Провода связи ЗАС даже не дрогнули в силу своей металлической природы. Не вздрогнул и человек, принимающий телеграмму. В силу своей человеческой природы.

«Белые воротнички» наконец-то совместили теорию с практикой. Благодаря труду сотен рабочих крючки формул превратились в реальное, мощное, сигарообразное тело ракеты с десятью разделяющимися боеголовками.

Одна ракета – десять городов, стертых с карты мира навсегда. С домами, скверами, школами, магазинами, барами, жителями, их детьми, и даже курами, собаками и кошками…

Осталась сущая малость – провести последние испытания ракеты перед постановкой на вооружение и ее законным «вступлением в должность» терминатора мировой патриархальности.

Генсек одобрил и благословил. ЦК взял под свой контроль.

В газетах и на бумажных лентах корабельных «телетайпов» появились строчки: «ТАСС уполномочен заявить, что районы столько-то градусов широты, столько-то долготы, с такой-то по такую-то дату закрыты для судоходства и рыболовства…»

Причина не сообщалась. А зачем? И кому докладывать причины? Может, тем жителям, на которых эти 10 боеголовок будут направлены? Да не смешите…

Ракета, перевозимая от базы и накрываемая брезентом во время пролета вражеских спутников, успешно заняла свое место в шахте АПЛ. АПЛ заняла свое место в районе стрельбы.

Судно «Гломар Челленджер», маскирующееся под нефтеразведчика, приняв телеграмму ЦРУ, срочно вышло из ближайшего американского порта в закрытый район.

Мы тоже приняли телеграмму из ГШ ВМФ.

Оказывается, на Камчатке есть мыс Африка! Идем туда…

Командир ставит боевую задачу: северяне стреляют новой баллистической ракетой, то-се, задача государственной важности. Проникаемся.

А у нас великое с мелким рядом шагают, как большей частью в жизни и происходит.

Я уже говорил, что командир был мужественным человеком, моряком до мозга костей, выходившим в море сотни тысяч миль, знавшим в совершенстве технический английский, бывшим на «ты» с кораблевождением и всем, что положено знать и уметь командиру. Вот только фамилия у него была не очень мужественная – Кролик.

Кстати, сегодня в первый раз за неделю командир отобедал в кают-компании. Все предыдущие семь дней питался в салоне. И хоть там рояль, красный бархат и мореный дуб – скучно ему было. Сидишь один… И музыка из салона несется то грустная, то сердитая: Григ, Чайковский, Бах… А все доктор, заведующий кают-компанией виноват. Поленился меню обновить. Вообще-то, при нем хорошо было: на закуску в вазочке и икорка красная с петрушечкой сверху для красоты и изысканности. И манты, впервые попробованные, и картошечка жареная, и жульен грибной, и три первых блюда на выбор, и два вторых. Ресторан отдыхает. На вечерний чай – молоко, кефирчик, тортики, пирожные, булочки с маком, помимо казенного хлебушка. Сбрасывались на закупки – вестовой журнальчик вел, с кого и сколько денег в конце месяца брать.

Доктор гурманом был, нас приобщил. А до этого кого только не ставили заведующим – не было результата.

Но и на старуху бывает проруха, не то что на доктора. Увлекся он своими медицинскими делами, и три дня подряд в кают-компании на закуску салат из свежей капусты с маслом подсолнечным, огурчиками. Вкусно.

Но не всем, как оказалось.

Увидев перед собой в очередной раз тарелку с салатом, старпом без всякой задней мысли, хотя, может, и наоборот, рявкнул на всю кают-компанию:

– Доктор, я что, кролик третий день капусту жрать?!

Пауза. Вилки замерли на полпути ко ртам. Тишина нависла.

Командир со звоном бросает вилку и с «изменившимся лицом» вылетает из-за стола. Как та графиня, что к пруду бежала, помните?

Старпом осмысливает сказанное и краснеет. Он, хозяин кают-компании, обидел гостя. Потом приходит в себя и назначает доктору рандеву в «адмиральский час». Грядет изнасилование и грязное надругательство над эскулапом. Уходит тоже.

Доедаем в молчании. Завтрак у нас по «плавающему» графику, ужин тоже.

А обед – святое действо. И начинается он с того, что старпом приказывает сообщить командиру, что офицеры приглашают его к столу… И это незыблемо. Это как ежедневный подъем флага или завод часов. Не заведешь – не будут шестеренки крутиться. А тут не шестеренки, тут главный механизм засбоил. Все не в своей тарелке.

Извинения старпома, что он не того кролика имел ввиду, на командира не действуют, только распаляют еще больше, судя по доносящейся из салона «Героической симфонии». Даже зам ничего не может поделать. И так пятый день, и шестой.

Доктора уже переизбрали. Из РТСовцев (их у нас много было) того, что потолще, выбрали. Раз упитан, значит, в еде разбирается…

Прибыли через неделю делегацией к командиру:

– Товарищ командир, кают-компания просит и приглашает…

Коллектив он уважил.

Даже у старпома лицо посвежело. А то всю неделю мрачен был, на коллективе «отрывался» в служебное время. Зато эта неделя месяца стоила как в области специальных знаний подчиненным, так и в деле совершенствования корабельной организации, службы и дисциплины.

Что-то я отвлекся. Ах, да, мыс Африка…

Ну с натяжкой смахивает на карте на «черный» материк. Но только на карте.

Берег неприветливый, пустынный. Скалы голые, серые. Мрачный пейзаж. Как раз для испытаний сверхоружия. Типа вот каким все будет потом, после его применения…

Включили станцию единого времени, определились по спутнику, ждем «подарок».

Зам по РТВ дерет начальника фоторегистрирующей станции. Ага, это чтоб тот случай с горячим проявителем, когда мне фото касаток загубили, сегодня не повторился. А может и за другое, но хотелось бы, чтоб все-таки за касаток. Хотя откуда ему знать о той оплошности…

Группа визуального наблюдения, восемь человек, на самой высшей точке корабля, прямо под антенной РЛС. Сектор 45 градусов у каждого. Фотографируем «Челленджер», он в 5–7 кабельтовых от нас. Настойчивые просьбы удалиться из района игнорирует. Корпус черный, рубка белая, мачты и устройства тоже черные.

Погода спокойная, видимость миль десять.

Ракета на подходе.

Убеждаемся в этом сами: серое, но высокое небо, начинает мерцать короткими тусклыми вспышками по всему видимому горизонту, частота и интенсивность мерцания увеличивается, слышен нарастающий гул, похожий на отдаленные раскаты грома. Подносим к глазам затемненные стекла-светофильтры. А может, и так смотрим?

Сквозь серое небо видна маленькая яркая светящаяся точка, как маленькое солнце. А вот она уже как теннисный мячик, а вот как футбольный. Гул нарастает и становится осязаемым, давящим… От яркого светящегося шара, появившемся в небе, отскакивают светящиеся точки. Как от спички, если ее резко зажечь, отлетает кусочек горящей серы. Точки разлетаются в разные стороны. Фиксируем точку отделения, направление полета, точку приводнения, факт подрыва. Одна падает по носу «Челленджера», вторая по корме. Взрывы. Срабатывают механизмы самоуничтожения. Там килограммов по 60 взрывчатки. Тот резво дает ход и удаляется. Обгадился, супостат. Хотя… Третья «голова-болванка» попадает тютелька в тютельку на то место, где враг только что дрейфовал.

Мы улюлюкаем ему вслед…

Пара-тройка «звезд небесных» взрывается на скалистом берегу. После того, как осела пыль, а ветер разогнал дым, видим все тот же скалистый пейзаж. В нем ничего не изменилось. Радиус разлета «голов» невелик, значит, оружие получилось очень высокоточным. На площадке становится как-то неуютно. Запахло озоном, как перед грозой.

Наверх с ревом матами взлетает мой друг Павлов, гонит всех вниз, а сам исчезает в рубке управления РЛС. Оказывается, старшина с перепуга или недосыпа включил станцию на всю ее мощь в активном режиме. А станция у нас не хилая. Облучил, подлюка. Нас ведут в командирский салон в полном составе. Там мы пишем бумагу: «К Министерству обороны СССР претензий не имеем… Обязуемся не разглашать… В случае ухудшения здоровья претензий иметь не будем. Дата, подпись».