– Прямо – нет, но вы очень часто давали мне это понять, – ответила Кэтрин, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – Тем не менее можете гордиться тем, что с самого начала довольно ясно дали мне понять, каково ваше отношение.

– Мой отец женился на молоденьких женщинах чаще, чем некоторые мужчины покупают новые ботинки, – произнес Лука таким тоном, словно это для кого-то из них было откровением. – Вы не являетесь ничем большим, только одной из многих бессмысленных игрушек в его постели. Вам просто повезло его пережить. Знайте, что вы ничего для него не значили.

Кэтрин покачала головой:

– Мне отлично известно, что я значила для вашего отца.

– На вашем месте я не стал бы хвастать своей расчетливостью и коварством, – презрительно бросил он. – Особенно здесь, где так много доказательств того, чего способны добиться по-настоящему трудолюбивые люди, которые были заслуженно вознаграждены, а не те, кто идет к достижению цели путем соблазнения.

Он ее оскорбил.

Может, поэтому она постоянно теряла рядом с ним способность мыслить? Но сейчас удар был слишком сильным.

– Большую часть моей жизни в браке я пыталась понять, почему вы так яростно меня ненавидите. – Она повысила голос, не обращая внимания на то, что он стоит совсем рядом, и на то, как бешено сверкают его карие глаза. – Как взрослый, вполне разумный человек, судя по тому, что он способен руководить крупной компанией, может так истово ненавидеть другого? Причем без всякой на то причины! Мне кажется это неразумным.

Она неожиданно подумала о старом итальянском доме, в стенах которого сейчас находится, о его роскоши и великолепии. О кристально чистом озере, простирающемся меж высоких гор и укрытом сейчас туманом. О Джанни, старом милом Джанни, который никогда больше не рассмешит ее, не назовет скрипучим старческим голосом «сага». Весь этот прекрасный мир словно сжался, уменьшился в размерах после его ухода, и только Лука остался прежним, полным ненависти, как и раньше.

Она не сможет этого вынести.

– Я порядочный человек и стараюсь делать все правильно. Более того, – Кэтрин позволила себе еще повысить голос, что вызвало усмешку Луки, – я не заслужила и толики той ненависти, которую вы испытывали ко мне эти годы. Я вышла замуж за вашего отца, я заботилась о нем. Ни вы, ни ваш брат не обременяли себя этим, вам это было неинтересно. Любой другой на вашем месте поблагодарил бы меня.

– Вы были лишь одной среди целой вереницы…

– Да, я поняла. И в чем же дело? – Он был шокирован тем, что она посмела его перебить, но Кэтрин продолжала, словно не замечая этого: – Если вы видели немало таких, как я, откуда эта ненависть? Вы давно должны были привыкнуть.

– Вы были шестой.

– К остальным пяти вы не относились с презрением? – бросила ему в лицо Кэтрин. – Лили все мне о них рассказала. Вы хорошо относились к ее матери. Последняя жена Джанни не раз пыталась залезть к вам в постель, и вы каждый раз, громко смеясь, выставляли ее в коридор. Вы объяснили ей, что не стоит этого делать, поскольку попытки бесполезны. Отцу вы даже не рассказали.

– Хотите убедить меня, что вы не такая, как они? Позвольте не поверить, Кэтрин. Я не так наивен.

– Я не сделала вам ничего плохого, Лука.

Ей все труднее становилось контролировать свой голос. Наружу рвались чувства, почти два года запечатанные в душе. Она помнила все его едкие, колкие, даже мелкие и незначительные замечания. Каждое резкое слово в ее адрес. Каждый осуждающий, презрительный взгляд. Каждый момент, когда он входил в комнату, видел ее, и на лице появлялось пренебрежительное выражение. Она не забыла те случаи, когда внезапно поворачивалась к нему, прервав разговор, ощущая, что он смотрит на нее, будто сверлит взглядом.

– Я не представляю, отчего вы испытываете ко мне такую ненависть с первой минуты нашего знакомства. И не имею понятия, что происходит в вашей голове. – Кэтрин непроизвольно подалась вперед, приблизившись к нему почти вплотную, и, что уж совсем невероятно, ткнула пальцем ему в грудь. С силой. – Но с сегодняшнего дня я требую, чтобы вы относились ко мне как к любой другой своей сотруднице. Хватит вести себя так, будто я демон, посланный из ада специально для того, чтобы вас мучить.

Кажется, он даже затаил дыхание. По крайней мере, пальцем она не ощущала, как поднимается и опускается его грудь. Неужели он окаменел?

– Уберите руку, – процедил Лука, закипая еще больше от гнева. – Немедленно.

Кэтрин пропустила его слова мимо ушей.

– Я не обязана доказывать, что я порядочный человек. – Она еще раз ткнула его пальцем, с не меньшей силой, чем в первый раз. – И я больше не желаю выслушивать от вас оскорбления.

– Я велел вам убрать руку.

Кэтрин бросила на него испепеляющий взгляд.

– Меня не интересует, что вы говорите и что обо мне думаете, – медленно и отчетливо произнесла она и ткнула пальцем в третий раз. Прямо в углубление между выступающими мышцами на торсе.

Движения его были такими быстрыми, что она не успела за ними проследить. Стоило ей ткнуть его пальцем, как в следующую секунду уже ощутила грудью твердые мускулы его торса, а рука ее была заломлена за спину. Чувства Кэтрин было трудно описать. Казалось, неведомая сила сбросила ее с одной из гор, окружавших озеро, и она летит по направлению к земле.

Сердце металось в груди словно в клетке, потемневшее от ярости лицо Луки, его напряженное тело были слишком близко, она прижималась к нему, даже преграда из платья не спасала. Ничто не создавало барьера, через который не мог бы донестись до нее аромат его туалетной воды – немного цитрусовых нот и специи. От него исходил жар, словно от хорошо нагретой печи.

От ощущения близости его обманчиво расслабленного тела внутри все закрутилось в вихрь. Она слышала только гул, через пелену которого до нее донесся голос Луки.

– Дура, – прошипел он. Губы его были так близко, что слово можно было попробовать на вкус. Мысль о том, что она может сейчас прижаться к его губам, сделала ее беспомощной. – Вот что я о тебе думаю. Ясно? – прошептал Лука.

В следующую секунду он склонился к ней и поцеловал.

Он не просил. Не колебался. Он просто взял, что пожелал.

Ощущая его губы, Кэтрин замерла, ожидая очередной волны страха, беспокойства или паники, что обычно сопровождалось проявлением интереса к ней мужчины.

Однако этого не произошло.

Лука целовал ее так же лениво, как делал и все остальное. Рука ее по-прежнему была за спиной. Он положил свободную ладонь ей на щеку, направляя так, как ему было нужно.

Во рту стало мокро и жарко.

Появился новый, прекрасный, животный вкус мужчины.

Он целовал ее так, будто они тысячу раз делали это прежде, словно этот момент был логическим завершением двухлетних отношений.

Ей оставалось только сдаться, позволить этому пламени захватить себя и добраться до самых глубин. На нее давила мощь его торса, от которой появлялась боль в груди и еще нечто тревожащее, вибрирующее и невыносимо тяжелое, что стекало вниз к самому животу. Это нечто настаивало, требовало.

И Кэтрин забыла.

Забыла обо всем, кроме восхитительного вкуса его губ, кроме грубого очарования, волшебства, которое он творил, заставляя ее подчиняться, будто понимал, на что способно ее тело, хотя она сама не имела об этом ни малейшего представления. Она словно перестала существовать, сгорая в этом пламени. Оно обволакивало ее, достигая каждой клеточки, каждое его прикосновение поражало, словно удар, сладкий и волнующий.

Лука отстранил ее от себя так резко, будто ему стало внезапно больно.

– Черт возьми, – пробормотал он и добавил что-то более жесткое на итальянском.

Кэтрин чувствовала, что ему будет непросто сразу ее отпустить, но стояла, не в силах вымолвить ни слова. Она не понимала, что с ней происходит, что значит эта буря внутри, от которой закипает кровь и стучит в висках, словно удары грома. Кожа стала очень чувствительной, и тело отказывалось удерживать в себе то неизвестное, что так яростно бушует внутри.