В тот же день центральная пресса опубликовала «Заявление ТАСС», которым то ли хотели развеять слухи, циркулировавшие в дипломатических кругах о скором начале войны, то ли предупредить нападение Германии, показав, что СССР не намерен начинать войну и не стягивает войска к границе.
«Еще до приезда английского посла г-на Криппса в Лондон, особенно же после его приезда, в английской и вообще иностранной печати стали муссироваться слухи о “близости войны между СССР и Германией”. По этим слухам: 1) Германия будто бы предъявила СССР претензии территориального и экономического характера, и теперь идут переговоры между Германией и СССР о заключении нового, более тесного соглашения между ними; 2) СССР будто бы отклонил эти претензии, в связи с чем Германия стала сосредотачивать свои войска у границ СССР с целью нападения на СССР; 3) Советский Союз, в свою очередь, стал будто бы усиленно готовиться к войне с Германией и сосредотачивает войска у границ последней.
Несмотря на очевидную бессмысленность этих слухов, ответственные круги в Москве все же сочли необходимым, ввиду упорного муссирования этих слухов, уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении войны. ТАСС заявляет, что: 1) Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь место; 2) по данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерениях Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям; 3) СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными; 4) проводимые сейчас летние сборы запасных Красной Армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые, как известно, каждый год, ввиду чего изображать эти мероприятия Красной Армии как враждебные Германии, по меньшей мере, нелепо».
В последнее мирное воскресенье 15 июня, которое было единственным выходным днем, «около 35 тысяч москвичей совершило прогулки на пароходах и катерах по каналу Москва – Волга и Москве-реке. Пароход “Мечников”[3] отправился до г. Калинина. По Москве-реке ходили 47 катеров, пароход “Хрущев”[4] и теплоход “Комсомолец”».
19 июня академик Вернадский записывает: «Говорят, что Германии <нами> был предъявлен ультиматум – в 40 часов вывести ее войска из Финляндии – на севере у наших границ. Немцы согласились, но просили об отсрочке – 70 часов, что и было дано». Эта же тема развивается в утренней записи 22 июня, сделанной до выступления Молотова: «По-видимому, действительно произошло улучшение – вернее, временное успокоение с Германией. Ультиматум был представлен. Немцы уступили. Финляндия должна была уничтожить укрепления вблизи наших границ (на севере), построенные немцами. По-видимому, в связи с этим – отъезд английского посла и финляндского? Грабарь[5] рассказывал, что он видел одного из генералов, которого сейчас и в партийной, и в бюрократической среде осведомляют о политическом положении, который говорил ему, что на несколько месяцев опасность столкновения с Германией отпала».
К окончанию выпускных испытаний в «Правде» появился большой репортаж из школы № 201 корреспондента газеты Льва Кассиля «Зеленый шум». В нем несколько раз упоминается 9 «А» класс, в котором училась тогда еще никому неизвестная Зоя Космодемьянская, вместе с одноклассниками работавшая на благоустройстве школьного двора. Позже, уже после войны в книге «Пометки и памятки» Кассиль утверждал, что разговаривал с Зоей о посаженных ею деревьях. «Заканчиваются выпускные испытания. Из школы уходят молодые люди, получившие тут верную прививку, хорошо подросшие, не боящиеся ни заморозков, ни ветров под открытым небом. Питомцы школы уйдут работать, учиться, служить в Красной Армии… Идет-гудет Зеленый Шум, Зеленый Шум, весенний шум!..»
За день до начала войны, 21 июня «с Московского речного вокзала на пароходе “Менжинский” отправились в лагеря учащиеся 4-й и 5-й артиллерийских спецшкол гор. Москвы. Среди них нет ни одного неуспевающего. Лагерь, в который выехали школьники, расположен в лесистой местности на берегу Оки. Там будущие артиллеристы пройдут военную учебу в обстановке, приближенной к боевой. Они будут изучать топографию на местности, решать тактические задачи, проводить артиллерийские стрельбы. В лагере школьники практически изучат устав внутренней службы Красной Армии, караульную службу. Большое внимание будет уделено физической и строевой подготовке. За полтора месяца пребывания в лагере учащиеся спецшкол хорошо закалятся».
Воскресенье 22 июня началось в субботу, 21-го
«21-го днем к нам зашла жена Федина – Дора Сергеевна и с ужасом на лице сказала, что вот-вот будет война с Германией, – писала в своих воспоминаниях Зинаида Пастернак. – Как ни невероятно это звучало, но мы встревожились. Вечером я уехала из Переделкина с ночевкой в город …. В городе я зашла вечером к Сельвинским и рассказала им про слухи о войне. [Илья Львович] Сельвинский возмутился и назвал меня дурой. По его мнению, война с Германией совершенно недопустима, так как недавно с ней заключен договор».
Сын Марины Цветаевой, 16-летний Георгий Эфрон, почти каждый день делал записи в своем дневнике. Очень многие из них касаются бытовых подробностей московской жизни, которые дают нам возможность почувствовать те дни. 21 июня он, в частности, пишет: «Сегодня противная погода. …В конце концов, плохая погода немного освежает воздух, но противно все же».
Хотя существует распространенное мнение, что вечером в субботу, накануне войны, в московских школах проходили выпускные вечера, никаких официальных документов, газетных статей или дневниковых записей об этом событии найти не удалось[6]. Действительно, на предшествующей неделе закончились экзамены и шло вручение аттестатов, но оно проходило в разные дни.
«Когда я в субботний полдень 21 июня 1941 года подъехал к посольству, мне пришлось оставить машину на улице, ибо во дворе посольства шла какая-то суета. Вверх поднимался столб дыма – там, видимо, что-то жгли. На мой вопрос, что там горит, “канцлер” Ламла ответил “по секрету”, что ночью он получил из Берлина указание уничтожить оставшиеся в посольстве секретные документы, за исключением шифровальных тетрадей, которые еще понадобятся. И поскольку уничтожить документы в печах посольства оказалось не под силу, ему пришлось по договоренности с послом развести во дворе костер. Через два часа все будет кончено, и я смогу снова поставить машину во двор», – писал в своих воспоминаниях бывший сотрудник немецкого посольства Герхард Кегель. К этому моменту он уже работал на советскую разведку и, поняв, что нападение произойдет буквально через несколько часов, экстренно связался с куратором «Павлом Ивановичем Петровым» и вечером сообщил о своих опасениях.
К этому времени Молотов уже вызвал германского посла Шуленбурга, которому вручил копию заявления по поводу нарушения германскими самолетами нашей границы. Шуленбург начал спорить, что ему об этом ничего неизвестно и что границу нарушают советские летчики. Молотов со своей стороны указывал на разный характер нарушений, например, на то, что немецкие самолеты залетают на большую глубину. Также «Тов. Молотов спрашивает Шуленбурга, в чем дело, что за последнее время произошел отъезд из Москвы нескольких сотрудников германского посольства и их жен, усиленно распространяются в острой форме слухи о близкой войне между СССР и Германией». «Шуленбург подтверждает, что некоторые сотрудники германского посольства действительно отозваны, но эти отзывы не коснулись непосредственно дипломатического состава посольства. Отозван военно-морской атташе Баумбах, лесной атташе, который не имел никакого значения. Из командировки в Берлин не вернулся Ашенбреннер – военно-воздушный атташе. О слухах ему, Шуленбургу, известно, но им также не может дать никакого объяснения».