– Чем, по-твоему, я её дразню? Тобой?

Я всё-таки пихнула его локтем в бок.

– Отодвинься от меня.

Я почувствовала его дыхание на своей щеке, и поняла, что он вздохнул. Но отодвинулся. Немного. Совсем немного. Одна его рука так и осталась на моей талии.

– Хочешь потанцевать?

Я посмотрела на него с намёком.

– Антон…

– Да, да, прости. Глупость сморозил. – Он глянул вниз. – Хотя, Лиску это не волнует, по-видимому.

– Ты сам сказал, она ребёнок.

– Угу, при всём при этом озабоченный.

– Нельзя так говорить.

– Очень даже можно. Поверь.

– Фу.

Он широко улыбнулся, глядя мне в лицо.

– Ещё одно различие между вами.

– Ещё раз «фу», Антон. – Я тоже посмотрела вниз, по огненным всполохам на платье, разглядела Алису. – Она на тебя смотрит.

Антон от меня отодвинулся, наклонился немного, чтобы облокотиться на перила. Рукой Алисе махнул. Потом посмотрел на меня.

– Тебе хоть нравится?

Я обвела взглядом зал.

– Я никогда подобного не видела, – призналась я. – Это… – Я секунду подбирала правильное слово. – Впечатляет.

– На следующей неделе у нас пенная вечеринка. – Он откровенно смеялся надо мной.

– И что это означает?

– Это означает, что к этим джинсам ты надеваешь обтягивающую майку, и после пены это выглядит очень эротично. И целый зал таких девушек. Которые визжат, стонут и предлагают себя. – Я сделала судорожный вздох, а Антон рассмеялся и кивнул, соглашаясь с моими мыслями. – Да, милая, это ещё одно «фу».

Я головой покачала, но не для того, чтобы выразить своё презрение, а для того, чтобы сказать ему:

– Я тебе не милая.

– А кто?

Отвечать я не стала, провела ладонью по гладкому металлическому поручню, после чего сказала:

– Я бы хотела уехать.

– Устала?

Я кивнула, решив с ним не спорить. Антон сразу выпрямился.

– Я тебя отвезу.

– Вызови такси… – попыталась протестовать я, но он лишь снова взял меня за руку, поддерживал, пока я спускалась по лестнице.

На выходе я обернулась, но в толпе танцующих сестру уже не рассмотрела. Подумала о том, как она расстроится, не найдя Антона, но того это, видимо, не беспокоило. Мы прошли мимо весёлых людей, вышедших из зала подышать свежим воздухом, я тоже задышала глубоко и часто, после искусственного угара танцпола, и к своему удивлению поняла, что на улице почти стемнело.

– Может, здесь останешься? – предложил Антон. – Хочешь, в моём номере… хочешь, найдём другой, если тебе неуютно в отцовском.

– Нет, я домой хочу.

Антон кивнул, не собираясь спорить. А я повторила:

– Ты, правда, можешь остаться. Я прекрасно доберусь сама.

– Лера, ты думаешь, что я отпущу девушку, которой в начале вечера цветы подарил, на такси?

Я всё-таки улыбнулась, и от его слов, и от многозначительного тона.

– И, правда, что это я? Такой опытный кавалер, как ты…

– Даже не знаю, воспринять ли это, как комплимент. Из твоих уст это прозвучало как-то не так.

Мы свернули на узкую дорожку, прошли мимо цветущего кустарника, я невольно оглянулась, когда услышала взрыв смеха неподалёку, и замерла, поражённая видом залитой светом гостиницы. Она высилась, как сияющая башня, кажется, ни одного тёмного окна не было. А на самой крыше, как нимб, светилось Чёртово колесо. Я глаз с него не сводила, кажется, целую минуту, пыталась понять, мерещится ли мне, но оно крутилось. Правда, крутилось!

Я не заметила и не услышала, как Антон обернулся, поняв, что меня рядом нет, как вернулся и остановился за моей спиной. Он смотрел мне в лицо, наблюдал, а скорее, впитывал мой восторг, моё удивление, а когда я повернула голову, чтобы задать ему вопрос, немного детский, но такой важный в эту минуту для меня – крутится ли колесо, олицетворяющее труд последних его лет, он меня поцеловал.

Само получилось, я не хотела, а он не спрашивал. Казалось, всего мгновение смотрел мне в глаза, а потом его рука поднялась, обняла мой затылок, а Антон наклонился к моим губам и поцеловал. Я опомнилась уже в следующую секунду. Я протестующе дёрнулась, взмахнула руками, задохнулась, а он уже целовал, решительно и настойчиво, тёплые губы прижались к моим губам, язык исследовал мой рот, и я ничего не могла сделать… ни с забившимся, как птица в клетке, сердцем, ни с помутившимся сознанием. И единственное, что я сделала, так это прикоснулась к его волосам. Моя рука сама собой поднялась к его шее, обняла, а пальцы коснулись волос. Мягких и упругих одновременно. И именно это привело меня в чувство, я прервала поцелуй и поспешно отступила, поняла, что самым натуральным образом задохнулась. Попыталась дыхание перевести, не зная, как на Антона посмотреть. А вот он смущённым не выглядел, наоборот, улыбнулся вполне довольно. И даже губами причмокнул, будто смакуя случившийся поцелуй.

– Скажу честно, я весь вечер об этом думал.

Удивлена этому признанию я не была, скорее уж заподозрила неладное. Кинула на Антона взгляд исподлобья, встретила его довольную улыбку и поспешила отвернуться. Но и притвориться разозлённой не могла. Господи, да какая бы нормальная женщина на моём месте злость испытала? Когда тебя спонтанно и так горячо целует красивый мужчина, да ещё признаётся, что весь вечер с тобой о поцелуе мечтал… Но он тот ещё хитрец, и об этом забывать не стоит. Поэтому я смущённо кашлянула, и повторила:

– Ты отвезёшь меня домой?

– Конечно, Снежинка.

И в этот раз я не запретила ему так меня называть. Почему-то…

Чего я не ожидала, так это того, что Марина Леонидовна захочет видеть меня в своём доме. Правда, повод был – девять дней со дня смерти отца, и Марина лично позвонила и пригласила меня присоединиться к ним за семейным ужином. Что означает семейный ужин в семействе Давыдовых – я не знала, а объяснить мне никто не удосужился. Наш телефонный разговор больше напоминал телеграфные переговоры: вежливо и достаточно скупо, Марина оповестила меня о том, что ужин состоится в понедельник в семь, и она была бы рада моему присутствию. Насчёт рада, я не особо поверила, но поблагодарила за приглашение, и только после того, как положила трубку, задумалась о формате предстоящего мероприятия. Пришлось звонить Антону. И первым делом спросила:

– Тебя она пригласила?

– Ещё бы. – Он странно хохотнул. – Будем чинно поминать Борю. В столовой, за огромным столом, с хрусталём и фамильным серебром.

– У них есть фамильное серебро?

– Конечно. С тех пор, как Марина его купила.

Я улыбнулась. Лежала в гамаке, растянутом между двух яблонь, качала ногой, и улыбалась, как дурочка, слушая его голос. Вот что, спрашивается, я улыбаюсь?

Улыбку я поспешила с лица убрать, и серьёзным голосом продолжила расспросы.

– Сколько будет гостей? Всё будет официально, как на похоронах?

– Не думаю. Ужин для своих. Уверен, что всё затеяно ради разговора с тобой. – Антон помолчал, будто раздумывая, стоит ли говорить мне следующие слова. – Если честно, на ужин я сам напросился. А она не обрадовалась. Хочет выяснить твои намерения.

– Нет у меня никаких намерений. Все намерения у тебя.

– Да, все твои намерения сводятся к одному – испытывать моё терпение. Причём, во всех смыслах.

Я непонимающе вздёрнула брови, словно он мог меня видеть.

– Ты о чём?

Антон многозначительно хмыкнул.

– Ты понимаешь, о чём я. Хотя бы, о твоём бегстве из города.

Говорить об этом я не хотела, точнее, не могла, поэтому принялась юлить, но это было настолько явно, что Антон лишь вздохнул. А затем сказал:

– Я заеду за тобой в понедельник.

Я тут же отказалась.

– Нет.

– Почему? Приедем вместе…

– И разозлим Алису? Нет, Антон. Она и так, наверняка, догадывается, что мы вместе уехали в пятницу, и снова на меня злится. А я всё ещё надеюсь наладить хоть какие-то отношения. Не воевать же мне с ними?.. Её мать мне никто, но мы с ней сёстры.

– А злиться на тебя, у неё повод есть, да? – Опять тот же насмешливо-провокационный тон, я даже зажмурилась. Но нашла в себе смелость воспротивиться.