И тут же рядом радость его родителей, детей которые после возни кому какое место на папе достанется расположились на отцовских коленях и щурились от удовольствия, посасывая подсолнечную макуху. Им казалось, что вкуснее этой выжимки нет ничего на свете. Да и на всём свете нет ничего лучшего, чем этот вечер у костра, где на треноге висел котелок, в котором варился незатейливый супчик.

После ужина, уложив спать уставших детей, Володя рассказал всё, что произошло в Киеве: о всех арестах, о том как Дору и тёщу бабушка Нина прятала на антресолях, как их арестовали и как, только благодаря Доре и бабушке Нине, ему удалось вывезти детей в Ядловку. Родители даже не знали, что фашисты постреляли столько людей.

- Почему вы все сразу не приехали к нам? Были бы все живы. Как-то бы поместились. Места хватило бы на всех.

- Когда в конце сентября начались первые расстрелы, многие жители об этом даже не знали. Радио не работает, газеты об этом не печатали. Откуда кто мог знать? Ходили всякие слухи. Но, мало кто и что говорит? Это же только слухи. И второе то, что из Киева нельзя было выехать. Все дороги были перекрыты. Мосты разрушены. Через Днепр можно было перебраться по единственному понтонному мосту, а там строгая проверка документов.

- Сейчас, Володя, тебе нельзя с детьми возвращаться в Киев. Нам надо пробираться домой в село, - сказал дед Мина, - и ты тоже должен идти с нами. Я думаю, что особенно сейчас тебе необходимо быть рядом с детьми. Ты им нужен.

- Куда нам идти, там ничего не осталось, - возразила баба Настя, махнув рукой.

- Всё-таки нам надо идти домой, в Ядловку, - настаивал Мина. - Не оставаться же нам тут на зиму. В этой норе мы зиму не переживём. А у меня дома в яме под сараем спрятана семенная картошка, бочёнок мёда и ещё кое-что, - с хитрецой посмотрел он на жену. - С голоду не пропадём. Часть можно пустить на еду, а часть оставить на посадку и на продажу. Да и дом строить надо.

- Что ж ты молчал и ни слова не сказал? - вспыхнула Настя. - А нам тут нечем было детей кормить.

- А что я смог бы сделать? Не мог же я сходить туда и принести. А ты, если бы узнала, понесла бы языком по всему лагерю, как сорока. Вернулись домой, а там уже ничего и нет. Вот я и молчал, выжыдал время.

Володя от души порадовался над прозорливостью запасливого отчима.

- А где мы будем жить? - не унималась Настя.

Жить будете в сарае, - сказал Володя.

- Так его ж спалили.

- Да он почти целый, я видел, - кровля, правда, сгорела, а стены остались. Они из самана. Камышом утеплим. К зиме мы с отцом поставим крышу, и будет где зиму зимовать. Дров вокруг полно. Всё же лучше, чем здесь.

Утром решили тронуться в путь. К ним присоединились ещё десятка два семей. Назад они уже шли почти налегке. Всё, что можно было поменять, ушло на питание. Осталось только самое необходимое. Антошу и Семенчика везли на тележке. А Лиза шла, весело болтая со своими новыми подружками.

Только на второй день, с горем пополам добрались Володя, Мина и Настя с детьми до своего бывшего двора. Всё спалено, только четыре стены сарая из самана и торчат, как памятник их бывшему благополучию. Да, и то, слава Богу. У других и того нет.

Только благодаря рукастому Мине, который владел такой нужной в селе профессией столяра, сарайчик принял внешность кое-какой хатки, в которой можно было жить с горем пополам. Даже необходимую мебель сварганил. Отрыл Мина яму под сараем. А там - прямо таки, по нынешним меркам, целое богатство. Семенная картошка, небольшая кадушка просолёного сала, пятипудовый мешок пшеничного зерна, бочёночек с липовым мёдом и, главное, - это охотничья двустволка. Мина был заядлый охотник и во время оккупации, несмотря на все приказы о сдаче оружия, щедро смазал свою "Тулку" оружейной смазкой и закопал до лучших времён. Единственное от чего бабушка Настя скрывила губы, это торбочки с махоркой.

Вот теперь жить можно! Недаром говорят, запасливый лучше богатого. А тут ещё однажды прибежали дети и крик подняли:

- Дедушка, иди глянь, на вишню рой сел!

Какой рой? Что за рой? Собрался Мина и пошёл глянуть. А там действительно на молоденькую вишенку, чудом спасшуюся от пожара, сел пчелиный рой. Вокруг гул стоит. Была у Мины когда-то до пожара пасека. Пожар спалил всё. А эти, видишь ли, не забыли где их дом, вернулись назад. Мина сбегал быстренько домой, принёс ведро с водой, веник и совок. Побрызгал водой с веника пчёл, намочил им крылья и стали они, как ручные. Смёл он их веником, как мусор, в ведро, накрыл тряпкой. А через два дня уже и пару ульев сработал. Появилась маленькая надежда на пасеку.

Через пару дней, неожиданно вернулись два, как называл их Мина - "дармоеда" - собака Джек и кот Арто. Джек, между прочем, породистая немецкая овчарка. Ещё щенком, уж неизвестно по какой причине, выбракованным кинологом, Мина выменял его у немцев за килограмм мёда.. Сейчас он превратился в молодого поджарого кобеля. Бедный пёс от радости, что нашлись хазяева носился по двору, заливисто лаял и кидался на всех подряд мощными лапами на грудь, стараясь лизнуть лицо. Затем, внимательно обнюхал, и облизал детей.

- Всё, - сказал Мина, - детей признал своими. Теперь у нас есть и сторож и нянька.

А старый и мудрый кот Арто, хотя его Мина и обзывал неуважительно, был у них старожил. Мина его зауважал после того, как Арто, когда ещё был молодым, как молния бросился на коршуна, который с высоты спикировал на цыплят.

Зато уж как были рады животным все трое детей! Кот и собака мужественно терпели детские игры с ними. Но если дети слишком досаждали, а едой не баловали, молча вскакивали и убегали по своим делам.

Однажды Мина отправился на базар. Возвратился он к обеду немножно под хмельком. Позвал всех в хату. Потом заходит с мешком. Вытряхнул из него на пол маленького кабанчика. Стоит он на тоненьких ножках, весь дрожит смотрит на всех и хрюкает. Бабушка кинулась к нему и стала его заматывать в тряпочки, причитая:

- Ах ты ж мой маленький, моя кабася. Теперь будешь с нами жить. Бабушка будет тебя кормить и ухаживать за тобой.

Джек осторожно подкрался к поросёнку, подозрительно обнюхал его, чихнул и облизал ему нос. Арто, полностью доверяя чувствам Джека, потянулся и прыгнул на тёплую лежанку, своё любимое место.

Дети сразу забыли про собаку и кота, стали гладить поросёночка, пытаясь взять его на руки.

А Мина смотрел на их возню, слушая Настино сюсюкание, сплюнул и проворчал:

- Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. На следующее Рождество будет доброе сало, мяско, да и кровяночки с колбаской попробуем. На то поросёнка и Бог дал. Ато, "кабася, кабася", - передразнил он бабу Настю.

* * *

Постепенно и остальные люди начали возвращаться в село, а жить негде. Вот и стали бедняги вгрызаться в землю, копать землянки, покрывать камышом да бурьяном, а сверху землёй. Хорошо, что каратели погреба не спалили, огонь туда не добрался, и у многих там было припасено на чёрный день. Оказывается, не один Мина был такой умный. Вот они и наступили эти чёрные дни. В конце ноября потянуло холодом. Топить печку нечем, головешками много не натопишь. Да и те уже закончились. До ближайшего леса три киллометра. Дров не наносишься. А если и кто-то и наберёт охапку, то лесник поймает и оштрафует. А чем платить? Многие даже не знают, что такое деньги и какие сейчас в ходу. Может быть до сих пор оккупационные марки? Начали люди разбирать не догоревшие дома и спасаться от морозов обгоревшыми деревяшками.

В 1946 году какому-то умнику районного масштаба пришло в голову переименовать село. Убрали старое казацкое название Ядловка, существующее ещё 15-го столетия и назвали - Перемога. В переводе с украинского - Победа. Совсем не понятно, чем это несчастное село победило в войне? Ну, Перемога, так Перемога. Лишь бы жить можна.

Глава 22