Ровный затяжной вдох, уцепился за дверную ручку и рывком поднял тело. Взгляд темный, глубокий, злой. Я безотчетно отступила на шаг. Со злостью ударил кулаком в стену. Еще раз. Еще. С губ сорвался утробный рык и ругательства. На себя. Клял себя на чем свет стоит. Проклиная самыми страшными словами. Он ненавидел себя, гребанный хуев эгоист. Сейчас ненавидел себя, исступленно прося у меня прощения. А я смотрела как в он страдает, не смея приблизиться… Чувствовала, что мир вокруг дрожит. Что мне страшно. Ибо он действительно подошел к грани, переступив которую, готов был себя убить. В ненависти и неверии. Я впервые видела человека так неистово ненавидящего себя. С таким сожалением, страхом и мольбой испрашивающего моего прощения просто за то, что он есть в моей жизни. Он никогда себе не простит мой аборт. Никогда. А я смотрела и понимала, что не отпущу его. Не брошу. Я вытяну его. Как он вытягивал меня, когда мне было плохо…

Следующие сутки он пытался работать, сказав, что если будет сидеть на месте, то просто загнется. Иногда тормоза у него срывались, и он злобно рыкал, чтобы я не смотрела на него с такой жалостью, заживо хороня. Сашка капала его каждые четыре часа. Помогало мало. Я заметила, как судороги выкручивают ему руки, когда он что-то пытался пометить в документах перед собой, сидя за кухонным столом, но промолчала. Потому что он поднял на меня выжидательный взгляд.

Попыталась сопротивляться, когда он куда-то собрался ехать. Рыкнул, чтобы не лезла, правда, из машины позвонил и извинился. Я беспокойно мерила шагами замершее пространство его квартиры. Вернулся через час. Вообще никакой. Кинул на тумбочку ключи, какие-то папки, телефон, едва не упал, пока разувался и рухнул спать прямо в одежде, сказав, что его не для кого нет, если что, чтобы я прямо так и говорила особо настойчивым, что он сдох, и его вырубило.

Я, хотела было прикрыть дверь, но заметила, что возле кровати валяется телефон. Причем такой, который я у него не видела. С учетом того, что он херово спит, а сейчас его наконец свалило, я неслышно приблизилась и забрала телефон с собой.

Положила рядом с ноутбуком в кухне и продолжила шерстить форумы и статьи посвященные проблеме Антона. Экран телефона засветился, оповестив, что сообщение доставлено. Не успев осознать, что я делаю, взяла и ткнула пальцев в оповещение, открыв диалог с отправленным сообщением. Впрочем, ничего интересного.

«Завтра Нестеров к тебе хату заедет. Его не трогать, пока не скажу.»

Телефон завибрировал в руках, оповещая, что на это сообщение Антона пришел ответ:

«Понял. С треугольником поговори. Черти охуели и в себя поверили. Права пытаются качать. Рябой схоронился пока найти не можем»

Я, приподняв бровь, качала головой и вышла из диалога. Пальцы замерли над еще одной строчкой в сообщениях. Нельзя читать. Это его дела. Но палец ткнул в диалог ниже и я, мягко говоря, охерела. Первое сообщение от Антона:

«Сегодня. Жестко. Фотоотчет. И передайте от меня привет.»

«ок» - короткий ответ.

И три прикрепленные к нему фотографии. На первой плачущий Вадик с выбитыми зубами и окровавленными губами делает минет нескольким. На второй, его связанного имеют. И не только сзади. Я едва успела добежать до унитаза. Меня рвало от отвращения и ужаса. На третью, где его вздергивали несколько животных на скрученной простыне перекинутой через решетку, я смотреть не могла.

Когда я открыла следущий диалог мне снова стало плохо. Датировано тем же днем. Спустя три минуты от «фотоотчета». Первое сообщение от Антона:

«Деньги распределил, на счета капнули.»

«Проверил все пришло если чо еще набирай»

Все.

Все, блядь. Вадик не сел, его посадили. Вадик не самоубийца, его убили. Вернее, посадил и убил. Антон… Господи, да что же ты за существо?..

Внутри уже ничего не осталось. Ни в организме, ни в душе. Я скрючилась на холодном кафеле, попыталась заплакать. Не вышло. Шатаясь, подняла и посмотрела в зеркало. Не узнала себя в отражении. Эти загнанные, опустошенные, мертвые глаза я не знала. Все. Хватит.

Лучше бы я была блядью. Шлюхой. Алкашкой. Кем угодно. Но не собой. Из-за меня не убивали бы людей… Предварительно изнасиловав. Группой. Даже не животных, я не знаю, что это за существа, которое способны на такое ради денег. И что за существо могло им за это заплатить. Что за существо? Наркоманская тварь, я же просила. Я просила же! Думала, что он его изобьет. А он его убил. Посадил, изнасиловал и убил.

Хватит. Хватит с меня.

Неслышно покинула квартиру, добралась до банкомата и сняла все свои деньги. В клуб. Пустили беспрепятственно, хотя до открытия еще было три часа. Рубик, заметивший меня, поднимающуюся на второй этаж, оглядев прическу, хотел было подскочить, и восторженно пролепетать какую-то ненужную лабуду. Остановило мое выражение лица, не знаю уж, что там было написано. Толкнула дверь кабинета Луизы, войдя без стука. Эта холодная, непробиваемая женщина, бросила на усмехнувшуюся меня краткий взгляд и снова углубилась в ноутбук, кивнув на кресло перед столом.

Села. Говорила страшным, незнакомым голосом. Что-то несуразное. Что влипла, но не в криминал, и мне нужен паспорт. Что я знаю, как она помогла Рубику с этим, хотя гражданство у него не российское. Что заплачу любые деньги, и что нужно сделать все в кратчайшие сроки. Она подняла руку, заставив меня прерваться, закрыла ноутбук и, сняв очки, внимательно вгляделась в мое лицо.

- Ты от Антона бежишь?

Сердце сбилось, сорвалось. Сжала губы, отведя взгляд, и едва кивнула, чувствуя, как опасно стягивает внутренние органы холодом.

- Все очень плохо?

Снова кивнула, прикусив губу, сдерживая истерику.

- Луиза, я бы не посмела, если бы это просто бабский заход был…

- Узнала про его зависимость?

У меня уже не было сил ни удивляться, ни бояться, ничего вообще чувствовать. Я лишь вопросительно дернула бровью, не поднимая на нее глаз.

- У него с моим мужем много общих интересов. Включая этот. И ты знаешь, как женщина женщине, с этим можно жить. С небольшими оговорками, но можно. Такие не соскакивают, Лен. Год, два и по новой. Знавали, плавали. Любишь, люби такого, какой есть.

- Луиза… - я жутко усмехнулась, и посмотрела на нее, она слегка побледнела, но это была вся ее реакция. – Здесь дело не только в его зависимости. Помоги.

Напряженная пауза, мотающая растянутые нервы на острие ножа. Одно движение и я сорвусь. И тогда вообще не представляю, чем все закончится. Но она, помедлив, кивнула. И произнесла своим стандартным ровным голосом, снова открыв ноутбук:

- Пятьдесят тысяч, с утра принесешь фотки, желательно в парике, в которм будешь ходить, и к обеду получишь паспорт.

Кивнула, отсчитала купюры на ее стол и вышла. Сложнее всего было изображать, что ничего не случилось. Антон спал где-то до шести утра, и даже слабо улыбнулся, поцеловав и обняв меня с утра, когда я якобы собиралась на пары. Настроение у него было хорошее, он по доброму трепался с Сашкой, устало зевающей после смены и ставящей ему капельницы и уколы.

Я отвечала на его смс, звонки, ничем не выдавая себя, правда давалось все это с большим трудом – с каждым разом мышцы сводила судорога. Отвезла Луизе фотки и в обед получила паспорт.

- Ты серьезно, да? – Разглядывая свои новые данные.

- Под этой фамилией точно искать не будут. – Хмыкнула Луиза, устало откинувшись на кресле и прикрывая глаза. – Анна – самое распространённое имя на планете…

- А фамилия Грановская не очень, - с отвращением глядя в паспорт, парировала я.

- Ну, это последнее, до чего он додумается.

Логика есть. Я несмело ей кивнула и вышла. Машина осталась у универа. Телефон там же. Села в маршрутку, прижимая к себе рюкзак с самыми необходимыми вещами, в которые были завернуты все мои сбережения. Вышла на автовокзале, едва не сдернула парик, случайно зацепившись замком за непривычную длинную русую прядь. С полчаса побродила по стоянке, читая на автобусах направления. Чертыхнулась и взяла на кассе билет на ближайший рейс в другой город. Оттуда еще пару раз. На третий осяду.