Зал безмолвствовал. И вдруг он словно взорвался аплодисментами большевиков и яростными криками протеста меньшевиков и эсеров.

Стоило больших трудов Шаумяну, чтобы сказать:

— Предлагаю проект постановления: провести в массах разъяснительную работу по вопросу о заключении мира. Кто «за»? Кто «против»? Принято большинством голосов! Заседание объявляю закрытым.

Члены Совета стали было расходиться, но Шаумян поднял руку и с лукавой улыбкой сказал:

— Минуточку, товарищи! Недавно у одной нашей советской четы родился сын, и вот сегодня мы уже видим его мать среди нас, готовую принять активное участие во всей нашей работе. Предлагаю приветствовать нового маленького советского гражданина и его родителей Надежду Николаевну Колесникову и Якова Зевина.

В ответ раздались аплодисменты, дружеские восклицания…

Обстановка в Азербайджане день ото дня все более накалялась. 29 марта Бакинскому комитету партии стало известно, что на пароход «Эвелина» свозится в большом количестве оружие, грузятся части «дикой дивизии». Пароход готовится к отплытию в Ленкорань. Исполком Бакинского Совета послал на пристань вооруженный отряд с предписанием не выпускать «Эвелину» из порта. Однако мусаватисты встретили отряд выстрелами. Тогда к пристани прибыли значительные советские воинские силы. От мятежников потребовали сдачи оружия. Они сдали его. На «Эвелине» была выставлена охрана из воинов, преданных Советской власти.

На следующий день утром члены Бакинского комитета Колесникова и Зевин пошли в штаб советских воинских частей, находившийся в доме Общественного собрания.

По дороге Колесникова спросила своего мужа:

— Что случилось, Зевин? Все улицы пустынны, нигде ни одной души. И тишина какая-то странная!..

— Тишина — предвестник бури, — сказал Зевин. — В городе что-то готовится. Поспешим!

В штабе Зевин и Колесникова застали Джапаридзе и Фиолетова. Вскоре подошли руководящие работники «Гуммета», только что побывавшие в мечетях. Они сообщили, что там ораторствуют мусаватисты, разжигающие националистические страсти, подстрекают азербайджанцев выступить против разоружения «Эвелины», потребовать возвращения оружия мусульманским подразделениям, призывают к борьбе с Советами и большевиками, которые якобы готовят резню безоружного азербайджанского населения.

Вечером Зевин решил пройтись по городу, посмотреть, что делается. На некоторых улицах, в частности в так называемой татарской части города, спешно рыли окопы, сооружали заграждения, возле которых группировались вооруженные люди.

Вернувшись в штаб, Зевин рассказал об этом Джапаридзе и другим товарищам. Но они не знали, что в это время контрреволюционный мятеж уже начался. Мусаватистские банды на Шемахинской и Татарской улицах открыли сильный огонь по советским войскам.

Еще днем 30 марта был организован Комитет революционной обороны, куда вошел и Джапаридзе. Руководители бакинских большевиков быстро распределили между собой обязанности. Обязанности, собственно, у всех были одни; возглавить в районах боевые рабочие дружины, повести их против мятежников.

Шаумян, Джапаридзе, Азизбеков, Нариманов, Корганов, Зевин и другие большевистские вожаки спешно разошлись по своим районам.

Алеша с трудом пробрался в Баилово-Вибэйбатский рабочий район. Именно здесь разгорелась самая ожесточенная схватка с мусаватистами, которые стремились овладеть военно-морским портом.

Появление Джапаридзе рабочие встретили радостными возгласами:

— Алеша! С нами Алеша!

Дружина в сборе, винтовки проверены. Мешкать некогда, и Алеша Джапаридзе, вынув пистолет, скомандовал:

— Вперед, товарищи! За мной!

Но за Алешей бросилась только часть бойцов, остальные остались в укрытиях: слишком сильный был огонь противника. Атака не удалась, и Джапаридзе приказал боевикам отступить. Тем временем мусаватистские банды еще продвинулись вперед и подошли почти вплотную к стоявшим на приколе судам. Скрипя зубами, следил Алеша за противником. «Эх, одну бы пушечку сюда или хотя бы пулемет», — подумал он. В этот миг кто-то тронул его за плечо. Алеша обернулся и сразу застыл в изумлении: перед ним была Варо.

— Что ты делаешь здесь? — воскликнул он, хватая жену за плечи. — Ведь тебя могут убить!

— А тебя?

Растроганный Алеша не знал, что ответить.

«Надо обязательно ее удалить отсюда. Но как?» И вдруг его осенила мысль:

— Варо! Ты знаешь, где артиллеристы? Умоляю тебя: проберись к ним и передай мою просьбу поддержать нас огнем.

— Слушаюсь, мой командир! — улыбаясь, сказала Варо и, перебежав улицу, скрылась за углом.

Между тем один из красногвардейских отрядов атаковал вооруженных мусаватистов, засевших у ворот крепости. Но и здесь поначалу наступление оказалось неудачным. Противник открыл жестокий огонь. Отряд залег за каменной баррикадой неподалеку от ворот крепости и стал обстреливать здание «Измаилийе», в котором разместился штаб «дикой дивизии».

Одновременно бои шли на Станиславской, Армянской, Балаханской улицах, на площади Парапет, на Приморском бульваре и далее по набережной.

Наконец заговорили пушки… Алеша несказанно обрадовался: значит, Варо передала просьбу артиллеристам!

Уже первые артиллерийские залпы привели в замешательство главарей мятежа, и они предложили начать переговоры.

Однако, когда советские парламентеры с белыми флагами приблизились к позициям мятежников, по ним открыли огонь, и все они были убиты. Разумеется, после этого ни о каких переговорах не могло быть и речи. Мятежникам предъявили ультиматум: безоговорочно признать власть Бакинского Совета, сдать оружие, а «дикую дивизию» вывести из Баку. Ультиматум был принят.

О мартовских событиях в Баку, о победе над мятежниками Степан Шаумян сразу сообщил В. И. Ленину. В ответ он получил восторженное письмо, которое прочел всем товарищам: «Дорогой товарищ Шаумян! Большое спасибо за письмо. Мы в восторге от вашей твердой и решительной политики. Сумейте соединить с ней осторожнейшую дипломатию, предписываемую, безусловно, теперешним труднейшим положением, — и мы победим… Лучшие приветы и пожелания… всем друзьям. Ваш Ленин».

«Ваш Ленин!» — повторил про себя Алеша и вдруг воскликнул:

— Наш Ленин!.. Так надо же у него попросить помощи! Степан, пиши письмо и пошлем его с кем-нибудь из наших товарищей.

— Правильно! — одобрили друзья.

Письмо Шаумяна с последними сведениями о положении в Баку повез в Москву большевик Бойцов. Владимир Ильич принял его немедленно. Прочитав письмо, он произнес: «Молодец Степан!» — и сразу стал подробно расспрашивать Бойцова о нуждах Баку.

— Да, вам необходима срочная помощь! — заключил Владимир Ильич. — Сейчас распоряжусь.

Он вырвал листок из блокнота, что-то быстро на нем написал и, вручив его Бойцову, сказал:

— Отправляйтесь в Комиссариат по военно-морским делам и передайте эту записку.

По дороге в Наркомвоенмор Бойцов прочитал записку Ленина. В ней было всего три строчки: «Товарищ Бойцов приехал из Баку по крайне важному делу. Баку для нас все, и его необходимо отстоять. Переговорите с ним. Примите срочные меры».

Распоряжение Ленина вскоре принесло свои плоды. Уже в мае в Баку прибыл 4-й Московский летучий отряд, в июне — отряд броневиков, в июле — усиленный артиллерией и конницей отряд под командованием Г. К. Петрова, назначенного военным комиссаром Советского правительства в Бакинском районе.

Сразу же после подавления мартовского мятежа Комитет революционной обороны принял чрезвычайной важности решение: обложить налогом в сумме пятьдесят миллионов рублей нефтепромышленников, банки и торгово-промышленные фирмы. Эти деньги предназначались для организации частей Красной Армии и оказания помощи беднейшим слоям населения, пострадавшим во время мятежа. Капиталисты собрались на свое собрание и наотрез отказались внести требуемую сумму. Тогда Комитет приказал арестовать заправил собрания нефтепромышленников. Угроза сразу возымела действие: деньги полностью были внесены.