– Завтра со мной пойдешь, – сказал Семен, вешая ружье на стену. – Вот только экипировку тебе надо сменить.

Ольга до сих пор носила свою одежду – джинсы и куртку, под которую поддевала свитер или кофту, но с ужасом ждала, когда начнутся настоящие морозы. В глубине души она надеялась, что вид раздетой женщины смягчит не знающее снисхождения к слабостям сердце Семена, и он отвезет её к людям.

Но у него все было предусмотрено. Вечером, после ужина, он достал один из тюков и начал вынимать теплые вещи. Размер явно не его, гораздо меньше. На свет появились стеганные штаны и куртка с капюшоном из пятнистой ткани, невысокие дутые сапожки на липучках и толстой подошве, рукавицы, шерстяной тренировочный костюм, носки и шапка-ушанка с завязками.

– Зацени, все новое, только с рынка, – похвастал Семен. – Я о своих женщинах забочусь. Примерь.

Ольга взяла в руки куртку. Сорок восьмой размер. Не подойдет.

– Твоя Алка худышкой была, да?

– Не так чтобы очень, но да, стройная. Только ноги коротковаты были и попа великовата. Да ты не волнуйся, тебе в самый раз будет. Мне со стороны виднее: ты свои телеса растрясла основательно.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что жирок с тебя сошел, вот чего! Натягивай, будет в пору. У меня глаз – алмаз.

Женщина стянула с себя джинсы, надела штаны. В длину нормально, пуговицы на талии с трудом, но застегнула. А ведь и впрямь похудела, только за всеми этими переживаниями не обратила внимание. Так, теперь сапоги. Великоваты.

– Ничего, пару носков лишних наденешь, – посоветовал Семен. – Зимой одной пары по-любому будет мало. Давай куртку.

Куртка тоже была в пору, только рукава длинноваты.

– Это надо завернуть, вот тут липучки, ими закрепить. Повернись.

В узком пространстве между столом и печкой Ольга повернулась кругом, а Семен придирчиво её оглядел.

– Подвигайся, согнись, попрыгай, – велел он. – Не жмет, не давит? Удобно?

– Вроде да.

– А чего глаза на мокром месте? – прикрикнул с раздражением мужчина. – Не по моде?

– В жизни бы такое не надела, – независимо взглянула на него Ольга. – Я шмотки из Милана привозила, ясно?

– Куда уж яснее, только ты в миланских тряпочках и носа не высунешь за порог, а так хоть на охоту, хоть на рыбалку в любой мороз. Тут главное вечером все на веревку у печки развесить, поняла? За ночь одежда просохнет, теплой будет, утром снова наденешь, и весь день тепло будет. Да, к рукавицам лямку пришей, да через петлю на куртке продень, а то потеряешь – других взять негде.

Иногда их занятия по стрельбе проходили, так сказать, в полевых условиях. Глубоко в лес и высоко на отроги гор Семен не забирался, так как понимал, что неподготовленная охотница задохнется на первом же километре, поэтому они кружили вокруг поляны, высматривая добычу. Здесь среди могучих вязов и дубов, зарослей ольхи и рябины водились рябчики, глухари, частенько попадались серые куропатки. Проблема была в том, что Ольга не успевала вскинуть ружье и выстрелить до того, как птица вспорхнет со своего места. Все патроны уходили в никуда.

– Ладно, на сегодня хватит, – решал Семен. – Возвращайся, а тут еще похожу…

Едва переставляя усталые ноги, Ольга добиралась до жилья, падала на лежак и лежала, не шевелясь и даже не сняв куртки и сапог.

Потом поднималась и принималась за дела.

Налить в кастрюлю воды, положить туда двух выпотрошенных куропаток, накрошить луку. Останется бросить горсть вермишели, посолить, и готово. Семен не привередлив, готов съесть что угодно, лишь было свежим и очень горячим. Он даже чай пил кипяток и не обжигался.

Ольга глянула на свои руки: обветренные, покрасневшие от холодной воды, с коротко постриженными ногтями, они производили жалкое впечатление.

Видел бы меня сейчас Кирилл или кто-нибудь с фирмы, вздыхала женщина. Хорошо, здесь ни одного зеркала нет. Хотя для Урала и так сойдет.

Суп был почти готов, а Семен все не показывался. Женщина, прихватив ружье, вышла за порог. Ранние сумерки опустились на поляну. Древним динозавром чернел посередине поляны накрытый сетью вертолет. Над вершинами гор загорелась первая звездочка. Еще час, и станет темно. Где Семен?

Она беспокоилась, потому что понимала, случись что с ним, и она пропадет. От голода, холода. Тем более ей самостоятельно не выбраться отсюда. Так что Семен – гарант её свободы.

Вдруг краем глаза она отметила какое-то движение слева от вертолета. Зрение у неё было отменным, и она разглядела ушастого зверька. Заяц!

В секунду она вскинула ружье и выстрелила. Заяц подпрыгнул на месте и замер.

Попала или нет? Ольга кинулась к замершему зверьку. Он лежал, уткнувшись мордочкой в снег, длинные уши повисли на одну сторону. Дрожащими руками женщина подняла зверька. Чуть ниже уха кровавая дырочка.

– Попала, – выдохнула Ольга и прислушалась к себе: что она чувствует? Смесь жалости к зверьку и радость, что её пуля не пролетела мимо. – Вот теперь я охотник!

Вскоре вернулся с добычей Семен. Увидев на скамье тушку зайца, удивленно глянул на жиличку, которая, не торопясь, разливала суп по мискам.

– Твоя работа? – он взял в руки тушку, оглядел рану. – Хороший выстрел. Как удалось?

– Как-то так, – пожала плечами женщина. – Он неожиданно выскочил на поляну и присел, ну, я на автомате и пальнула.

– Теперь я за тебя спокоен, – похвалил Семен. – Без добычи ты не останешься. Завтра со мной?

– Нет, пойду одна, ты на меня плохо действуешь.

– Это как?

– Все время под руку говоришь.

Мужчина промолчал. Ужин прошел спокойно, после ужина Семен занялся шкурками, а Ольга развесила теплую одежду под потолком позади печки, сходила за свежей водой, замочила на завтра гречку. Утром набухшая ядрица быстро сварится.

Уже лежа в спальнике, Ольга еще раз провернула в голове свой удачный выстрел, потом всплакнула от жалости к бедняге зайцу, повздыхала на тему «что с нами жизнь делает» и уснула как всегда без сновидений.

Последнее, о чем она подумала, что теперь она не просто жиличка в доме на поляне, а полноправный партнер.

***

На защищенной от ветра отрогами гор поляне ветер был редким гостем, а вот ледяная сырость доводила до жуткого озноба, даже если выбегаешь из избы на несколько минут. Да и одежда после дня шатаний отсыревала, делалась тяжелее и за ночь едва успевала просохнуть.

Но жаловаться Ольге было некому. Семёна все устраивало, для него сырость, мороз или неожиданная оттепель проходили незаметно, если это не влияло на количество и качество добычи. Теперь он охотился полдня, а остальное время занимался шкурками. Руки от кислотного раствора у него не просто стали красными, но и покрылись язвочками. Вечерами он смазывал кисти рук какой-то домашней мазью, которая отвратительно воняла, напоминая запахом и цветом мазь Вишневского.

Жизнь текла размеренно, в постоянных заботах, ленивых разговорах по вечерам и десятичасовом сне. Семен вел себя спокойно, а Ольга старалась не провоцировать его на ссоры. Хотя многое её стало сильно раздражать. Например, вечером Семен начинал громко, со стоном зевать, открывая рот во всю ширь. После еды частенько икал, однажды взялся чихать и чихал до слез, до соплей, и все никак не мог остановиться. А ночью бывало… Да что тут говорить: для него женщина была чем-то вроде предмета обстановки. Так чего же её стесняться?

Леса на вершинах гор уже сплошь покрылись снегом, внизу снег покрывал землю и кустарник. Весело смотрелись на белом фоне зеленые свечки елей и пихты – вечнозелёные деревца до тридцати метров высотой, с красивой конической кроной. Ольге нравилось гладить стволы пихты, ощущая под рукой их ребристую поверхность. Тонкие ветви деревьев опускались почти до самой земли, образуя что-то вроде шалаша, укромного местечка, где можно было отдохнуть или переждать непогоду. Иногда Ольга находила на стволах утолщения, заполненные душистой прозрачной живицей. Это природное лекарство она запасла на всякий случай и теперь смазывала им трещинки на руках, а Семену оно помогало при болях в пояснице.