Ежедневно они с Савицким собирали сведения из бригад. В них содержались данные — сколько сегодня в бригаде боеприпасов, сколько горючего, сколько хлеба, сахара, мяса. Часов в пять, когда из лесных гарнизонов приезжал последний посыльный со сводкой, они садились за подсчеты. Савицкий пользовался логарифмической линейкой. Часам к семи они составляли тыловую сводку. Для этого надо было знать очень многое — и наличие всего личного состава на сегодня, и количество танков, и автомашин.
Несложный подсчет — и устанавливалось количество продуктов питания в суткодачах, боеприпасов в боекомплектах, горючего в заправках, для этого надо было знать объем баков в разных системах машин.
Тыловую сводку, после того как ее перепечатывал Савицкий, подписывал начальник тыла корпуса полковник Рыженко. Он знакомил с ней командира корпуса, и Мальцев вез сводку в штаб тыла армии на броневичке или на мотоцикле. Возвращался усталый, в час-два ночи — штаб тыла армии был далеко. Потом укладывался спать на столе. И так всю неделю.
Работа трудная, нервная и неблагодарная. То задержит сведения какой-нибудь медсанбат или полевая ремонтная база, а без этих сведений нельзя дать корпусную сводку. То начальник тыла днем, когда еще нет всех данных, спросит, сколько в танковых баках дизельного топлива. То позвонит начальник оперативного отдела, потребует передать, срочно, через пять минут, сколько в корпусе снарядов для «катюш».
Сам Рыженко работал, пожалуй, больше, чем они вдвоем. Днем он бывал в штабе корпуса, в войсках. Вечером на «виллисе» мчался в армию или на станцию снабжения вышибать бензин и солярку, комбижир и мясо.
Все управление тыла в корпусе — четыре-пять офицеров, Мальцев и Савицкий, радист, повариха Маша и четыре немолодых солдата охраны. А работа сумасшедшая — ни дня, ни ночи.
«Вот тебе и избавился от тыловой службы. Здесь, пожалуй, похуже, чем на станции».
…Из капель образовалась тонкая струйка, и Мальцев наконец поймал ее губами. Но руки, крепко стянутые ремнями, ныли и одеревенела спина. Какое сегодня число? Да, двадцатое июня — послезавтра ровно три года войны. День-то какой!
Со скрипом открылась дверь, и полоса света проникла в сарай. Вошел немец с автоматом на изготовку и что-то громко сказал. Мальцев понял: его куда-то поведут. Он попробовал подняться, но не смог — руки стягивал ремень. Немец схватил его за ворот и приподнял. Мальцев встал на колени, а потом поднялся во весь рост.
Немец что-то опять закричал и толкнул старшего лейтенанта автоматом в спину.
Они вышли на улицу. Солнце слепило глаза, и Мальцев зажмурился. Идти пришлось недолго. Немец втолкнул Мальцева в дверь довольно большого дома. В сенях другой солдат развязал ему руки — и Мальцев шагнул в горницу. Здесь не было никаких предметов сельского обихода — ни длинных лавок, ни занавесок на окнах, ни горшков на печи. Стоял большой письменный на резных ножках стол, кожаный канцелярский диван и несколько венских стульев. В углу — большой стальной сейф. Мальцев увидел двух офицеров, сидевших рядом за столом: один — худощавый, горбоносый, в полковничьем мундире, и другой — плотный, с широким пухлым лицом в веснушках, по-видимому майор.
На диване сидел фельдфебель в очках и держал на коленях большой блокнот.
Веснушчатый немец что-то сказал.
Очкастый фельдфебель повторил по-русски, почти без акцента:
— Фамилия, звание?
Мальцев увидел (отчетливо увидел и краска залила его лицо), что толстый майор держит в руках его удостоверение личности и тыловую сводку. Ту самую тыловую сводку, которую они вчера вместе с Савицким составляли целый день, с трудом получив сведения из бригад и отдельных частей корпуса, разместившихся в лесных районах на большом расстоянии друг от друга.
Полковник Рыженко прочитал сводку и вычеркнул синим карандашом графу «дизельное топливо».
Мальцев, заполняя эту строку, делил наличие солярки на объемы баков всех ста восьмидесяти трех танков и шестидесяти самоходных орудий корпуса.
— Мы же стрелковый корпус, — с раздражением повторил полковник, — я говорил, что до особого моего указания переписку вести под этой крышей.
— Разве в штабе армии не знают?
— Кому надо, тот знает, а кому не надо — значит, не надо.
И внизу вместо подписи «полковник Рыженко» он синим карандашом написал «полковник Рыжов».
— И это я вам говорил.
Пришлось Савицкому перепечатывать — пока он стучал одним пальцем, прошло полчаса. Мальцев выехал поздно, водитель попался — совсем мальчишка, ориентировался в темноте плохо…
Фельдфебель повторил вопрос:
— Фамилия, звание?
Мальцев сразу понял — молчать не надо, можно повредить делу.
— Старший лейтенант Мальцев.
Веснушчатый немец читал удостоверение Мальцева — он, оказывается, тоже знал русский, но, очевидно, хуже, чем фельдфебель.
«Хорошо, что я не поменял удостоверение там, на станции», — подумал Мальцев.
Веснушчатый майор снова что-то сказал по-немецки. Фельдфебель перевел:
— У вас просрочено удостоверение личности.
— Я недавно из госпиталя, — ответил Мальцев.
— Вы работаете в штабе стрелкового корпуса?
— Нет, я командир роты автоматчиков.
— Почему вы везли тыловую сводку?
— Меня прикомандировали к группе тыла для охраны. Я возил пакеты.
— Куда везли?
— В Климовку.
— Там штаб армии?
— Я должен был передать на пункт сбора донесений, а оттуда пакеты отвозят в штаб.
— А где штаб?
— Это мне неизвестно.
Автоматчик, который стоял сзади, с силой двинул Мальцева прикладом в спину. Старший лейтенант подался от боли вперед, не удержался и упал на руки. Автоматчик ударил кованым сапогом по кисти правой руки. Мальцев не вскрикнул, хотя было очень больно, и понял, что немец перебил ему пальцы. Перед глазами поплыли черные мушки.
Майор что-то сказал.
Автоматчик вторично ударил.
Старший лейтенант слышал сквозь забытье, как веснушчатый майор вполголоса, шевеля губами, читает сводку:
— Мясо, комбижир, концентрат пшенный, концентрат гречневый… снаряды семьдесят шесть миллиметров… снаряды восемьдесят пять миллиметров… бензин…
Майор сделал паузу и что-то сказал переводчику.
— Почему бензин? — перевел фельдфебель.
Солдат поднял Мальцева, он с трудом, но четко сказал:
— Так машины у нас…
— А где в сводке фураж? Овес, сено?
— Я эту бумагу не читал, я вез пакет, — тихо сказал Мальцев.
— Что, у вас нет лошадей?
Мальцев внутренне сжался, он сразу понял, куда гнет майор, и, собрав силы, ответил:
— Лошадей хватает.
— Вы их кормите бензином? — перевел фельдфебель.
— Овсом кормим.
— А где берете овес?
— С собой привезли, в вагонах. Белоруссия разорена, где здесь овес возьмешь? — прямо глядя в голубые глаза веснушчатого немца, зло ответил Мальцев.
Немец нахмурился и что-то опять сказал переводчику.
Солдат больно ткнул автоматом в спину Мальцева, и тот понял, что допрос окончился и его уводят.
Когда старшего лейтенанта увели, заговорил полковник, сидевший на диване:
— Ну, вы довольны, майор, «языком»? Мои гренадеры, как видите, оказались на высоте.
— Автоматчик — ерунда. Я доволен вот этим, — ответил толстый майор, складывая в серый кожаный портфель тыловую сводку и даже сам конверт с пятью сургучными печатями.
— Соедините меня, пожалуйста, со штабом группы армий «Центр», — сказал он после паузы.
Связь дали быстро.
— Майор Вагнер, — доложил веснушчатый. — Захвачен «язык», господин генерал. Да, такой, какой нужен. С тыловой сводкой только что прибывшего стрелкового корпуса. — Майор спокойно выслушал ответ и продолжал: — Я срочно доставлю вам документы. Это то самое соединение, которое согласно сведениям источника разгружалось в Гомеле. Да, я слушаю. Безусловно, господин генерал. Донесение можно с уверенностью направлять. Здесь получены сведения, что из Гомеля ушли на восток три эшелона с танками. Да, я не сомневаюсь. У Модели сейчас будет жарко.
