Между тем всё труднее было прокормиться в реке. И всё ближе раздавались взрывы. Серебрянка миновала несколько небольших порогов, двигаясь вниз по течению. Она обходила быстрину, держась возле берега, и, точно взрослая сёмга, отстаивалась после порогов на дне ям. Наконец достигла того самого падуна, перед которым не раз останавливалась. Она всё ещё не решалась приблизиться к ревущим камням, возле которых кружились белопенистые воронки. Но тут помог случай. Огромная, как коряга, щука выплыла из прибрежной травы и уставилась на Серебрянку. Старой хищнице, наверно, казалось, что она может не спешить: мелкие рыбёшки обычно цепенели на месте, будто загипнотизированные её взглядом, — подплывай и бери! Она лениво повела плавниками, предвкушая поживу, но на этот раз просчиталась. Её появление только прибавило решимости Серебрянке, и та — чем пропадать ни за что в желудке у щуки! — ринулась вперёд. Мгновение — и поток подхватил её, пронёс в стороне от камней и водоворотов, и вот уже зловещий падун позади.
Мимо, окружённую кружевными клочьями пены, проволокло изуродованную щуку: видно, погналась за Серебрянкой да угодила в самую «мясорубку»: завертело, стукнуло головой о валун, измочалило плавники...
Надо сказать, что хотя Серебрянка и была сёмгой, ростом она оставалась с небольшого окунька — иначе щука не осмелилась бы на неё напасть.
Теперь Серебрянка продолжала свой ход к морю гораздо смелее. Миновала ещё несколько больших пепекатов, очутилась в широком устье реки, ещё через неделю наконец-то вошла в горьковато-солёную воду...
Море! Она мечтала окунуться в его простор, полный света, тепла, заслуженного ею покоя. Она так устала и проголодалась за дорогу!.. Море — это отдых и пища, подбадривала она себя в пути. Какое оно на самом деле?..
Всё оказалось гораздо суровее, чем она воображала.
Громадные волны набегали на берег и с шумом разбивались. Это был обычный прибой, но Серебрянке послышалось в нём чьё то грозное предупреждение: «Берегись! Тут не шутят!» Она оглянулась: никого, лишь угрюмая пустыня воды, лишь нескончаемые волны, мотавшие её вверх и вниз, из стороны в сторону, словно щепку.
Она поспешила отплыть от берега.
Здесь сразу шла глубина, сквозь толщу воды с трудом пробивался слабый свет с поверхности. Зато в зеленовато-бутылочной толще было спокойно, и шум волн, завывание ветра не доносились сюда.
Серебрянка почувствовала, будто стала гораздо легче, почти невесомой.
Это приятное ощущение было вызвано тем, что солёная морская вода плотнее пресной речной и поэтому лучше держит.
Внизу — кромешная тьма, где-то сбоку сновали едва различимые тени — то ли рыб, то ли каких-то неведомых существ, но они были далеко. Голод всё сильнее давал о себе знать. Но чем здесь его утолить? В реке — известно: стоило поискать получше у самого дна, под камнями, и что-нибудь всегда удавалось найти, заморить червячка. Неужели, чтобы раздобыть еду в море, обязательно плыть к берегу, где бушует прибой?
Впрочем, она согласна была и к берегу — дольше терпеть невозможно! Она погибнет голодной смертью, если сейчас же не схватит хоть что-нибудь!
Она поплыла навстречу мелькающим теням: будь что будет — или она найдёт пищу, или её съедят... Никогда в будущем она не вела себя в море столь безрассудно — ведь там могли оказаться акулы, или белуха — полярный дельфин, или серый усатый тюлень — морской заяц, а встреча с любым из них куда страшней, чем со щукой!
Но в тот момент ей было почти всё равно, и если бы даже свесился сверху на леске пустой рыболовный крючок, она немедленно проглотила бы крючок — лишь бы заглушить голод!
Ей повезло: это были не акулы, не белуха и не морской заяц, а несколько сёмг, впрочем, гораздо старше и крупней Серебрянки, напавших на стаю песчанок. Сёмги уже распугали стаю и теперь гонялись за каждой рыбёшкой в отдельности, с ходу вонзали в живую песчанку зубы, рвали на части, а то и заглатывали целиком. Раньше Серебрянка пришла бы в ужас от подобного зрелища, но сейчас она не могла устоять и тоже, выследив самую мелкую остроносенькую рыбёшку, припустилась за ней, догнала, проглотила. Без промедления погналась за следующей... Она делала это молча, автоматически. Что поделаешь — так уж устроено в жизни рыб и зверей: чтобы выжить, приходится поедать того, кто слабее. И когда Серебрянка была достаточно сытой, ей уже не казалось таким отвратительным то, чем она только что занималась — она и другие сёмги. Во всяком случае, это было необходимо, потому что утоляло голод. К тому же она почувствовала небывалый прилив бодрости.
Наконец и старшие сёмги, видно тоже насытившись, заметили Серебрянку.
— Неужели, подруга, и ты собираешься к далёким фиордам?
— А что это такое?
— Послушайте, она не знает фиордов1 Она не слышала даже про то, что на свете есть другие моря, кроме Белого! — рассмеялись взрослые сёмги.
— А что такое селёдка — тебе известно? — не без ехидства спросила Серебрянку одна из них.
— Оставьте её. Вы разве не видите — она малолеток и раньше времени выплыла из реки, — сказала самая старшая и рассудительная. — Ты не должна с нами плыть, — обратилась она к Серебрянке. — Поживёшь с годик здесь возле берега, подрастёшь, тогда и ступай в открытое море.
— Что такое? — не выдержала Серебрянка. — Только и слышу: «Ты ещё маленькая... Подрастёшь... Поумнеешь...» Надоело мне ждать' Разве я не одолела пороги в реке? Разве испугалась щуки? Или плохо охотилась на песчанок?.. В конце концов я сама так хочу — плыть туда, где полгода светит незакатное солнце, где становятся сильными и большими, куда стремятся все сёмги!..
— Вы слышите: она гоже кое-что знает, — начали перешёптываться между собою взрослые. — И быть может, не слишком глупа...
— Делай, как хочешь, — сказала самая рассудительная. — Но запомни: никто тебе не поможет, если выбьешься из сил посредине пути, ждать тебя мы не станем; и никто не поможет, если Тздруг нападёт тюлень, — каждый будет спасаться сам, вообще-то мы плывём не поодиночке, а вместе, но при этом — каждый сам за себя. Таков закон рыбьей стаи.
И Серебрянка хорошо запомнила и этот закон.
Ещё месяц они провели в Белом море, готовясь к далёкому плаванию. Стая значительно увеличилась: к ней присоединялись всё новые сёмги, но и среди них Серебрянка оставалась самой юной и неопытной. Правда, за этот месяц она окрепла и узнала столько полезного, нового, сколько, быть может за всю прежнюю жизнь в реке.
Подводные леса бурых водорослей сменялись лесами зелёных водорослей или полянками шелковистой травы — в водорослях обитали мальки других рыб. Прозрачные студенистые медузы шевелили щупальцами, покачиваясь на волнах, — они были несъедобны, но безвредны. В таинственной глубоководной тьме вспыхивали, передвигались, мигали красные и зеленые огоньки — кто зажигал их и для чего? — это было загадочно и немного пугало. Иногда наверху проплывали медленные льдины, не успевшие растаять за лето. Серебрянка всё время была в движении, и, быть может, от этого да ещё от солёной морской воды у неё разыгрался отменный аппетит. Она ела, охотилась, снова ела и за недолгое время заметно выросла. Но всё равно по сравнению со взрослыми сёмгами оставалась недоростком.
Всё короче становились дни, всё длиннее ночи. В сентябре косяк сёмги вышел из узкого Беломорского горла и направился к северо-западу, в море Баренца. Сёмги двигались плотным строем, впереди — самые крупные, сильные и выносливые. Они плыли вдали от берега, но вели стаю так, буд то в точности изучили лоцию — описание моря, островов и проливов, мелей и впадин, описание безопасных путей и опасностей. По ночам свет далёкой звезды дрожал на чёрной во де, и могло показаться, будто этот неверный мерцающий свет, этот тоненький луч служит для них ориентиром или компасом. Но затем наступал день, звёзды гасли, а они по прежнему следовали за незримым поводырём. И стоило головным слегка изменить направление, как вся стая немедленно повторяла тот же манёвр.
