бабушка!

– Ну что же, давай посмотрим, что у нас есть. – И бабушка начинала неторопливо рыться в глубинах чулана, а немного погодя извлекала оттуда пакетик чернослива, палочку дягиля или горшочек айвового джема. Для «маленькой девочки» в чулане всегда что-нибудь находилось.

Бабушка была очень приятная пожилая дама. Ее розовое лицо обрамляли два бублика седых завитых волос. Большой полный рот свидетельствовал о доброте и жизнелюбии. Величественную фигуру с обширной грудью и необъятными бедрами облачали одежды из бархата или парчи. Пышные понизу юбки на талии стягивались насколько это было возможно.

– Фигура у меня всегда была великолепная, – говорила бабушка Селии. – Из всех нас самое красивое лицо было у моей сестры Фанни, но фигуры у нее – никакой. Худая, как доска. Когда мы были вместе, ни один мужчина на нее не смотрел. Запомни, детка: мужчинам нужна фигура, а не лицо.

В бабушкином сознании мужчины занимали главное место. Она воспитывалась в те времена, когда мужчина был центром вселенной, а женщина существовала только для того, чтобы восхищаться этим божественным созданием и прислуживать ему.

– Красивее мужчину, чем мой батюшка, трудно было отыскать. Рост – шесть футов. Мы, дети, ужасно его боялись. Он был очень строг.

– Расскажи мне про свою маму, бабушка.

– Ах, бедняжка. Она умерла, когда ей было всего тридцать девять лет. Десять человек детей, и все хотят есть. После рождения ребенка, когда она лежала в постели…

– Это зачем, бабушка?

– Так надо, детка. Так вот, она всякий раз месяц лежала, и это был ее единственный отдых. Завтрак ей приносили в постель. Но и в это время мы, дети, вечно надоедали ей: «Мамочка, можно попробовать твой бутерброд?», «Мамочка, дай мне верхушку от твоего яйца». Короче, нашей бедной матери доставались крошки после того, как мы все по разочку пробовали ее завтрак. Она была сама доброта. Мне – самой старшей – было четырнадцать, когда она умерла. Наш бедный отец страшно горевал. Они так любили друг друга. Через полгода он последовал за ней в могилу.

Селия понимающе закивала. Рассказ бабушки соответствовал ее представлениям о том, как все должно быть. В любой детской книжке описывалась сцена смерти: умирал обычно ребенок – абсолютно святой и ангелоподобный.

– Отчего он умер?

– От чахотки.

– А твоя мама?

– От изнурения, детка. – Бабушка немного помолчала. – Всегда укутывай горло, когда ветер дует с востока. Это все из-за восточного ветра – он убивает. Бедняжка мисс Сэнки пила здесь со мной чай всего месяц назад. Она пошла в эти ужасные плавательные ванны, а когда выходила, подул восточный ветер. А у нее на шее не было боа. И вот пожалуйста – через неделю ее не стало.

Все бабушкины рассказы кончались одинаково. Будучи человеком жизнерадостным, она странным образом любила потолковать о неизлечимых болезнях, внезапных смертях и мистических недомоганиях. Селия так к этому привыкла, что иногда в середине повествования, не дожидаясь конца, уверенно вставляла:

– Ну и потом он умер, да, бабушка?

– Конечно, умер, бедняжка, – всегда подтверждала бабушка.

Еще бабушка пичкала Селию загадочными предостережениями:

– Если на улице незнакомый человек предлагает тебе конфету, не вздумай ее взять. А когда вырастешь, никогда не садись в поезде с незнакомым одиноким мужчиной.

Последнее предостережение озадачило Селию. Она была застенчива. Если же нельзя садиться с одиноким мужчиной, то следует его спросить, женат ли он, ведь с виду не поймешь. При одной мысли о том, что придется задавать такие интимные вопросы совершенно незнакомому человеку, ей стало неловко.

Селия не слышала, как знакомая бабушки, присутствовавшая при разговоре, заметила:

– А не рано ей забивать голову такими вещами?

– Нисколько, – сухо ответила бабушка. – Молодежь должна знать, что случается в жизни. И чем раньше, тем лучше. А еще, моя дорогая, есть вещи, о которых и вы навряд ли знаете. Мне говорил муж – мой первый муж. – Всего у бабушки было три мужа – благодаря ее прекрасной фигуре и умению прислуживать представителям божественного мужского пола. Всех она уже похоронила. О первом долго плакала. Со смертью второго быстро смирилась. А когда умер третий – всего лишь соблюла этикет. – Так вот, он говорил, что женщинам необходимо об этом знать.

Тут бабушка перешла на шепот.

То, что Селии удалось расслышать, показалось ей скучным, и она пошла в сад.

Женни страдала. Она соскучилась по дому и родным. Она жаловалась Селии, что слуги-англичане ее обижают:

– Кухарка Сара – хорошая женщина, хотя и называет меня паписткой. А вот Мэри и Кейт смеются надо мной, потому что я не трачу деньги на одежду, а посылаю их домой Maman.

Бабушка попыталась приободрить Женни:

– Ты делаешь все правильно, а их не слушай. Все эти наряды не добудут для девушки приличного жениха. А если ты будешь посылать деньги домой, со временем получишь солидное приданое. Ты хорошая девушка, потому что одеваешься просто и аккуратно.

Но Женни все равно расстраивалась, когда Мэри или Кейт дразнили ее. Что поделать, англичане не любят иностранцев. К тому же Женни была католичкой, а католики, как известно, поклоняются блуднице в пурпуре.

Бабушка по простоте душевной не могла скрыть, что кое в чем согласна со своими слугами.

– Правильно, девочка моя, что ты держишься своей веры. Но сама я не одобряю Римской церкви. Большинство из католиков, которых я знала, оказались обманщиками. Я им не доверяю. Вот если бы ваши священники женились – тогда другое дело. А все эти католические монастыри! Сколько прекрасных девушек было заключено в монастырях и пропало бесследно! Что с ними, интересно, сталось? Вот бы расспросить ваших святых отцов. Они-то уж наверняка знают.

К счастью, Женни еще недостаточно владела английским, чтобы понимать такие сложные высказывания, сделанные в таком быстром темпе.

Madame очень добра, сказала Женни, и она постарается не обращать внимания на то, что говорят другие девушки.

Вызвав к себе обидчиц Женни, бабушка устроила им нагоняй за то, что они третируют бедную иностранку. Мэри и Кейт очень удивились. Они принялись уверять хозяйку, что ни словом не оскорбили Женни, которая сама горазда выдумывать всякую чепуху. Бабушка, предвкушавшая удовольствие от вида раскаявшихся грешниц, осталась ни с чем. Впрочем, ей удалось получить некоторую сатисфакцию. Мэри попросила разрешения завести велосипед, в чем бабушка с негодованием ей отказала:

– Удивляюсь я тебе, Мэри. Да я ни за что в жизни не позволю ни одной из моих горничных покупать это изобретение дьявола!

Мэри, насупившись, пробормотала, что ее кузине в Ричмонде разрешили.

– Не хочу больше ничего об этом слышать! – перебила ее хозяйка. – И потом, для женщин это опасно. Многие женщины, ездившие на этих штуках, не могли потом иметь детей.

Мэри и Кейт удалились, разобиженные. Следовало бы, конечно, уволиться, да место слишком хорошее: кормят отлично и работа нетяжелая. Хозяйка, хоть и бывает сущей мегерой, но по-своему добра. Когда дома случается что-нибудь и срочно нужны деньги, она никогда не отказывает. А на Рождество щедрее, чем она, и не найдешь. Что же до сварливой кухарки Сары с ее противным языком – пусть себе болтает. Это можно вытерпеть ради ее стряпни.

Подобно всем детям, Селия любила ходить на кухню. Сара была гораздо менее добродушной, чем Раунси. Селия отнесла это на счет ее старости. Если бы кто-нибудь сказал Селии, что Саре уже сто пятьдесят лет, она бы не удивилась. По мнению Селии, Сара была самым древним человеком на свете.

По необъяснимой причине Сара от некоторых вещей могла взбеситься на ровном месте. Например, однажды Селия пришла на кухню и спросила Сару, что она готовит.

– Суп из гусиных потрохов, мисс Селия.

– Что такое потроха, Сара?