– Вадим Палыч, – выдохнул Леша в трубку. – Это Леша, Леша Мышкин. Вы знаете моего отца, так ведь? Он пропал.

Голос у майора был сиплый, твердый. И совсем не удивленный.

– А, Мышкин Леша. Петр сказал, что ты будешь звонить. Не пропал он никуда, а уехал. Бизнес.

– Никакой это не бизнес! – заорал Леша. – Его похитили! За него говорил другой человек! Дело надо завести!

– Как же, похитили! – рявкнул майор. – Дело ему надо завести!

– Я без денег остался, – почти зашептал Леша. – Жрать нечего. Дадите взаймы?

– А вот это правильно, что без денег. У меня трое по лавкам, а тебя папка одного то по Швейцариям, то по Америкам таскает. Пороху-то небось не нюхал, а?

Леша не дослушал наставления и ткнул «отбой». Да пошел этот майор к черту! Трое у него! Нечего было столько заводить!

В кармане у Леши завалялись пять рублей – не хватит даже на булочку. Бесплатные обеды были в лицее только по праздникам, а жрать хотелось сейчас. «Так я же сирота! – вспомнил Леша. – Наверняка мне полагается еда бесплатно!» И он помчался в учительскую.

Завуч, тучная женщина с цыплячьи-желтыми волосами, выслушав Лешину тираду, уставилась в старенький компьютер «Ай-Би-Эм».

– Мы уже подали ведомость на бесплатное питание, – отрезала она. – Вписать вас сможем только в следующую.

– Так вписывайте!

– Через неделю.

– Неделю?! – воскликнул Леша. – Неделю?! И что же мне есть?

– Попросите немного денег у вашего отца, – завуч кашлянула. – Завтрак стоит пятьдесят рублей, обед – двести. Уверена, он не откажет.

Расстроенный, Леша побрел обратно в комнату. Он налил в пустую бутылку воду из-под крана, выпил, чтобы забить пустой желудок, сбросил кроссовки и лег, укрывшись колючим одеялом. За окном только начало темнеть. Шумели деревья, и пахло совсем по-летнему. Из-за прямоугольных силуэтов жилых домов блестел купол Христа Спасителя. «И зачем я вернулся? – тоскливо думал Леша. – Кому тут теперь я нужен».

Он не хотел в Москву. Первые полгода он болезненно привыкал к Кипру, простужаясь от каждого кондиционера. Пришлось учиться в русской школе, куда богатые родители отправляли детей, чтобы не мешались под ногами. Воспоминания снова перенесли его в ту ночь, когда пожарные вынесли его, полуживого, из квартиры. Старший Мышкин стоял во дворе рядом с каретой скорой помощи, невредимый. Наутро в больнице Леша хотел о многом спросить, но отец сказал одно-единственное:

– Поправишься – уедешь. Будешь жить в Лимассоле.

И Леша ничего не возразил, только уткнулся в подушку, глотая слезы. Только бы отец не увидел, что он ревет. «Он бросил меня, бросил там, в квартире, – думал Леша. – И сейчас бросает».

Сначала Леша считал Кипр ссылкой, а потом неожиданно привык. Привык и к морю, и к кондиционерам, и к молчаливой гувернантке, и к шумным друзьям-киприотам. Но стоило только полюбить новое место жительства, как один звонок отца, билеты, и вот он уже сидит на вступительном экзамене в этот дурацкий лицей.

Стук в дверь прервал Лешины размышления. Полежав еще полминуты, он пошел открывать.

Это была Лариса.

– Привет, – Леша постарался улыбнуться. – Зайдешь?

Но вместо ответного приветствия Лариса сунула ему в руку несколько смятых купюр.

– Я знаю, это ты, – сказала она скороговоркой. – Я посмотрела в интернете, сколько такой стоит, так вот тут шесть тысяч только, я тебе отдам, я обещаю.

Леша посмотрел на смятые тысячи, потом на Ларису. Она одернула застиранную домашнюю футболку и накрутила на палец медную прядь.

– Как узнала? – спросил он.

– Я только тебе сказала про рюкзак, – сказала Лариса. – Я знаю, я должна его вернуть, но он такой красивый, если честно. Но я отдам всю сумму, обещаю!

– Не надо ничего отдавать, – Леша сунул деньги обратно. – Это подарок.

– Подарок? За что? – Лариса смутилась еще больше. – В смысле ты же едва меня знаешь, ни к чему такие дорогие подарки… Он красивый, конечно, очень, очень красивый.

Леша довольно улыбнулся. Значит, угадал. Он скосил глаза на деньги в руках Ларисы. «Возьми у нее хоть сотню, – зашептал внутренний голос. – Купи два больших сникерса, протянешь».

– Леш, – Лариса шмыгнула носом. – Я понимаю, для тебя это не деньги…

– Почему не деньги?

– Ну, мне тут рассказали про тебя, – произнесла она тихо. – Ты за границей жил и всё такое.

– Что «всё такое»? – повторил Леша.

– Ну, ты из богатой семьи. Твой папа…

– Папа, значит, – хрипнул Леша.

Ему показалось, что внутри него лопнул воздушный шарик, заполненный гневом, и теперь горячий яд разливается по всему организму.

– Значит, всё, что ты обо мне знаешь, это то, что у меня папа богатый? – повторил Леша вкрадчиво. – Что я папенькин сынок с карманами, из которых торчат евро и доллары?

– Я не это имела в виду, – обиделась Лариса.

– Так оно и есть! – крикнул Леша, захлопывая дверь.

Он слышал удаляющиеся шаги Ларисы в пустом коридоре и жалел о сказанном.

Выдохнув, он присел на кровать, вытащил из рюкзака папину книгу и еще раз пролистал страницы.

«Должна же быть зацепка! Хоть одна!»

Вдруг Леша заметил, что в книге должны быть еще страницы, но они аккуратно вырваны. «История должна оставаться незаконченной», – говорил Сид.

Но не может же быть, что отец был тем, кто сжег финал истории про Альто-Фуэго! И прошлогодний пожар никак не связан с недавними событиями? Или связан? Леша не знал ответ.

Леша проспал. Когда он подскочил на кровати, на часах было уже восемь-сорок пять. Он откинул крышку не разобранного чемодана в поисках чистой одежды, натянул первое попавшееся и пригладил пальцами волосы. Соседняя кровать была также аккуратно заправлена, но Леша заметил под ней дорожную сумку. «Хм, у меня сосед? – подумал он. – Но ночью никто не приходил!».

Голод был просто зверским. Пока Леша бежал по коридорам, перед глазами витали образы яичницы с беконом, ароматного стейка и наваристого рыбного супа. Хотя черт подери – он бы согласился и на салат с майонезом! Где достать еды, Леша не знал. Он привык, что еда, как и деньги, величина неизменная и постоянная, берущаяся ну… практически из воздуха. Леша просыпался на Кипре, и домработница Нина ставила перед ним тарелку с омлетом или поджаренными тостами. Вечером, когда он не сидел в кафе с друзьями, Лешу ждал горячий ужин. Дома в Москве всегда был полный холодильник вкусностей, а продукты каждую неделю привозил дядя Миша. Год назад, еще до пожара, у них каждый день появлялась Лидия Семеновна, которая могла состряпать и борщ, и котлеты на пару, и десять видов итальянской пасты. А когда еды не было, Леша всегда мог ее купить. В любых количествах.

В класс Леша влетел со звонком. Почти все парты в конце кабинета остались пустыми, но Леша выбрал последнюю. Он посчитал по головам – шестнадцать человек. Лариса сидела у окна рядом с незнакомой девочкой. Вместо рюкзака на ее стуле висела холщовая сумка с логотипом продуктового магазина, и когда Леша появился в классе, Лариса даже не повернулась.

– Встать.

От властного голоса Леша вздрогнул и не сразу понял, что все повскакивали со своих мест, как по команде. В кабинет зашел невысокий мужчина в льняном пиджаке. Да и сам он был весь таким же неярким, под цвет костюма. Волосы не темные и не светлые, а так – не поймешь. Глаза бледно-голубые, чуть выпуклые. И пухлые, детские губы, делавшие его похожим на обиженного мальчишку. «И как этот пупсик может так командовать, – подумал Леша, исподлобья разглядывая нового учителя. – Нашелся полковник».

Учитель окинул взглядом класс, задержавшись на бюсте Пушкина в углу кабинета, словно и тот был его учеником. Великий поэт остался бесстрастным.

– Вас шестнадцать, – сказал учитель недовольно. – Много. Должно было быть пятнадцать. Садитесь.

Класс сел почти бесшумно. Леша не выдержал и фыркнул. «Много! Даже в его кипрской школе было двадцать человек в классе, а в прошлой московской – все тридцать два».