– Вы говорите, что у меня лицо обезображено. Дайте зеркало.

– Не стоит. Потрясения вам вредны, думайте о приятном, – покачал головой врач.

– Дайте мне зеркало, – потребовал Алексей. Слова давались с трудом, да еще зубов не было.

– Хорошо, Лена, принеси ему зеркало, – попросил у медсестры врач.

Через несколько мгновений, перед Алексеем поставили зеркало на грудь. То, что он увидел, было просто чудовищно. Искривленные губы, беззубый рот, и самое страшное это ожог, оставшийся после, видимо, кислоты.

– Доктор, разве нельзя ничего сделать? Как я людям такой покажусь? Как домой поеду?

– Я не знаю парень, как ты домой поедешь, но все эти дефекты можно исправить в специализированной клинике.

– Блин, и долго я буду здесь?

– Ну, как полностью восстановишь силы, так и выпишем. Да ты не грусти. Приятные новости я тебе напоследок оставил. – Врач смотрел испытывающим взглядом, а Алексей пытался понять, что еще они мне приготовили.

– Давайте не томите уже.

– Вобщем за последнюю операцию, когда ты сопровождал генерал-майора Малюту, тебе дали Героя. Остальные получили орден мужества. И это не все, – глядя на широко открытые глаза Алексея, с улыбкой произнес врач, – Командир войсковой части №3265, выражает тебе благодарность за спасенный экипаж БТРа и саму машину. Он подал представление о награждении тебя орденом мужества. Так что у тебя теперь и орден в кармане.

– Ну тогда у меня их уже два, – со вздохом произнес Алексей.

– Два? – переспросил врач.

– Ну да, один то у меня уже есть. Зашибись, испорченная к черту жизнь и звание Героя. – Алексей снова посмотрел на себя в зеркало, – блин, тем, кто меня видит, уже, надо орден мужества давать. Да ведь? – Алексей пытался улыбнуться медсестрам.

– Он только что вышел из комы и уже флиртует. Значит, на поправку быстро пойдет, – выдал врач.

– Давайте парни расходитесь, хватит на меня пялиться. – Буркнул Алексей.

– Не каждый божий день «призрака» встретишь. Говорят, после последней операции вас только с дюжину по всей Чечне осталось. – Произнес парень, и Алексей почувствовал, что после этих слов народу у его койки прибавилось.

– Какого ляда, ты мне чего сейчас тут, популяцию отслеживать будешь, уйдите, Христом богом прошу. – Вспылил Алексей и даже не заметил, как привстал на локтях.

Народ стал неохотно рассасываться. Алексей обессиленный упал в кровать и закрыл глаза. Мысль о том, что он, возможно, скоро будет дома, снова согрела ему душу, и Алексей понемногу успокоился. Деньги у него на счету были. Сделает операцию, и все будет нормалек.

– Махнев, сукин ты сын! – Голос, до боли знакомый, буквально вырвал Алексея из его мечты.

Алексей открыл глаза и приподнял голову. К нему широким шагом направлялся Головатенко.

– Михаил Сергеевич, а вы то чего тут оставили? – оторопел он.

– Да я из-за тебя приехал, – Головатенко сиял словно новый медяк. – Мне говорят, Махнев в Грозненском госпитале объявился, я аж чуть дар речи не потерял. Звание Героя посмертно уже тебе присвоили. Теперь документы выправлять надо. Мы ведь на тебя похоронку отправили, и груз двести парни увезли.

Головатенко нашел стул и сел на него верхом, возле кровати Алексея. С минуту он молча созерцал парня, заглядывая в глаза, потом, видимо удостоверившись, что это все-таки он, вынул бутылку водки. Медсестры начали было роптать, но полковник махнул рукой и зло зыркнул в их сторону. Следом нашлись два стакана. У Алексея в тумбочке было полно закуски.

– Давай рассказывай, где был, – разливая содержимое бутылки по стаканам, потребовал Головатенко.

– Что здесь происходит? – услышал Алексей рассерженный голос хирурга.

– Это кто? – спросил Алексея Головатенко, внимательно разглядывая парня.

– Это наш хирург. – Ответил Алексей.

– Понятно, – кивнул полковник, – садись, – кивнул он хирургу.

– Ды вы с ума сошли, товарищ полковник, он же…

– Сядь, – тихо, но жестко приказал Головатенко.

Хирург понял, что лучше не возражать. Он присел на край кровати Алексея.

– Извини, – наливая водку в третий стакан, произнес полковник, – ты мне этого балбеса, с того света вытащил. Я тебе очень благодарен, давай дернем за встречу.

Чокнулись, залпом махнули водку и Алексей начал свое повествование. Полковник изредка матерился, да цокал языком.

Ближе к вечеру уже изрядно захмелев, они расстались, и Алексей провалился в сон. Врач сидел с ними не долго. Выпил стакан и ушел. А Алексей с полковником сидели и вспоминали боевые дни.

В середине июля Алексея выписали. До вокзала парня провожало несколько парней с которыми он сдружился в госпитале. Они достали ему гражданку. Помогли восстановить утерянные и испорченные документы. Обменялись адресами и Алексей, сев в поезд до Москвы, отправился домой.

В поезде он старался поменьше пугать народ своей внешностью и вставал покурить да в туалет как можно реже. Духота стояла неимоверная. Народу тьма. Алексею досталось место на верхней полке.

Проехав сутки, люди освоились и стали переходить из купе в купе в поисках собеседников и собутыльников.

К вечеру стало спокойнее и Алексей решил сходить покурить. Идя обратно, он задержался у одного из купе. Там сидели четверо ребят. Два паренька и две девушки. Парень играл на гитаре и пел.

– Извините, ребята, можно с вами посидеть, гитара нравится?

– Пожалуйста, – подвинулся паренек. Алексей присел и, прислонившись спиной к стенке, закрыл глаза. Не хотелось видеть брезгливого или сочувствующего взгляда девушек. Хотя одна смотрела в окно, а другая с интересом разглядывала стакан.

Парнишка пел песни из репертуара Цоя, ДДТ, Петлюры и еще какие-то мало знакомые Алексею композиции. Через час он начал играть по второму кругу.

– А вы умеете играть? – спросил он вдруг у Алексея, после очередной песни.

– Да я уже сто лет гитару в руки не брал. – Улыбнулся тот.

– Попробуйте, а то у меня уже пальцы болят. – Пожаловался парнишка.

– Ну давай, – кивнул Алексей и взял гитару. Пальцы легли на струны и парень взял несколько аккордов.

– А говорите сто лет не играли, – произнесла одна из девушек.

– Говорил, – кивнул Алексей и посмотрел на девушку.

Он не знал, что спеть, в голову не лезло ни одной песни. Те, что он пел до армии, теперь казались ему глупыми. Хорошие песни почти все перебрал парень. В купе повисла тишина. Ребята терпеливо ждали.

Вдруг в голову пришла одна из песен, которую сочинил знакомый Алексея в Чечне. Алексей снова заиграл. Сделав пару проигрышей он запел:

Осенний дождь стучит в окно,

Срывает желтую листву.

Я не был дома так давно.

И сны о нем как наяву.

А здесь среди кавказских гор,

Ты думаешь лишь об одном,

Как сотни раз встречал ты взор,

Людей отравленных свинцом.

А мы десант, а мы десант,

Все этим сказано стократ

Нам больше нет пути назад,

Нам только под свинцовый град.

И мы шагаем в этот ад.

Растяжки, мины, снайпер – гад.

В эфире наш родимый мат.

Идем вперед, а не назад.

И Гудермес и Ханкала,

Остались за бортом Ила.

И нет ребят их не вернуть,

Они ушли в последний путь.

Зажав в ладонях автомат.

Холодной сталью обожгясь,

Ты вспоминаешь тех ребят,

Сквозь зубы тихо матерясь.

Не надо мама, я вернусь.

Он на вокзале говорил.

«Я за тебя сынок боюсь»

Отец его благословил.

А в горле ком и горечь слез

И молча зубы стиснешь ты,

Не слышать им весенних гроз,

И не дарить родной цветы. (с)

Повторив припев, Алексей стал играть тише и тише, пока не замолк совсем. В купе повисла тишина.