Оборона советских войск проходила по лесу и опушке, гитлеровцы вели по этому месту ураганный минометный огонь. Несколько подразделений были вынуждены отступить, бойцы одного взвода оказались отрезаны от своих. Фашистам удалось окружить горстку храбрецов. Ведя беспрерывный обстрел из автоматов, гитлеровцы начали подступать к окопу, их встретил яростный пулеметный огонь.

В ответ фашисты обстреляли окоп из минометов. Пулемет стих. Но как только гитлеровцы попытались подобраться ближе, в них полетели гранаты. Оставив у позиции отважного отделения множество убитых солдат и офицеров, немцы отступили и залегли в укрытии.

На дне окопа, бессильно привалившись друг к другу, в расквашенной слякотной грязи сидели трое советских солдат. Их измученный и уставший вид говорил о том, что они уже несколько суток не отдыхали. Толстый слой черной копоти покрыл их лица, одежда и обувь были облеплены землей и глиной. Рядом с ними валялось несколько винтовок и автоматов.

– Хорошо поискал? Больше ничего не осталось? – спросил худой широкоплечий солдат лет пятидесяти молоденького безусого парнишку.

– Да, дядь Кондрат, хорошо. Даже всех мертвых обшарил, ни одного патрона, – развел тот руками и замотал головой, великоватая по размеру каска сползла ему на глаза.

– Ни патронив, ни гранат… ничого не залишилося (не осталось)… – сокрушенно пробормотал третий, по возрасту примерно такой же, как и первый, только коренастый, с густыми пшеничными усами. Он еще раз внимательно осмотрел пустую пулеметную ленту и откинул ее в сторону, – що будемо робити, хлопци?

Первый мужчина промолчал, только нахмурился и крепче сжал в руках штыковую винтовку.

– Все зрозумило… – вздохнул усатый и поднял глаза в небо, – эх, як же не хочеться вмирати. Хочеться жити, а ще хочеться исти. Я б зараз шматок хлиба зъив, да з молоком, – мечтательно произнес он.

– А я бы борща навернул, да с лучком зеленым, да под рюмочку, – поддакнул ему широкоплечий, – а потом и помереть было бы не жалко…

Парнишка испуганно переводил взгляд с одного мужчины на другого.

Издалека доносились звуки взрывов, там шел бой.

– Эх, зараз би до своих пробратися, – с сожалением произнес усатый, – так не можна, окопи зруйновани (разрушены).

– Слушай, Митька, меня внимательно, – вдруг строго произнес первый солдат.

При звуках его глухого голоса парнишка вздрогнул и часто-часто заморгал.

– Заберись в окопе под завал и притворись мертвым. Как только бой закончится, и немцы уйдут, проберешься к нашим.

– А вы? – пересохшими губами прошептал паренек.

– А что мы? Мы еще повоюем! Да, Опанас? – посмотрел Кондрат на усатого украинца.

– Звичайно повоюемо, – кивнул головой тот, – фашисти прокляти… село спалили, всих повбивали… я цих гадив голими руками буду душити… помщу за жинку, за диток, – со злостью приговаривал он, перебирая ружья со штыками.

– Не говори так, Опанас, нельзя, – строго сказал Кондрат, – да, дом сожгли. А вот жену и детей твоих убитыми никто не видел. Может, они спаслись. Так что не хорони свою семью раньше времени, грех это. Ты их еще найдешь, главное верь в это!

– Я вирю, Кондрат, вирю! Я их обовязково знайду, якщо сам живий залишуся (останусь)!

– Вот и славно! Ну, что мужики, давайте попрощаемся! Если что не так, простите меня, – с этими словами Кондрат потянулся к Митьке.

– Нет! – закричал мальчишка и отпрянул от мужчины. – Не буду я с вами прощаться! Я тоже в бой пойду!

– Я тебе пойду! Я тебе сейчас так пойду! – пригрозил ему Кондрат, – эх, я дурак, надо было тебя еще в прошлом году в тыл отправить, а мы с командиром остаться разрешили. Сгубили малое дитё, никогда себе этого не прощу.

– Никакое я не дитё! – обиделся Митька, – и не трус! Я прятаться не буду! Я сюда воевать пришел. У тебя дядь Кондрат, все живы. У тебя, дядька Опанас, семья еще сыщется. А я совсем один… на батьку похоронка еще в сорок первом пришла, маманю с сестрами и тетку на моих глазах фрицы расстреляли за то, что коров отдавать не хотели… все село сожгли… больше у меня никого нет, только вы, – голос его дрогнул, но мальчишка закусил губу.

Опанас с Кондратом переглянулись, затем Опанас посмотрел на парнишку и недовольно покачал головой.

– Тоби лише шестнадцять рокив… – начал он, но Митька перебил его решительно, – нет!

– Здафайся русиш зольдатен! – раздался крик.

– У-у, пидповзли фашисти прокляти… – выругался Опанас и вскинул над окопом кукиш, – вот тоби здаватися!

Сразу же раздались выстрелы, пули просвистели над головами.

– Совсем близко подошли, – тихо сказал Кондрат, – ну, что, мужики…

Все трое по очереди обнялись, поцеловались и попросили друг у друга прощения.

– Тихо как… и снег пошел, – Митька поднял голову кверху, небо затянуло серыми тучами, на землю полетели крупные снежинки.

Вдруг сквозь тучи проглянуло холодное осеннее солнце. Его длинные золотые лучи коснулись земли.

– Красиво как, – прошептал Кондрат, – прямо как лестница на небеса. Может для нас, а, мужики?

– Поможи нам, господи! – широко перекрестился Опанас три раза, глядя в небо.

– Помоги нам, царица небесная! – подняв голову кверху, трижды перекрестился и Кондрат.

– Помоги нам, боженька всемилостивый! – одновременно со старшими товарищами осенил себя крестом Митька.

По воздуху пошла рябь, тела солдат заколыхались. Немцы подобрались уже вплотную к окопу, как вдруг из него вырвался сноп яркого света, озарив пасмурный серый день и ослепив врага. Взрыва не было, но какой-то неведомой силой фашистов отбросило на несколько метров. В абсолютной тишине от центра вспышки медленно расходились в разные стороны дрожащие прозрачные волны. В окопе никого не было.

***

– Дядь Кондрат, дядька Опанас, что это было? – потирая вихрастый затылок, Митька испуганно озирался по сторонам.

Все трое сидели в просторной комнате на блестящем паркетном полу, рядом валялись их ружья и каски.

– Хлопци, де ми? – Опанас уставился на лестницу из светлого дерева, ее золотили проникающие в окно солнечные лучи, – може ми вже загинули и потрапили в рай?

– Сейчас разберемся, что это за рай, – тихо произнес Кондрат, он поднялся на ноги и прошел к мраморному камину, – какой красивый… А это кто? – и он принялся разглядывать многочисленные фотографии на каминной полке, – фото… надо же, цветные. А на них какие-то буржуи, и все лыбятся.

– Дядь Кондрат, иди сюда, посмотри, – услышал он испуганный шепот Митьки.

Парнишка стоял около дивана, на котором был навален ворох разной одежды, и рассматривал разноцветные нашивки на кожаной летной куртке.

– А ну покажь, – мужчина подошел к мальчику и уставился на вещи: шинели, шапки, шерстяные свитера, куртки, штаны.

– Подивися, хлопци, литаки (самолеты), – подошедший Опанас ткнул пальцем в разноцветную эмблему с изображением самолета, – це не наше, не радянське… це напевно нимецький склад или штаб.

– Да-а-а, – задумчиво протянул Митька, – флаг не советский и написано не по-нашенски, – вынес он вердикт российскому триколору и надписи "RUSSIA".

Все трое переглянулись.

– Как же мы сюда попали? – пробормотал Кондрат и потер лоб, – ничего не помню, только яркий свет.

– Может, нас взрывной волной сюда отбросило? – предположил Митька.

– Через каменные стены? Это вряд ли… – Кондрат покачал головой.

– Глядити, хлопци, – Опанас уже подкрался к окну и через занавеску разглядывал улицу, – хати навколо (дома вокруг)… як палаци (дворцы)… на простое село не похоже.

– Какой большой дом, – Митька подошел к лестнице, сначала посмотрел вниз, потом задрал голову кверху, – вроде никого нет, в доме тишина.

– Пока нас не засекли, надо отсюда сваливать! – решительно произнес Кондрат, – мужики, быстро берем одежду и обувь, которые нам сгодятся. Митька, проверь шкафы, может, что-нибудь из еды найдешь, – скомандовал он, – а мы с Опанасом поищем оружие и проверим окна и двери.