Слегка раздвинул пальцы около глаз, убедился в том, что пепел продолжает свой истеричный танец и вновь плотно закрылся руками.
- В собор схожу. Как же я давно не был в соборе, чуть ли не всю жизнь. Там прикольно. Музыка такая воодушевлённая играет, какие-то хлюпики песни Богу красивые поют, мужик в чёрной одежде какие-то крутые истории рассказывает по своей книжке. Кажется, по Библии.
Как вдруг раздался громкий удар грома. Огюст неспешно убрал ладони вниз, повернул голову с приоткрытым ртом в сторону окна. Спустя полминуты гром раздался ещё раз, чуть ближе, а следом за ним послышался тихий дробный шлепающий разнобой. Разнобой постепенно набирал мощь, обретал более чёткий ритм, пока не разразился сплошной канонадой стучащей о камни воды. Самый настоящий ливень.
Поначалу Огюст даже воспринял дождь как бредовую галлюцинацию, но глюк не проходил. С торжествующим криком парень быстро-быстро пополз на коленях к спасительному окну, вытянул кисти наружу. Действительно, дождь! Нужно торопиться! Негр отмыл руки от грязи, подставил лодочку ладоней под ливень, набрал воды побольше и жадно запрокинул влагу в себя. Не насытился, подставил руки снова. И этого ему было мало: он всё пил, пил и пил, как в последний раз, как будто пытался на спор перепить самого известного пьяницу в городе. Чуть утолив жажду, принялся умывать лицо, плечи, немного побрызгал на тело, ноги: вода была приятно-прохладная. Заметался по карцеру: нужно куда-то набрать воды про запас. Взгляд упал на ранее заткнутую под дверь рубаху. Выдернул дурно пахнущую серую тряпку и тут же сморщился. Вблизи ещё давал о себе знать знак мочи. Да плевать! Огюст вытащил то, что осталось от рубахи, наружу, подождал, пока тряпка набухнет, выжал её; так повторил несколько раз. Затащил вещь обратно, понюхал. Пахло отвратно, но гораздо лучше, чем до полоскания. Арестант повторил эту процедуру ещё несколько раз, до тех пор, пока запах не смешался с вонью гари, мокрого дерева и старой грязи. Коктейль тот ещё, но теперь хоть от резкого запаха не выворачивало наизнанку. Огюст поплотнее пропитал рубаху и аккуратно отложил в сторону. Вновь поспешил утолить жажду. А дождю было всё равно, он и не планировал прекращаться, а только набирал темп. Поглощая очередную "лодку" воды, Сипари заметил в углу свои покромсанные на повязки штаны. Как только допил, притянул их поближе. Штаны постигла судьба рубахи: их тщательно отмыли, напитали влагой и аккуратно положили на пол.
Никогда бы раньше не подумал, что можно так искренне радоваться обыкновенному ливню. Огюст даже попытался высунуть свою голову наружу, но она так и не смогла пройти в узкое окно карцера. Тогда арестант принялся с блаженной улыбкой на лице зачерпывать дождь руками, вновь чуть отпивать, а остаток лил себе на голову. Оказывается, как мало надо человеку для счастья. Достаточно запереть его в ужасных условиях и на пике отчаяния дать что-то напоминающее прежнюю беззаботную жизнь. Сипари действительно ликовал, он как ребёнок обливался спасительной влагой, жадно пил, радовался столь неожиданному подарку судьбы.
- Может, даже по праздникам пить не буду.
Правое плечо взорвалось приступом боли, следом свело живот, одновременно прострелило спину и левую руку. Огюст, как подкошенный, рухнул на пол.
Глава VI
Вот было предчувствие, что если всё идёт подозрительно хорошо, то в скором времени обязательно случится непредвиденная лажа! Стоило потревожить тело импровизированным душем, как проснулась боль в обожжённых руках. На некоторое время Огюст потерял дар речи, плюхнувшись вниз с распахнутым ртом и глазами.
За спиной раздался раскат грома.
Арестант подтянул поближе рваные штаны. В несколько неуклюжих движений (они отразились новым приступом) дорвал обе штанины, приподнялся, принялся перевязывать ожоги на руках, но снова рухнул на пол.
С усилием сел перед дверью, скрестив ноги. Только отмытое тело покрылось намокшим пеплом, Огюст отбросил в сторону штаны. Из окна вновь с регулярным постоянством стала выныривать "лодка" ладоней. Каждое новое обмывание отзывалось новым ощущением разрывающихся связок.
Дождь принялся слабеть.
Снова рухнул на землю, снова весь в пепле, спину как будто полоснули ножом.
- Чёрт! - сквозь зубы выругался Сипари.
Очередной подъём, очередное падение: силы быстро покидали борца. Да тут ещё и живот некстати напомнил о том, что неплохо бы его после столько выпитого наполнить.
- Да заткнись ты наконец! - приговаривал борец и вновь поднимался на колени.
Окатил руки дождевой водой, боль уже перестала реагировать только на влагу, а постоянно напоминала о себе, разрасталась в спектре ощущений. Свело очередным приступом нижнюю часть торса. Ну, нет, такими темпами точно не перевязаться, нужно найти вариант попроще.
Нашёл. Огюст схватил ранее вымытую рубаху.
Раздался гром.
Парень слегка пошатнулся, но успел вцепиться за вмятину в двери. Нужно отдышаться...
Очередной болевой приступ, на этот раз в правом плече. Огюст рухнул перед дверью, к шумному дыханию присоединилось тихое рычание.
Дождь стал чуть тише.
- Встал! - каждое слово сопровождалось шумным выдохом. - Осталась пара движений.
Не встал, уже не было сил.
- Вставай!
Вяло зашевелились лопатки, но не более того. Перед тем, как отключиться, Огюст лишь нечленораздельно зашипел...
Знойный день. Как будто, дождя не было вовсе. Сухо было везде: поднявшееся в новый день Солнце спалило дотла всю влагу на улице, внутри организма арестанта, испарило почти воду на искромсанной одежде. Пустошь.
Просыпаться не хотелось. Во сне ты не чувствуешь вечно ноющего тела, голода и жажды, во сне практически нет осточертевшего пепла, да и во сне Огюст был вне стен карцера. Он устраивал очередную попойку в компании последних алкашей деревни - своих корешей, рядом сидели красивые девушки, которых компания подцепила по пути в таверну. Выпивох за барной стойкой прожигал взглядом бессменный Алан, натирающий очередную кружку. Доски таверны трещали от громогласных похабных песен, стаканы осушались и наполнялись, а девки едва успевали уворачиваться от особо обнаглевших мужиков.
Солнце ярко стучалось в закрытые глаза.
Из таверны все выползали, кто как не мог, Томаса даже пришлось всеми силами перетаскивать через окно. Да и то неудачно: рванули его на себя так, что он пулей вылетел из окна и рухнул в кустах неподалёку. Кто предложил выпить ещё, его все поддержали.
Солнце постучалось ещё ярче.
- Гад жёлтый, - вяло огрызнулся Огюст.
Картинка счастливого времяпрепровождения растаяла, на некоторое время воцарилось сплошное желтоватое марево.
"Пора возвращаться в этот проклятый мир".
Приоткрыл глаза и тут же ослеп от света. Зажмурил их обратно, перевернулся на бок. Руку вновь пронзила острая боль. С хрипом Огюст повернулся обратно на спину, но и её тут же прострелило.
- Проклятая развалюха, - голос заметно охрип. - Теперь тебя вообще не двигать, чтобы ничего не болело?!
Острый припадок прошёл достаточно быстро, на ноющее напоминание об ожогах осталось.
Постепенно глаза стали привыкать к освещению, открылись. В карцере ничего не изменилось: всё те же стены, пол, пепел, яркий солнечный свет в окне. Осмотреть самого себя не представлялось возможным: любое движение тут же отзывалось очередным всплеском боли, вот Огюст и перестал шевелиться.
- Выбрался, блин, - злобно сетовал на происходящее арестант. - Выбил дверь, вылез, обманул спасателей. А на деле прикован к полу, как старик. Видели бы меня кореша, не было бы больше у меня корешей.
Замолчал.
Снаружи снова ничего не было слышно. Да не может такого быть, должны были хоть... хоть птицы какие-нибудь остаться, деревья шуметь, всё равно потолок рухнул, должно хоть что-то доноситься с улиц! Но не доносилось.
