— Ещё бы, — хмыкнул Андрей. — Как хорошо чувствовать себя миллионером.

Катя слабо улыбнулась.

— Правда, хорошо?

— А ты не знаешь, да?

— Не знаю. Я об этом не задумывалась как-то. Наверное, некогда было.

— И опять я виноват, — подвёл Андрей итог.

Катя пожала плечами. Рот ладонью прикрыла и зевнула. Андрей откровенно разглядывал её, прихлёбывая чай, и Катя, в конце концов, смутилась.

— Что?

— Да нет, ничего. Пытаюсь… — Посомневался, стоит ли говорить. — Пытаюсь на твоём месте Киру представить. Что бы она сейчас делала.

Катя глаза опустила, но всё же поинтересовалась:

— И что бы она делала?

— Не пила бы чай, это точно. Скорее уж рассказывала мне, как мы с ней будем счастливы следующие лет пятьдесят.

— Ещё не всё потеряно.

— Какая ты добрая, — не удержался он от язвительности.

— Ты, правда, хочешь прожить с ней следующие пятьдесят лет?

— А почему нет? Мы с ней подходим друг другу.

— Но когда-нибудь ей надоест…

— Что надоест?

Катя помолчала, потом продолжила:

— Прощать тебя.

— Ты все три месяца будешь меня перевоспитывать? Это и есть цель?

Катя покачала головой, затем решительно поднялась.

— Я просто спросила.

— А я с некоторых пор не верю в то, что ты хоть что-то делаешь просто так.

Катя снова ушла в спальню, Андрей слышал, как дверь хлопнула, а он ещё минут пятнадцать сидел за столом, смотрел в окно и крутил кольцо на пальце. Никак не мог привыкнуть к его наличию. Чай совсем остыл, Андрей сделал глоток, но поморщился, и отодвинул от себя чашку. Посмотрел в сторону комнат. Пытался морально подготовиться к тому, что увидит, когда в спальню войдёт. Пытался предположить, а в итоге на воспоминания сбился. Были когда-то в его жизни две ночи (да даже не ночи, а так, несколько часов) с Катей Пушкарёвой. Но сейчас казалось, что это была совсем другая девушка — трогательная и наивная, которую хотелось оберегать и лелеять, как цветок; не диковинный, а тот, который цветет очень редко. Раз в сто лет. Если такие бывают, конечно. Поэтому он и побаивался её, чувствовал, что всё не так просто. Ему ведь никто никогда не объяснял, с какой стороны к такому цветочку подходить стоит. И правильно делали, надо сказать! Как время показало, эти диковинные создания очень опасны. Цветут-то, может и раз в столетие, но что там, в итоге, распустится, никто не знает. Вылезет из колючек аленький цветочек, ты руку доверчиво протянешь и останешься… без всего.

О встречах с Пушкарёвой в памяти остались не очень чёткие, но сильно смущающие воспоминания: какие-то безумные признания, обещания, поцелуи… лихорадочные. Сейчас, спустя месяцы, мог бы с лёгкостью от всего этого отмахнуться, сделать вид, что не было ничего. Что Андрей и проделывал весьма успешно. Он не думал о Кате Пушкарёвой, искренне считая, что это благо для них обоих. Они из разных миров, и ничего друг другу дать не могут. Как-то даже сказал ей, что принес бы ей одни несчастья. И улыбнулся, как своему родному человечку. А этот родной человечек вот так его подставил.

Вот и верь после этого людям.

Единственное, что он помнил из их встреч совершенно чётко, это её детская клятва: «Честно-честно». Андрей понятия не имел, откуда она её взяла, почему произнесла эти слова для него, но они запали в память, в душу, и иногда глядя на Катю, Андрей переставал слышать то, что она ему говорит. Катя рассуждала о работе, об отчёте, о новых договорённостях с банком, а у него в ушах звучало её тихое: «Честно-честно». Хотелось головой потрясти, чтобы выбить из себя эти воспоминания.

И вот теперь всё это вошло в его жизнь, накрепко. Катя в его квартире, в его спальне, она его жена. А он понятия не имеет, что с ней делать, и хочет ли он вообще… делать что-либо. И должен ли.

Катя, как оказалось, его не ждала. Она была занята другим, более важным делом. Пыталась расшнуровать и расстегнуть крючки на свадебном платье. И если со шнуровкой более-менее разобралась, то крючки никак не хотели поддаваться. Устали руки, онемели пальцы, а крючки, кажется, становились всё меньше и меньше. Катя даже ногой в досаде топнула. И пока Жданов на кухне вспоминал, как и что когда-то было, она кружила по комнате, начисто позабыв о том, что ей предстоит первая брачная ночь. Не терпелось избавиться от платья, которое ещё вчера ужасало своей ценой, а теперь несговорчивостью, и лечь спать. Уже всё равно где — здесь или на диване в гостиной, одной или со Ждановым. Услышав, как открылась дверь, Катя замерла, и гудящие от усталости руки опустила. Всё-таки придётся просить Жданова помочь ей.

Невысказанная просьба повисла между ними, но оба из упрямства молчали. Жданов усмехался, а Катя пыталась справиться с праведным гневом и смущением одновременно. Наконец, собралась с силами и произнесла:

— Помоги.

— Раздеть невесту? Всегда готов.

Катя закусила губу, попросила себя потерпеть и от Андрея не отскакивать. Всё-таки он её муж. И всё должно быть по-настоящему, по крайней мере, она сама от него шарахаться не будет. Застыла в напряжённой позе, волосы со спины убрала и опустила голову, чтобы Жданову было лучше видно. Он посверлил взглядом её затылок, потом поддел пальцем волнистую прядь, что Катя оставила, откинул ей за плечо. Её волосы оказались куда длиннее, чем Андрей помнил. К тому же, Пушкарёва, появляясь на работе, всегда забирала их в тугой комель, и он не заметил, как они отросли. А может, его это не интересовало. Но сейчас, глядя на неё, в романтическом наряде и полном душевном раздрае, Андрей обо всём этом задумался. Да ещё собственные мысли о том, что его ожидает этой ночью, разжигали интерес.

Катя упёрла руки в бока, и это привлекло его внимание. Принялся за работу, выдернул атласную ленту из петель, пальцы пробежались по ряду застёгнутых крючков. Катя справилась лишь с первыми десятью, а вот дальше дело застопорилось.

Пушкарёва же подняла глаза к потолку. Чувствовала пальцы Жданова, а внутри всё тряслось. Даже руки в бока упёрла специально, чтобы казаться более уверенной и спокойной, дышать старалась глубоко. Ждала, когда Андрею надоест играть с ней, рассматривать, ощупывать, он сделает то, о чём она его попросила, и отпустит её от себя. Вот только он не торопился.

— Андрей, — вырвалось у неё.

Он не фыркнул, не рассмеялся, но взялся за крючки. Чуть дёрнул, и Катя невольно пошатнулась, сделала шаг назад, ближе к нему. Вот тут Андрей уже не смолчал.

— Стой спокойно.

— Я пытаюсь, — сквозь зубы проговорила она.

— Тебе не обидно?

— От чего?

— Всё-таки первый раз замуж выходила. Белое платье, фата, — один крючок никак не поддавался и Жданов дёрнул сильнее, проговорив на выдохе: — девичьи мечты. И кому всё это достанется, в итоге?

— Жизнь покажет.

— Мы ведь с тобой эту сторону семейной жизни не обговаривали. Ты на что рассчитываешь?

— Ни на что.

— Да?

— Если хочешь, можешь спать на диване.

Он даже рассмеялся.

— Вот это номер! Выгнать меня из собственной постели.

Катя сглотнула, в который раз прокляла дурацкие крючки, и едва дыша от смущения, сказала:

— Я не гоню. Я предлагаю.

Андрей наклонился к её уху и шепнул, обдав Катину щёку горячим дыханием:

— Думаю, я не воспользуюсь твоим предложением.

Нервно дёрнула плечами.

— Как хочешь. Всё?

— Почти.

Последний крючок был расстёгнут, Андрей края платья раздвинул, посмотрел на узкую спину. Как оказалось, на Кате даже бюстгальтера не было. Горло странно сжалось, Андрей не сразу понял, что слишком надолго застыл рядом с Катей, отступил только, когда она нетерпеливо повела плечами и отступила от него. Платье на груди придерживала, юбки одёрнула, чтобы вокруг ног не закручивались, а на Жданова взглянула, как на преступника. И процедила:

— Спасибо.

— Твоим «спасибо» убить можно, — высказал он ей в спину, но Катя ушла, и Андрей только руками развёл.

Всё-таки она очень ловкая шантажистка. И ему не стоит об этом забывать.