По мере того как он продвигался по башне, фантомы прошлого приходили все в большее возбуждение и начинали двигаться быстрее. Казалось, теперь, когда у них появился настоящий зритель, эти кусочки прошлой жизни стремились доиграть, наконец, свои роли до конца, хотя бы для того, чтобы освободиться от этого места. Однако все звуки, когда-то сопровождавшие их игру, исчезли во времени, оставив после себя лишь их движущиеся из зала в зал образы.

Незнакомец миновал древнего лакея в темной ливрее – хилый старик, шаркая, шел по пустому коридору с серебряным подносом в руках, на его голове крепились два щитка наподобие лошадиных шор. Незнакомец прошел в библиотеку, где молодая зеленокожая женщина, повернувшись к нему спиной, углубилась в старинный фолиант. Он прошел через пиршественный зал, в одном конце которого беззвучно играли несколько музыкантов; танцующие кружились в неслышимом танце. В другом конце зала в окне пылал огромный город, языки пламени лизали каменные стены и ветхие гобелены, не причиняя им вреда. Незнакомец прошел сквозь холодное пламя, однако его лицо вновь напряглось при виде могущественного города Штормграда, пылавшего вокруг него.

В одной из комнат трое молодых людей сидели вокруг стола, рассказывая друг другу давно позабытые истории. Поверхность стола была усеяна металлическими кубками, немало их валялось и на полу. Незнакомец долгое время стоял, глядя на эту картину, пока призрачная хозяйка таверны не принесла им новые кружки. Тогда он тряхнул головой и двинулся дальше.

Спустившись почти до уровня земли, он вышел на низкий балкон, ненадежно лепившийся к стене над главным входом. Здесь, посреди широкого двора, на полпути между главным входом и развалившейся теперь конюшней стояла еще одна одинокая призрачная фигура. Она не двигалась подобно другим призракам, а просто стояла, наряженная, ожидающая. Кусочек прошлого, еще не отпущенный на свободу. Ожидающий его.

Неподвижная фигура принадлежала молодому человеку с отчетливой, как у скунса, седой прядью, пронизывавшей черную неопрятную копну его волос. На его лице пробивались клочки недавно отпущенной бородки. У ног юноши лежала потрепанная дорожная сумка, в руке он держал запечатанное малиновой печатью письмо, сжимая его мертвой хваткой.

Уж это-то был наверняка не призрак; незнакомец знал это, хотя владелец образа и мог быть уже мертв, сраженный в битве под солнцем другого мира. Это было воспоминание, тень прошлого, запечатанная, как насекомое в янтаре, ожидая пока его выпустят. Ожидая его прибытия.

Незнакомец присел на каменную ограду балкона и устремил взгляд вниз – через двор башни, за пределы холма и за пределы долины. Вокруг было тихо, и сами горы, казалось, затаили дыхание, ожидая, что будет дальше.

Незнакомец воздел руку и принялся нараспев проговаривать фразу за фразой. Вначале размеренные созвучия ложились тихо, затем они стали громче и, наконец, разнеслись над долиной, разрушая привычное молчание. Где-то вдалеке это странное песнопение подхватили волки, вторя ему своим воем.

И тогда призрачный юноша глубоко вздохнул, взвалил на плечо свою таинственную сумку и медленно, словно его ноги застряли в грязи, побрел вперед, к главному входу в башню Медива.

Кадгар судорожно сжимал запечатанное малиновой печатью рекомендательное письмо, отчаянно пытаясь не забыть собственное имя. Он шел сюда много дней, присоединяясь к разным караванам, а в конце пути в одиночку пробирался к Каражану через дремучие заросли Элвинна. Затем было долгое восхождение на горные вершины, к этому безмятежному, уединенному, одинокому месту. Даже в здешнем воздухе чувствовались холод и отстраненность. Наконец юноша, измученный и усталый, с отросшей за время пути неряшливой бородкой, стоял в сгущающихся сумерках во дворе башни, окаменев в предчувствии того, что ему предстояло сделать.

Вскоре он познакомится с самым могущественным магом Азерота.

Это великая честь, твердили ему ученые мужи Кирин-Тора. Такую возможность нельзя упускать, говорили они. Мудрые наставники, входящие в совет влиятельнейших книжников и чародеев, рассказали ему, что они годами пытались исподволь внедрить в башню Каражана благосклонное к себе ухо: Кирин-Тор стремился разузнать, что скрывает самый могущественный из мудрецов этой страны в своей библиотеке. Они хотели выяснить, что за исследования он проводит. И больше всего прочего им хотелось, чтобы этот маг-одиночка задумался о преемнике: они желали знать, когда и кому великий и могучий Медив намерен передать свои знания.

Великий Медив и Кирин-Тор не ладили уже многие годы, и лишь теперь маг уступил хотя бы некоторым из их просьб. Лишь теперь он согласился взять ученика. Означало ли это, что сердце мудреца (по слухам, похожее на камень) наконец смягчилось, или это была просто дипломатическая уступка, или маг начал ощущать подкрадывающуюся к нему старость – для наставников Кадгара это не имело значения. Положение дел было таково: этот могущественный, независимый и (по крайней мере, для Кадгара) таинственный мудрец попросил, чтобы ему выделили помощника, и Кирин-Тор, правивший магическим королевством Даларан, был более чем счастлив откликнуться на его просьбу.

И вот молодой Кадгар, снабженный целым списком указаний, распоряжений, требований, предположений, советов и просьб от своих учителей-чародеев, отправился в Каражан. «Расспроси Медива о битве его матери с демонами», – просил Гузба, его первый наставник. «Выясни все об истории эльфов, все, что только сможешь найти в его библиотеке», – требовала леди Дель. «Просмотри все его книги на предмет бестиариев», – приказывала Алонда, которая была уверена, что существует пятая разновидность троллей, не внесенная в ее собственные книги. «Будь прям, откровенен и искренен, – советовал Норлан, Главный Мастер. – Великий маг Медив, по-видимому, ценит подобные качества». – «Будь исполнителен и делай то, что тебе прикажут». – «Не лодырничай». – «Всегда выказывай заинтересованность». – «Держись независимо». И прежде всего – «Держи глаза и уши открытыми!»

Нельзя сказать, чтобы просьбы Кирин-Тора так уж сильно удивили Кадгара, – будучи воспитан в Даларане и с юных лет находясь в учениках при совете, он давно уже уяснил, что его наставников снедало неутолимое любопытство к магии во всех ее формах. Они непрестанно собирали знания о магии, раскладывали их по полочкам; давали ей определения; это смолоду запечатлевалось в мозгах их учеников, и Кадгар не многим отличался от остальных.

В действительности, как он сейчас понял, он мог быть обязан своим теперешним затруднительным положением собственному же любопытству. Ночные блуждания по залам Аметистовой цитадели Даларана открыли ему много секретов, огласки которых совет предпочел бы не допускать. Пристрастие Главного Мастера к огненному вину, например, или то, что леди Дель предпочитает кавалеров в несколько раз моложе себя, или коллекция брошюр, собранная Мастером-библиотекарем Корриганом, в которых описывались (в весьма зловещих тонах) обряды древних демонопоклонников.

И было еще кое-что, относившееся к одному из величайших магов Даларана, почтенному Аррексису, одному из «серых кардиналов», пользовавшемуся уважением даже у других магов. Он куда-то исчез – может быть, умер, или с ним приключилось что-то ужасное, – а остальные с тех пор предпочитали не говорить о нем, вплоть до того, что даже исключили имя Аррексиса из книг и больше никогда о нем не упоминали. Но Кадгар все равно узнал. Юноша обладал особой способностью мгновенно отыскивать нужные ссылки, увязывать воедино факты, говорить с нужными людьми в нужное время. Это был дар, который, однако, мог оказаться и проклятием.

Любое из его открытий могло быть причиной этого престижного и, несмотря на все предостережения, смертельно опасного назначения. Возможно, они решили, что юному Кадгару слишком хорошо удается вынюхивать секреты и совету будет проще отослать его куда-нибудь, где его любопытство принесет Кирин-Тору какую-нибудь пользу. Или просто подальше, чтобы он не смог вынюхивать тайные обстоятельства жизни других обитателей Аметистовой цитадели.