Лао Циню было под шестьдесят, вместе с ним жили четверо сыновей и одна дочь. К сыновьям он относился абы как, а вот единственную дочь, которая появилась у него в сорок лет, просто обожал. Когда Лао Цинь был не в духе, то и к родным сыновьям мог пристать, требуя аргументы, чтобы вывести их на чистую воду, а вот с дочерью он себе такого не позволял. Отучившись сначала в частной школе, а потом в «Яньцзиньской новой школе», Цинь Маньцин умела и читать, и писать. Вполне естественно, что Лао Цинь лучше бы помер, чем отдал свою крошку в семью продавца доуфу.
Год назад Цинь Маньцин просватали в семью Лао Ли – хозяина зернового склада, что располагался в уездном центре на улице Бэйцзе. Зерновой склад Лао Ли назывался «Источник изобилия». Рядом с «Источником изобилия» Лао Ли держал традиционную аптеку под названием «Спасение мира», и вместе эти два заведения занимали пол-улицы. Когда подходило время трапезы, для хозяина и его приказчиков накрывалось аж четыре стола. Горластый Лао Ли частенько садился на улице по-турецки и сам начинал зазывать покупателей: «Кто здоров – подходи за зерном, кто болен – подходи за снадобьем». Со стороны он мог показаться несколько развязным, однако на самом деле он был человеком порядочным. Едва у него возникала какая-нибудь проблема, он тотчас терялся. Но благодаря тому, что противоположности сходятся, у него в друзьях оказался Лао Цинь – человек, который, напротив, никогда не терялся. В прошлом году Лао Цинь с помощью Лао Цуя просватал свою дочь за сына Лао Ли, которого звали Ли Цзиньлун. Тот тоже ходил в «Яньцзиньскую новую школу», поэтому можно сказать, что они с Цинь Маньцин были однокашниками. Их помолвка состоялась еще осенью прошлого года, а сама свадьба планировалась на двадцать девятое число последнего лунного месяца этого года. Таким образом, задумывалось отметить сразу два радостных события – свадьбу и Новый год. С момента помолвки две семьи стали общаться намного чаще. На прошлый Новый год и другие праздники сын Лао Ли, Ли Цзиньлун, наносил будущему тестю почтительные визиты. Ли Цзиньлун и его отец Лао Ли по характеру отличались друг от друга: Лао Ли любил поговорить, а Ли Цзиньлун – нет. Когда они проводили время вместе, говорил всегда отец, а сын просто слушал. Если случалось, что Лао Ли вдруг замолкал, то Ли Цзиньлун молчанием не тяготился, он даже свое согласие или несогласие выражал обычным кивком или мотанием головы. Когда Лао Цинь общался с другими людьми, он всегда заставлял говорить их, а сам слушал, но, начав общаться с Ли Цзиньлуном, Лао Цинь теперь оказался на месте «других людей», а тот занял его роль. Поэтому он невольно вздыхал: «Этот сучий сын еще и меня перемолчит». Во многом из-за этого Лао Цинь относился к Ли Цзиньлуну более-менее терпимо. Однако случилось так, что, когда до свадьбы оставалось всего двадцать с лишним дней, Ли Цзиньлун вдруг передумал жениться. Передумал он не потому, что имел какие-то претензии к семье Циней или Лао Циню лично, а потому, что связался с дурной компанией и во время одной из пьяных посиделок поссорился с бывшим однокашником Вэй Цзюньжэнем. Ли Цзиньлун обозвал Вэй Цзюньжэня мудаком, а тот вышел из себя и начал наезжать в ответ: «Это кто из нас мудак? Сам не знает, что ему невеста попалась безухая, а еще чего-то там вякает». Все посчитали, что Вэй Цзюньжэнь пошутил, чтобы специально уколоть Ли Цзиньлуна. Но когда на него набросились с кулаками, Вэй Цзюньжэнь распалился еще сильнее и, преисполненный чувством собственной правоты, рассказал, что эту историю он слышал от их однокашницы Дэн Сючжи. Во время учебы в «Яньцзиньской новой школе» Цинь Маньцин жила в доме у Дэн Сючжи. Та рассказала, что, когда Цинь Маньцин было два годика, она заснула во дворе, и свинья отгрызла ей ухо. Вот почему Цинь Маньцин всегда прикрывает волосами левую часть лица. Дэн Сючжи была тайной возлюбленной Ню Госина, который в прежние времена являлся лучшим другом брата Ян Байшуня, Ян Байли. Когда закадычные друзья вместе работали на чугуноплавильном комбинате, Ян Байли согласился доставить любовное письмо Ню Госина Дэн Сючжи, за что потом его подвесили к финиковому дереву и отстегали плетью. Разумеется, Вэй Цзюньжэнь все это выпалил просто со злости, у него и в мыслях не было расстраивать свадьбу Ли Цзиньлуна. Но у того в голове словно что-то щелкнуло; более того, его опозорили при всем честном народе. Одним рывком Ли Цзиньлун перевернул стол, а вернувшись домой, попросил своего отца отменить свадьбу. Хозяин «Источника изобилия» и «Спасения мира», услыхав про то, что у дочери Лао Циня не хватает уха, тоже удивился:
– Это должно быть на совести Лао Циня. Даже продавцы свиней не скрывают от покупателей каких-то изъянов, а тут человек дочь замуж выдает. – Помолчав, он добавил: – Ладно бы у нее на ухе бородавка росла, так можно и промолчать. Но коли не хватает целого уха, почему не рассказать сразу? – Он печально вздохнул: – Я с Лао Цинем уже несколько десятков лет дружу, даже заикнуться боюсь про отмену свадьбы. – И добавил: – Пусть он даже в чем-то неправ, вряд ли у меня выйдет его переубедить. – Следом он попробовал уговорить Ли Цзиньлуна: – Подумаешь, какое-то ухо, зато все другое при ней, все равно под волосами не видно.
Но Ли Цзиньлун даже глаза вытаращил от негодования:
– Ухо тут ни при чем, это все ерунда. С ухом все ясно, но вдруг у нее чего-то еще не хватает?
Сделав паузу, он продолжил:
– Если ты боишься Лао Циня, то я – нет, давай схожу я.
Подумав, он добавил:
– Можно ничего и не отменять. Если так его боишься, то сам и женись на его дочери.
Лао Ли знал, что Ли Цзиньлун хоть и молчун, но парень с характером – если принял решение, то его и девять волов не удержат. Впрочем, он и сам был раздосадован, что сыну в жены прочил безухую. Так что единственным вариантом было все-таки отменить свадьбу. Но как он мог доверить такое дело Ли Цзиньлуну? Сын не терпел долгих разговоров и в подобных ситуациях после пары фраз тут же начинал распускать руки. Лао Ли боялся, что они с Лао Цинем передерутся, поэтому решил удержать сына. Сходить к Лао Циню и растолковать тому причины размолвки он попросил свата Лао Цуя. Когда Лао Цуй все это доложил Лао Циню, тот пришел в ярость. Он объяснил, что у его дочурки Цинь Маньцин отсутствует не целое ухо, а лишь мочка. Тут же оказалось, что его ей отгрызла вовсе не свинья, а крыса, и случилось это не тогда, когда девочка нечаянно заснула во дворе, а когда она спала в своей постельке. А поскольку мочка не может влиять на качество товара, то не стоит это и обсуждать. Вслед за этим Лао Цинь привел в комнату свою дочь и, убрав прикрывавшие ухо волосы, показал его Лао Цую. У Цинь Маньцин и вправду два уха были на месте, и лишь на правом недоставало мочки. Между тем Лао Цинь усадил Лао Цуя и пристал к нему, требуя объяснений:
– Лао Цуй, я что-то совсем запутался. Прости, конечно, что я тебя затрудняю, но ты все-таки объясни, может ли расстроиться свадьба из-за какой-то мочки? – Тут же он добавил: – И проблема здесь даже не в свадьбе. Зачем мочку превращать в целое ухо? Вот в чем вопрос. Пока ты мне этого не разъяснишь, даже не думай уходить.
Лао Цуй, который был простым перекупщиком скота, сватовством промышлял лишь от случая к случаю. Поняв, что тут одна ошибка выросла из другой, в результате чего родилась третья, он несколько растерялся. Раньше он никогда не объяснялся с Лао Цинем, зная, что любые доводы в разговоре с ним оборачивались против говорящего. Вот и сейчас он предпочел откланяться, тем более что Лао Цинь заведомо занял однобокую позицию, выставив на обсуждение лишь ухо и мочку.
– Хозяин, я тут ни при чем, не я ведь прошу отменить свадьбу. – И добавил: – Пусть это останется на совести Лао Ли. Это он слышал звон, да не знает, где он. – С этими словами он быстро поднялся с места: – Я сейчас вернусь в город и расскажу Лао Ли правду, все уладится и ваши семьи породнятся, как и планировалось.
Но когда Лао Цуй вернулся в город, было уже поздно. Не потому, что целое ухо теперь было трудно превратить в мочку, и не потому, что на откушенную мочку семейство Ли также не соглашалось, а потому, что сын Лао Ли, Ли Цзиньлун, взял и ушел из дома. Впрочем, он не то чтобы ушел из дома, Ли Цзиньлун снюхался с сыном директора чугуноплавильного комбината Лао Ню, Ню Госином, и отправился с ним на юг в Ханчжоу за лекарственным сырьем. Но это было только предлогом, очевидно, что он просто хотел сбежать, оставив Лао Ли одного расхлебывать всю эту кашу. Уходя из дома, он даже не попрощался. Лао Ли, потирая от досады руки, сказал Лао Цую: