В ее голове стал оформляться план мести.
Конец августа 1991 года. Малфой-мэнор.
Игорь Каркаров, директор Дурмстранга, просьбу Малфоев так поздно зачислить двух детей из Магической Британии - сына и племянницу, принял с глубочайшим сомнением. Конфронтация с величайшим магом столетия, Альбусом Дамблдором, который смягчил обвинения во время суда над приспешниками Темного Лорда в адрес Каркарова настолько, что его оневинили (что его признали невиновным) и освободили от ответственности, сулила большие неприятности. Поэтому он сразу начал торговаться с белобрысым соратником по Метке.
Но ему предложили такую цену, что отказать он не смог.
Каркаров дураком не был и, взвесив плюсы этой сделки - неожиданное предложение Люциуса и минусы с другой стороны весов - ухудшение отношений с Дамблдором, решил, что не стоит так бояться победителя Гриндевельда в связи с его отстранением от поста Главы Визенгамота и внезапной потерей его популярности в туманном Альбионе.
***
Для четы Малфоев встреча с Каркаровым обещала быть довольно тяжелой в плане комфорта. Все бывшие Пожиратели Смерти, которые успели спасти себя и не загреметь в Азкабан после исчезновения своего Лорда, чувствовали себя неуютно и натянуто в обществе друг друга. Каждый из них знал, что отмазаться от наказания можно было лишь не слишком достойным способом. Кто-то из них - Люциус в том числе, заплатил Министерству и Министру лично кругленькую сумму, чтобы те закрыли глаза на явную ложь с заверением о принуждении принять Метку под Империусом. Другие не выдержали пытки во время допросов и слили Аврорату информацию о своих товарищах из круга Темного Лорда, тем самым став предателем, как сделал Каркаров.
Но это были известные случаи. Сколько из имен предателей осталось просто подписью под списками перечисленных соратников, было неизвестно, поэтому все бывшие пожиратели таили друг к другу сомнения. Всем им было до жути тяжело встречаться, общаться, даже видеться на светских событиях или на праздниках детей. Люциус попадал в то же число избежавших наказания и чувствовал себя так же, как и все остальные пожиратели, но ради сына и племянников он сделал шаг навстречу предателю Каркарову, чтобы попросить его принять детей в свою школу.
***
Каркаров был в полном смятении.
Сразу после перемещения портключем в мэнор бледной моли, именуемой Люциусом Малфоем, домовой эльф в белой шелковой (Шелковой? Что за странности?) накидке пригласил его в кабинет хозяина, не выделяя даже и минуту на лишние расшаркивания.
На столике в пустом помещении, в ожидании отведывания - в самом жутком сценарии - выпивания до дна, стояла кристальная бутылка, полная янтарной жидкостьи. Бутылка была ёмкой - очевидно, предстояла тяжелая ночка.
Гость медленно обвел глазами полумрак комнаты, нарушаемый несколькими свечами, и устало отпустился в одно из кресел у камина. В ожидании хозяев он незаметно уснул, убаюканный теплом огня.
Его разбудили тихие шаги и он резко встряхнулся, широко раскрыв глаза.
Какая-то мелкая кудрявая пигалица стояла напротив взрослого волшебника, беззастенчиво пялилась на него огромными темными глазищами, и мнет( прошлое время?) (мяла - прошлое время) в руках какую-то потертую женскую сумочку. Чуть позади нее с ног на ногу переступал застенчивый темноволосый худой коротышка в очках-кругляшках.
Разве это те таинственные племянники гордого аристократа? Каркаров стал внутренне веселиться, представляя себе, как тонко подколет своего соратника по приспешничеству к разным темным лордам, что тот не слишком близко к сердцу принимал неприязнь Волдеморта к нечистокровкам.
Директора Дурмстранга застал врасплох резкий голос девочки, который приказал ему задрать рукав мантии, а лучше всего - просто снять ее, чтобы не та мешала и сесть в кресло поудобней, а не раскорячившись, как он сидел сейчас, потому что ему будет: "Ой как больно, мистер Каркаров!".
Коринф, древность.
Породнившись с царским домом, Ясон надеялся смягчить для себя жребий изгнанника и достигнуть высоких почестей. Кроме того, молоденькая Главка так призывно зыркала в его сторону, соблазнительно покачивая голую чуть ли не до пояса длинную ногу, белеющую между небрежно повязанными колпусом (Иногда хитон имел над талией напуск - колпос. Он получался следующим образом: хитон, более длинный, чем обычно, опоясывали на талии, а затем часть хитона подтягивали поясом и спускали над ним.) частями хитона, что его кровь не на шутку разбушевалась. А Медея уже давно превратилась как бы в часть меблировки и обслуживающего персонала дома.
Наконец, его домогания увенчались успехом, ему охотно обещал руку дочери сам Креонт, царь Коринфа, назначив день для свадебного пира. Нужно было только благополучно избавиться от надоевшей жены.
Но Медея не была простой женщиной. Внучка бога Гелиоса и принцесса Колхиды увещания Ясона в правильности своего выбора не приняла с той покорностью, которая ожидалась от хорошей гречанки.
Сначала, она бросилась на своего мужа с растопыренными в хищном захвате пальцами с внезапно удлиннившимися когтями и изодрала его грудь и плечи до крови. Молча. С посеревшим лицом и пылающими огнем, но пустыми на эмоции глазами.
Затем неожиданно смирилась и пошла готовить подарки Креонту и его дочери.
Ясон не распознал коварство отверженной супруги. Страстная колхидянка, решившаяся последовать за своей любовью вопреки несогласию отца, брата и своего народа, так просто не могла выпустить из рук мужа - такое Ясон не должен был даже мельком подумать, но, ослепленный слепым желанием иметь молоденькую Главку в своем распоряжении в самое ближайшее время, он тупо недосмотрел.
Тонкий, золототканый шелк, который принесла Медея из своей комнаты в гинекее, так сладостно струился мягкими складками и стекал по коже, что Ясон весь задрожал от нетерпения одеть в него, а потом и раздеть будущую молодую невесту после свадебного пира.
- Возьми с собой и наших детей, пусть познакомятся с новой матерью. Я тем временем пойду в изгнание, чтобы не мешать тебе и твоей счастливой жизни, Ясон, - севшим голосом почти шептала Медея. - А это покрывало и этот золотой венец подарил мой дедушка, бог Гелиос, матушке, когда та выходила за отца, Ээта. Я дарю все это Главке в подарок к свадьбе.
Конец августа 1991 года. Малфой-мэнор.
Боль приспешнику Темного Лорда, с его ежедневными круциатусами, была не в новинку. Не боль его испугала, а этот выступивший вперед темноволосый хлопец, который поднял необычно зеленые глаза, когда черная Метка появилась из-под закатанного рукава и стал по-детски непринужденно таращиться на нее. Палец его правой руки, странно мозолистый при соприкосновении с тонкой кожей предплечья самого Каркарова, но с напяленным на него родовым перстнем Блэков, медленно очертил линии Метки.
Кто, кто был этот мальчик? Это ли тот таинственно выплывший на свет бастард Регулуса? Но его черты лица не былы чертами Блэков, напоминали их чем-то, но не совсем. А его гипнотизирующие глаза... зеленые, как две Авады...
Что-то замерещилось (замаячило) в задворках сознания Каркарова, какой-то факт пробовал выйти на поверхность и осветить этот ребус, который организовался в кабинете Малфоя.
Люциус тем временем вместе с женой и сыном - будущим первокурсником в Дурмстранге (Дай, Мерлин!) сидели на диванчике у камина в сумраке и никоим образом не мешали действиям этих двоих чудаков, не участвовали,а только изображали из себя недвижных истуканов. Их сын, Драко, прислонившись к своей матери, сверкал серебряными глазами и его, по всей видимости, раздирало едва сдерживаемое любопытство, но он оставался примером послушания. Хоть на том спасибо, что все хозяева молчат и не вставляют замечания.