— Стоять! — командирским тоном рявкнул я. — Опять в больницу захотелось?

То, что Макс наконец-то «дозрел», радовало, но то, что он подобными действиями мог сам себе отбить охоту на будущее, меня напугало.

Чуть подвинувшись, я развернул нас так, чтобы оказаться сверху, потом перевернул Макса на живот, раздвинул ему ягодицы и… Скажем так, что могли подумать проснувшиеся или разбуженные нами соседи, меня тогда волновало мало. Макс елозил по простыне, насаживался на мои пальцы и канючил что-то типа: «Ты-садист-мне-мало-ну-чего-ты-я-хочу-ну-давай!» И я дал. Предварительно подложив под него подушку и мимолётно подумав о том, что наволочку и простынь точно придётся после этого стирать, а потом конспиративно сушить утюгом, не выходя из номера. Впрочем, любые мысли из головы мне вынесло быстро: сразу после того, как Макс начал приподниматься и подаваться назад.

В первый же день он переложил в кровати подушку с изголовья в ноги, заявив, что спит только на левом боку и носом к стене. Придвинув свою кровать к его, я так же переложил и свою. Потому теперь я оказался спиной к стене.

К шумному финалу Макс не просто встал на четвереньки, но ещё и ухитрился «попятить» и прижать к этой стене меня. А учитывая, что стены в мини-гостинице были сложены из не особо тщательно оструганных брёвен, последствия для меня, в общем, ясны без объяснений. Кончив, мы оба рухнули в кровать. Не поднимая головы, я потыкал Макса в бок локтем:

— Макс…

— М-м-м-м-м?

— Посмотри.

— Куда?

— На мою задницу. Я её, кажется, ободрал. Занозы есть?

Рядом скрипнула кровать.

— Нет. Ты лежи. Я сейчас йодом смажу.

До меня донёсся звук раскрываемой молнии на сумке, шорох, звук открываемого флакончика, и вот, по одной из ягодиц прошлось что-то мокрое и холодное. Царапину тут же защипало. Потом мокрое и холодное прошлось по ней ещё пару раз. Утром я обнаружил на тыле не кружочек, не сеточку и даже не цветочек. Несколькими росчерками ватной палочки, обмакнутой в йод, Макс весьма реалистично изобразил направленный мне между ягодиц... член.

Потом до меня снова донёсся звук завинчиваемой крышечки, шорох, звук молнии, матрас прогнулся, и Макс пристроился рядом.

Утром, когда мы проснулись, туман уже рассеялся, но быстро выяснилось, что у Макса постельный режим. После попытки сесть, он ахнул, завалился обратно в кровать, назвал меня «маньяком озабоченным» и, полежав немного, пробормотал:

— Дорвался, блин…

Помолчав, он добавил:

— Только имей в виду, до приезда домой я — только сверху.

После этого он осторожно улёгся на живот и почти с головой накрылся простынёй.

Только после этого я поймал себя на том, что задерживал дыхание, и с облегчением выдохнул.

В середине дня к Максу пришла делегация. Парни, те самые, что кучковались между стадионом и автосервисом, на цыпочках зашли к нам в номер, потоптались у выхода и, шёпотом пожелав неподвижно лежавшему скорейшего выздоровления, ретировались.

Как они восприняли две сдвинутые кровати в номере у двух парней, мне было совершенно всё равно.

Что про утренние стоны Макса и его: «Ёщё-ну-чего-ты-я-хочу… О-о-о… Да-а-а! Ещё! А-а-а...» — думают соседи, мне было аналогичнейшим образом наплевать.

Жизнь стремительно налаживалась. Макс после аварии был не только скорее цел, чем нет, он ещё и сам пообещал мне, что по возвращении домой нас ждёт продолжение.

Короче, жизнь была прекрасна и удивительна!

Комментарий к Часть 11. Дозрел

Вот здесь автор мог бы поставить больф-ф-фую ф-ф-флаф-ф-фную точку, но он этого делать не будет.

Продолжение следует!

====== Часть 12. Купание... “так” ======

Оставшиеся от отдыха дни Макс спал, плавал и снова спал, перемежая сон упражнениями на балконе. В последние дни он снова начал бегать по утрам.

Пару раз он отлучался поболтать с парнями у автосервиса, но как я понял, именно поболтать, не более, да и уходил он туда ненадолго. Как эта компания восприняла сдвинутые кровати, да и обратили ли они на них внимание, я поинтересоваться не рискнул.

И вот от отпуска остался последний день.

Утром меня растолкал Макс.

— Смотри! — он отвёл занавеску от окна.

Я оторвал голову от подушки и сел. За окном, где-то в метре от балкона снова стояла белая стена.

— Пошли купаться? — неожиданно для самого себя предложил я.

— А давай так и пойдём?

Сначала я не понял, что под «так» имел в виду Макс. Обернувшись, я увидел, как он стаскивает шорты и, прихватив полотенце, направляется к двери!

— Сдурел? Хоть в полотенце завернись! — крикнул ему в спину я.

Показав мне язык, Макс вышел из комнаты. Вздохнув, я последовал его примеру. Куда девать ключ от номера, когда на тебе лишь шлёпки и полотенце вокруг бёдер? Недолго думая, я зашёл на общую кухню и сунул его в холодильник в полупустую круглую коробочку с плавленым сыром и побежал догонять Макса. Разыскивать его в густом тумане и догонять не потребовалось: он ждал возле крыльца.

В густой белой взвеси мы спустились по тропке с высокого берега, оставили шлёпки и полотенца на сухой утоптанной глине пополам с втоптанными в неё ракушками и пошли к воде.

Неожиданно Макс меня удержал за руку, развернул к себе, требовательно притянул и…

Короче, только когда мы собрались перейти к главному, мы оба сообразили, что при нас ничегошеньки нет. Я лежал спиной на достаточно неудобных вдавленных в глину ракушках, Макс стоял передо мной на коленях, за его спиной белела чуть посветлевшая от начавшего всходить солнца стена тумана.

— Нет… Всё равно… Давай! — потребовал я и потянул его на себя.

Ну в самом деле, подцепить что-то друг от друга нам было невозможно. В том, что я здоров, сомнений у меня не было. Макса в больнице должны были проверить вдоль и поперёк… Да и вообще… Когда ещё представится такой случай побезумствовать?

Много времени мне не потребовалось. Без резинки ощущения были совсем другими, более острыми, чёткими, что ли… Хотя, возможно, я себе это навоображал. Кончил я быстро. Макс вышел из меня, несколькими движениями довёл себя до разрядки и рухнул сверху.

— Эй! — чуть потряс его я.

— М-м-м-м-м? — выдохнул мне в шею он.

— Ракушки…

— Что?

— Я на них лежу, — несколько испортил сцену я, — и они сильно царапают спину.

Макс тут же вскочил.

— Я… Мы зря… Мне не следовало…

— Да ладно тебе, — перебил его я. — Всё ж супер. И будет что вспомнить, — вставая, рассмеялся я. — А вот теперь пошли купаться.

Понятное дело, купанием называть барахтанье в лимане сложно. Мы достаточно долго носились друг за другом по совсем уж мелководью, роняли друг друга в воду, целовались, разок подрочили друг другу, а потом снова целовались, брызгались, и плескались.

Когда желудки начали требовать завтрака, мы ополоснулись и решили идти домой.

Только тогда мы сообразили, что определить, в какой стороне берег, в тумане можно без особого труда даже на мелководье, а вот найти шлёпки и полотенца весьма проблематично.

Разделившись, мы пошли вдоль кромки воды в разные стороны.

Вскоре я их увидел. Нет, не шлёпанцы и не полотенца. Женщину с овчаркой. Есть, знаете ли, любители выгуливать собак на пляжах и в иных общественных местах. Эта, гигантская овчарища, слава богу, была на поводке и никуда не рвалась. Её хозяйка с явным интересом взирала на появление из тумана абсолютно голого мужика.

Что мне оставалось? Только продолжить идти навстречу, прикрывшись ладонью.

При виде меня женщина фыркнула. Овчарка посмотрела сначала на меня, потом на хозяйку, словно спрашивая указаний.

Я уже открыл рот, чтобы поинтересоваться, не попадались ли этой женщине на глаза наши тапочки, как, отсмеявшись, она заговорила сама.

— Вы полотенца ищете, да? Они там, — она указала рукой себе за спину.

Я обернулся и крикнул в туман:

— Макс!

Послышались шлепки босых ног, и появился он.