Никогда доныне Бокка не знал, и думал, что и в будущем не познает такого же унижения. Его никто никогда так не оскорблял, и вряд ли повторение такого же возможно. Никогда до сих пор, даже судью, приговорившего Винче к смерти, Бокка не хотел убить так страстно и в оставшиеся ему дни или годы той же силы желание не найдёт достаточного места в его душе. Но этому его желанию совершенно невозможно было осуществиться. И дело даже не в том, что поединки с городским должностным лицом запрещены даже по истечении срока его полномочий, а потому, что и нападение на Капитана, и даже просто отказ означали бы смерть не только ему, но и Кьяре с Нанеттой. В первом случае на плахе, во втором - от голода, или так же на плахе, если он не найдёт деньги на уплату залога.

- Прошу прощения, мессер Капитан, - выдавил он, склонив голову. - Я был неправ.

[Год 1260. Август, 13. Повечерие]

- Меня зовут Симоне, Симоне Латини, мессер Бокка. Но вы зовите меня просто Симоне. Я так привык, - невысокий человек, едва старше Бокки, присел на сундук, служивший в том числе и лавкой. Одет он был вполне обычно, в тёмно-синее сюркотто и тюрбан, недавно вошедший в Фиренце в моду. В основном тюрбаны были популярны у женщин, которые украшали их ещё и длинными, до земли шлейфами, но и мужчины тоже были не прочь в них покрасоваться. - Я - личный секретарь мессера Фаринаты. К вашим услугам.

- Рад вас видеть, мессер...

- Симоне, просто Симоне. Ну, или сер Симоне, если вам так будет угодно. Секретарю и этого вполне достаточно.

- Но... а, впрочем, это ваше дело, сер Симоне. - Бокка махнул рукой, садясь в единственное тут кресло. Он, будучи в положении хозяина, предложил его своему другу, но Гано, пребывая в возбуждённом состоянии, предпочёл остаться на ногах и расхаживал по комнате. - Вина?

- Благодарю вас, не стоит.

- Гано?

- А? Ах, оставь! Не до того! Мы тут не ради пустяков. Я положительно до сих пор не могу поверить!

- В самом деле, - заметил Симоне. - Не перейти ли нам прямо к делу? Становится поздно, и наш визит для вашей несравненной супруги может быть не столь приятен, сколь для нас. Вы не против?

- Да я-то не против, только вот даже не знаю, о каком деле речь.

- Ну как же! - воскликнул Гано, всплеснув руками. - О чём ещё, как не о том, что ты мне сообщил третьего дня?

- Третьего дня?

- Да, Бокка, чёрт тебя дери! Тогда ты был назначен командиром конной стражи кароччо!

- Ах, вон оно что... Не всей стражи, а трёх десятков. И не назначен. Капитан только предложил мне эту должность.

- Вы её приняли? - уточнил Симоне.

- Я... - Бокка смутился чему-то. - Я не отказался.

- Ага! - торжествующе вскричал Гано и радостно потёр руки. Симоне только удовлетворённо кивнул. Бокка с непониманием, перерастающим в раздражение перевёл взгляд с одного на другого.

- Я не сомневаюсь, - сказал он. - Что эта приятная новость обрадовала Гано, поскольку любые изменения в моём положении только к лучшему, а благородный Гано ди Маганца мой друг. Но я удивлён, что человек, никогда доселе не слышавший моего имени, принимает беды моей семьи столь же близко к сердцу. Впрочем, такое сердоболие свидетельствует в вашу пользу, мессер Симоне, как о примерном христианине.

- Я, конечно, стараюсь быть хорошим слугой Господа нашего, - Симоне перекрестился. - Но, признаюсь, не всегда это у меня получается, не всегда. И хотя при виде сирых и убогих сердце моё омывается слезами и взывает к моему рассудку, заставляя его опускать руку в кошель за подаянием, рассудок обычно берёт верх, увы. К чему скрывать? - не сердоболие меня сюда привело, мессер Бокка, не сердоболие.

- А что же?

- Поиск справедливости.

- Что? Поиск справедливости? Здесь? Вы шутите?

- Ничуть. Вот если бы я был сердобольным, я бы вспомнил о безвинно убиенном отроке, вашем сыне, и посочувствовал вашему горю. Посоветовал бы искать утешения у Господа. Ибо Авраам, будучи искушаем, принёс в жертву Исаака, сына своего единородного [К Евреям 11:17], и сказано также: много скорбей у праведного, и от всех их избавит его Господь [Псалтирь 33:20]. Вы пребываете в нищете? Ваша дочь умрёт с голоду? Укрепите сердце своё, сказал бы я вам. Очи Его зрят, его вежды испытывают сынов человеческих. Господь испытывает праведного, а нечестивого и любящего насилие ненавидит душа Его [Псалтирь 10:4-5]. Что ж ещё? Сердоболие не предлагает ничего, кроме утешения. Я предлагаю воздаяние.

- Месть... - Бокка растянул губы в кривой усмешке. - Столько слов из Святого Писания, и вдруг месть... А как же "мне отмщение и аз воздам"? [Рим. 12:19]

- Желаете богословский спор, мессер? Извольте. А кто неправо поступит, тот получит по своей неправде [К Колоссянам 3:25]. Или вот такое: да не пощадит его глаз твой: душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу. Какой кто сделает вред ближнему своему, тем должно отплатить ему [Втор. 13:11]. Вот только к чему эта теософия? Не у меня убили сына. Не у меня отобрали всё имущество. Не моя жена втайне подумывает продать своё тело, чтобы накормить дочь... Что вы так смотрите? Разве ваша дочь не голодает? Ну так уверяю вас, что мать ради спасения своего ребёнка пойдёт на всё, а другого выхода у неё скоро не будет. Тем более она уже потеряла одного. Честь тут уже вторична... Кстати о чести. Вы, хотите вы этого или нет, СЛУЖИТЕ тем, кто является виновниками всех этих бед.

- Довольно! - не выдержал Бокка. - Как вы смеете упрекать меня!

- Простите, - Симоне сбавил напор. - Простите. Я не думал вас ни в чём упрекнуть. Вам достаточно горя и без моих упрёков. Я, как уже и сказал, предлагаю возмездие.

- Что вы хотите?

- Победы, - вмешался Гано. - Победы и мести. И теперь мы...

- Кто это мы? - перебил Бокка.

- Гибеллины, разумеется, - объяснил Симоне. - Под началом моего синьора, мессера Фаринаты.

- Гибеллины... - Бокка вздохнул. - Гвельфы... Всё это стало пустым звуком для меня. Я - фирентиец. Гвельфы, гибеллины, сегодня одни, завтра другие, всё меняется, а Фиренца остаётся.

- Фиренца достойна достойных правителей, а не этого отребья. - возразил Гано.

- Достойных правителей... Каждый полагает себя более достойным, нежели соперник, а в результате всего лишь умирают другие, и более ничего. Как вы проникли в город? - обратился Бокка к секретарю.

- Это несложно, - пожал тот плечами. - Осады нет, под стенами не стоит неприятель, купцам не возбраняется входить и выходить за ворота. А я поставщик красок из Милана.

- Ну да, ну да... А благоразумно ли было приходить сюда?

- А что такого? Сюда меня привёл ваш друг, а то, что вы с Гано друзья знают все, кому это интересно.