Пит медленно подходил к дому Китнисс, откуда доносились голоса, сквозь открытое окно. Подслушивать гадко, но он ничего не может с собой поделать.

— Гейл, скажи честно, зачем ты приехал?

— Я хочу увезти тебя отсюда, туда, где ты сможешь стать счастливой. Со мной… Я… добыл разрешение, — выпалил он на одном дыхании.

Вот оно…

— Гейл…

— Не надо, Китнисс, не говори, что счастье не для тебя… Не хорони себя заживо здесь.

— Гейл, здесь я живее всех живых… На сколько это вообще возможно. Я не уеду.

— Но Кискис… Здесь ты обречена!

— С чего ты взял?.. Мне здесь спокойно… временами.

— Тогда я останусь с тобой!

— Нет, Гейл, мне не нужна твоя помощь. Все хорошо. Тем более со мной рядом… со мной рядом…

— С тобой рядом он? — разочаровано заканчивает за неё Гейл.

Пит стоял у крыльца ни жив, ни мёртв. Ему хотелось развернуться и уйти — так было бы правильно. Но он так устал от этой неопределённости.

— Да, он рядом. О большем я не смею мечтать.

— Ты ему больше ничего не должна, он поймёт, поехали со мной!

Да, вот оно…

— О чем ты говоришь?.. Я не могу уехать. Моя жизнь теперь здесь… И Пит… Он для меня очень… важен.

— Думаешь, что все-таки его любишь?..

— Гейл, я…

— Нет, Китнисс, так не любят. Ты зациклилась на нем, ты помешана на нем, зависима от него. Думаешь, я не видел, как ты целыми днями смотришь на его окна, как теребишь этот одуванчик, что он тебе вручил? Думаешь, я не слышу во сне, как ты стонешь и зовешь его? А потом бродишь по дому, как привидение, с опухшими глазами? Это больная любовь, она обречена на смерть, она не питает тебя жизнью, она высасывает из тебя все соки… Ты чахнешь, а любовь должна спасать!

Может быть, он прав.

— Да что ты знаешь обо мне, Гейл? Если на то пошло, я признана душевно больной, и никого не должно волновать, какие у меня дефектные чувства! С ним я живая, без него внутри лишь пустота.

В душе у Пита предательски затеплилась Надежда.

— Я все думал, почему так произошло? Ведь он совсем тебе не подходит. А мы с тобой… У нас столько общего — мы оба из Шлака, нам пришлось рано повзрослеть, лес и охота сблизили нас… Как же так?

— Видимо, этого не достаточно.

— Что в нем такого, чего нет во мне?

— Он настоящий!.. Он умеет любить так, как не дано никому! И он самый сильный человек из всех, кого я знаю… Меня смерть Прим сломала, ты прогнулся под эту Войну… А Пит… несмотря на Голодные Игры, Квартальную бойню, пытки в Капитолии, Революцию, потерю близких, он сохранил своё я… Остался самим собой. Да, болезнь пока имеет над ним власть, но он сильнее, он справится… В глубине души он все тот же мальчик, подаривший мне хлеб, с тягой к прекрасному… Возможно, он и надломлен, но он не сломлен!

Пит стоял в оцепенении, не веря тому, что услышал.

— Неужели Война меня так сильно изменила, Китнисс? — тихо спросил Охотник.

— К сожалению, Гейл, она ожесточила тебя… Иначе бы не было Орешка и этих парашютов-бомб…

— Ты знаешь, как мне жаль…

— Знаю. Но наши отношения были обречены изначально, Гейл, не вини себя…

— Я часто думаю — надо было мне вызываться добровольцем тогда, на Жатве… Мы бы спаслись, и ты бы так отчаянно нуждалась во мне, а не в нем! — столько боли было в словах Гейла, что Питу стало почти жаль его.

Почти.

— Нет, Гейл, с тобой нам бы не удалось выбраться оттуда обоим. В худшем случае вернулся бы только один, в лучшем — погибли бы оба…

— Не говори так, я бы защитил тебя, я бы сделал все, чтобы спасти тебя…

— Гейл, я не сомневаюсь в твоих намерениях… Но… Ты бы действовал как профи — суровый и с железной волей к победе… А для того, чтобы приковать к себе взгляды всего Панема и вызвать сочувствие, для того, чтобы дело дошло до этих чертовых ягод, этого не достаточно!

— Я не понимаю…

— Я попробую тебе объяснить… Впервые, за 74 года Голодных Игр, оружием для выживания стала… Любовь. Этим уникален Пит. На самом деле, может быть я и являлась символом Революции, но двигателем был он! Ещё на интервью Пит своим признанием положил начало нашему спасению. Тебе бы и в голову это не пришло! Ты бы наоборот, скрывал свои чувства — зачем показывать свои слабости противникам. Скажешь не так?

— Возможно, но… Китнисс, он ведь не боролся никогда за тебя, и даже теперь отказывается от тебя, прячась в своем доме.

— Вот об этом я и говорю, Гейл… Так любить, как умеет Пит, не может никто… Для него главным было моё благополучие — он хотел, чтобы я сама сделала выбор, без давления со стороны, для него моё счастье было важнее своего собственного… Его любовь жертвенная. Он готов был отдать меня тебе, лишь бы в итоге я была счастлива… Ты не такой. Ты любишь меня, но свои чувства ко мне ставишь выше…

— Но Китнисс, он же болен… И болезнь его заключается в желании убить тебя… Как ты собираешься строить свою жизнь с ним? Вечно подглядывать за ним в окна, все время бояться? Ты даже… постель с ним разделить не сможешь! Как ты себе это представляешь? В порыве страсти его руки вдруг сомкнутся на твоей шее?..

Именно такую картину Пит часто видел в своих кошмарах…

— Я не боюсь близости с Питом… Он будет меня защищать и не подпустит к себе, сколько сможет, это так. Но я пробью его оборону, не сомневайся!

Дыхание Пита сбилось. Неужели и правда у них есть надежда на будущее?

— Ты уверена в своих чувствах, Китнисс?..

— Гейл… Я с лёгкостью могу назвать момент, когда я поняла, что люблю его — это случилось на Квартальной бойне — сердце Пита остановилось при ударе о силовое поле… Вот тогда я чётко осознала всю глубину моих чувств к нему… Я… В один миг мне стало безразлично все вокруг — Арена, Капитолий, моя жизнь…

Пит помнил, как она вцепилась в него, когда он очнулся… Ему казалось, что Китнисс просто боялась потерять напарника, боялась остаться одна на Арене.

— Уже после, в 13-м, я пробежалась по страницам своей памяти… Мне вспомнился Тур победителей — мы усиленно играли любовь, меня это раздражало, думаю, мне была неприятна сама мысль о том, что я должна плясать по дудку Сноу… Но между тем, в поезде я каждую ночь спала в объятиях Пита — просто однажды мне приснился кошмар, я сильно кричала… Он вбежал, чтобы успокоить меня…

— Успокоил? — язвительно заметил Гейл.

— Если ты собираешься и дальше язвить, я не буду продолжать разговор… Между нами ничего не было, если тебя это так интересует, мы просто спали вместе, отгоняя кошмары друг друга. Только с ним я чувствовала себя спокойно, в безопасности… Тогда я уже нуждалась в нем…

Пит теперь хорошо помнил, что в то время был самым счастливым на свете, и не потому что он мог прижать её к себе… А как раз из-за того, что в эти моменты только он был нужен ей, только он мог подарить ей долгожданный покой…

— Прости… Просто все, что досталось мне — пара поцелуев, вырванных мною же, когда я смог застать тебя врасплох… Твои поцелуи из жалости — не в счет. О том, чтобы спать с тобой в обнимку, я и мечтать не смел…

— Гейл, мне так жаль…

Он как будто не слышал её: — Все это так призрачно… Вы могли никогда не заговорить, если б не Игры…

— Да, скорее всего, так и было бы. Ведь я запретила себе думать о замужестве, семье. Меня все это не интересовало. Во-первых, мне было не до этого — надо было кормить семью. А во-вторых… существовали Игры… Так что я никогда не позволяла себе никаких мыслей по этому поводу. Но случилось так, как случилось.

— Что ж. Раз так распорядилась судьба…

— Так решило мое сердце… Просто отпусти меня. Поставь мои чувства выше своих… Подумай о том, что для меня будет лучше и смирись. Как Пит когда-то.

— Не так-то легко вырвать из души любовь. Корень остается…

— Поверь мне, я знаю… И хочу, чтобы ты тоже обрел свое счастье, а потому — отпускаю тебя.

— Обещай лишь, что станешь счастливой…

Китнисс прерывисто вздохнула.

— Когда-нибудь, быть может…

— Ты ему не сказала?..

— Нет… Я боюсь…